| << пред. << >> след. >> 19
Взгляд старой судомойки долго преследовал Жюльена. Выйдя во двор, он поставил корзинку на багажник и с минуту стоял неподвижно. Под стеклянной крышей террасы никого не было, и свет горевшей там лампы не достигал его. Мальчик глубоко вздохнул. Ночь была холодная. Мимо портала гостиницы проезжали машины, освещая на миг переднюю часть двора. Из кухни, хотя дверь была закрыта, доносились крики и звон кастрюль. Сквозь матовое стекло кухонного окна было видно только, как время от времени мимо лампы скользит чья-то расплывчатая тень. Впрочем, сейчас все расплывалось у него перед глазами.
— Я, верно, пьян, — пробормотал он. — Ведь пьяным всегда так кажется.
Довольно долго он простоял в нерешительности, потом взялся за корзинку. Стоявший внутри котелок при этом слегка накренился. Мальчик поправил его и двинулся в путь, толкая перед собой велосипед.
На улице он приладил корзинку на голове и, убедившись, что она прочно сохраняет равновесие, уселся на седло.
— Хорош я буду, коли расквашу себе физиономию!
Жюльен несколько раз повторил эту фразу. Он старался держаться середины мостовой, чтобы избегать выбоин; динамо на его велосипеде было не из сильных, и так как он не решался ехать быстро, то оно давало совсем слабый свет. Несмотря на холод, мальчик вспотел. Очень скоро рука, поддерживавшая корзинку, начала дрожать. Время от времени он икал. От вина в желудке жгло.
Он пристально смотрел на мостовую, но перед его глазами по-прежнему стоял взгляд старой судомойки. Два глаза. Только два глаза. Лица он уже не помнил. А вернее сказать, даже не разглядел его как следует. Два глаза под плохо расчесанными седыми прядями. И еще — морщинистая кожа, густая сеть морщин. А в глубине, меж двух морщин, — взгляд. Жюльен видел также ноги старухи с набухшими венами и лодыжку, из которой сочилась кровь.
Потом в его памяти всплыла кухня, наполненная паром, дымом, сложными запахами, кухня, где стояли крики и ругань, где ярко пылал огонь в плите и где неистовствовал шеф-повар — толстяк с красным лоснящимся лицом, с венчиком волос на жирном затылке, в грязном, пропитанном потом колпаке. Мальчик почувствовал, что в нем растет и ширится неведомая ему дотоле сила, и одновременно им овладело отвращение, едкое, как вино, которое жгло его.
...Он снова в кухне, шеф-повар только что ударил старушку; и тогда он, Жюльен, который уже два месяца тайком занимается боксом, молотя мешки с мукой в подвале, он, ученик из кондитерской Петьо, набрасывается с кулаками на краснорожего толстяка. Со всего размаха он закатывает ему оплеуху, потом плюет в лицо и коротким ударом под ложечку сбивает с ног, так что тот летит под стол! И валяется там, исходя бессильной яростью и постепенно трезвея.
Все происходит так быстро, что остальные повара даже не успевают вмешаться. Прежде чем уйти, Жюльен поворачивается к старушке. Теперь она уже смотрит совсем по-иному. Она улыбается. И как будто хочет сказать, что не может поверить в подобное счастье...
Жюльен свернул с Шалонской улицы, миновал казарму и вскоре оставил за спиною последний фонарь. Теперь темноту освещал лишь колеблющийся луч его фонарика. Мальчик быстро крутил педали, но дорога была плохая; проехав еще немного, он затормозил и опустил ногу на землю.
Чем дальше он отъезжал, тем сильнее его горячили винные пары. На каждом шагу он бормотал:
— Негодяй. Подлый негодяй. Надо было... Конечно, он бы задал мне взбучку, но все-таки надо было бы...
Взгляд старушки все время преследовал его. И Жюльен спрашивал себя, что же выражал этот взгляд. Прежде всего великий страх, но и еще что-то. Что-то таинственное.
Он еще долго двигался почти в полной темноте. Вдали, справа и слева, светились маленькие оконца. Он видел, как они танцуют, затем они тут же исчезали, чтобы опять появиться чуть дальше.
В груди Жюльена все ширился и ширился великий гнев. Теперь он злился не только на краснорожего толстяка, но и на самого себя. Потом в голове у него все мешалось, все становилось смутным и туманным.
Наконец он добрался до виллы, которую искал. Узнал машину господина Петьо, прошел садом и позвонил у дверей.
Его хозяева были уже тут, в обществе какого-то господина и дамы.
— Смотрите-ка, дорогой друг, вот и ваш шедевр привезли! — воскликнула женщина.
— Сначала попробуйте, а уж потом хвалите, — заметил господин Петьо.
— Но, надеюсь, вы сами-то попробовали.
— Ну, нет! Настоящий повар никогда не пробует кушаний своего приготовления. Он должен быть уверен в себе. Довольно и того, что он пробует блюда, приготовленные его помощниками. Когда я служил в отеле, в Париже, под моим началом было до двадцати пяти человек. Вот тогда, можете поверить, я немало перепробовал разных блюд.
Хозяин дома рассмеялся.
— Ну что ж, поглядим, — заявил он. — Ты нам столько времени твердишь о своей хваленой лангусте под бордоским вином, что, если она окажется невкусной, мы заставим тебя самого съесть ее, причем вина не получишь.
Все расхохотались. Жюльен смотрел на них с растерянным видом. Госпожа Петьо раскрыла корзинку и подняла крышку с котелка.
— Во всяком случае, пахнет чертовски вкусно, — заявил владелец виллы.
Его супруга наклонилась и с минуту вдыхала запах кушанья, потом сказала:
— Мне всегда хотелось, чтобы вы приготовили лангусту прямо у нас.
— Нет-нет, у себя на кухне мне куда сподручнее, — возразил господин Петьо.
В эту минуту его жена, сложив руки и слегка присев, прощебетала:
— Если б вы только знали, какую он поднимает суматоху, сколько изводит посуды, когда принимается колдовать на кухне... Не правда ли, милый Жюльен?
Она повернулась к мальчику и смотрела на него с широкой улыбкой. Видя, что он молчит, госпожа Петьо повторила:
— Не правда ли? Вы-то, милый Жюльен, знаете это лучше всех! Ведь посуду-то вам мыть приходится.
Жюльен молча кивнул головой. Лица стоявших перед ним людей плавали в каком-то светлом тумане, их голоса звучали необычно. Он изо всех сил старался понять, что ему говорят. Перед ним то и дело вставали глаза старухи судомойки, и мальчик чувствовал, как в груди его вновь закипает гнев.
— Какой у вас странный вид, милый Жюльен, — заметила госпожа Петьо.
К ним подошла хозяйка дома.
— Славный мальчуган, и такой вежливый, — сказала она. — Он уже несколько раз бывал у нас, привозил пирожные.
Господин Петьо вытащил котелок из корзинки. Потом повернулся к Жюльену.
— Вот и прекрасно, — обронил он, — можешь забрать корзинку домой.
Мальчик не шевельнулся. Только на минуту прикрыл глаза. Стоявший перед ним туман приобрел багровый оттенок. Жюльену показалось, что все вокруг заплясало, завертелось, смешалось в кучу — и глаза старухи судомойки, и красная рожа шеф-повара; все слилось — и голоса, и шум, и крики; затем он внезапно открыл глаза. Двое мужчин и две женщины стояли неподвижно, глядя на него. И тогда совершенно неожиданно, ни секунды не раздумывая, так, будто слова помимо воли вылетели у него изо рта, он громко спросил:
— А котелок? Разве его не нужно сейчас же отвезти в гостиницу?
Госпожа Петьо вытаращила глаза. Казалось, румяна с ее скул внезапно расползлись по всему лицу. Жюльен не сводил глаз с хозяина, а тот лишь нахмурил брови и пробормотал:
— Это... это верно, мне... мне не следовало брать чужой котелок... Возвратишь его завтра. Не забудь прихватить его, когда повезешь туда рогалики.
Хозяин шагнул вперед, поднял корзинку и протянул ее мальчику.
— Держи, — сказал он. — И поезжай быстрее... поезжай быстрее, тебя, верно, ждут с ужином.
Он подтолкнул Жюльена к двери. Госпожа Петьо поспешно растворила ее. Мальчик попятился и вышел.
Теперь в его голове теснились слова, целые фразы. Ему хотелось крикнуть: «Это ложь, вовсе не он приготовил лангусту, а помощник повара из гостиницы «Центральная».
Господин Петьо вышел следом и притворил за собой дверь. Подойдя вплотную к ученику, он прошипел:
— Что это на тебя нашло? Ты что, рехнулся?
Жюльен отпрянул и прижался спиной к железным перилам крыльца. Хозяин несколько мгновений молчал, а потом скороговоркой процедил сквозь стиснутые зубы:
— Да ты напился! От тебя разит вином. Убирайся. Убирайся прочь! Но ты мне за это дорого заплатишь. Очень дорого. Предупреждаю тебя!
Жюльен спустился по лестнице. Он услышал, как сзади хлопнула дверь. Когда он проходил садом, лампа, горевшая на крыльце, потухла. Мальчик остановился. Из дома доносились громкие голоса. Ему показалось, что там смеются.
Он ощупью, точно слепой, двигался вдоль забора, ища свой велосипед. Поставил корзинку на багажник и, перед тем как сесть на седло, замер в неподвижности, затаив дыхание и все еще стараясь услышать, о чем говорят в доме. Голоса там звучали все более приглушенно.
Только теперь Жюльен почувствовал холод. Его окутал ночной мрак.
Мальчик безотчетно прошептал:
— Господи, что это и вправду на меня нашло?
И он медленно покатил на велосипеде, стараясь держаться середины дороги; луч его фонарика вздрагивал на ухабах.
<< пред. << >> след. >> |