[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Буало-Нарсежак. Ворота Моря.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  ЭПИЛОГ

  ПОСЛЕСЛОВИЕ

<< пред. <<   >> след. >>

      VIII
     
      — Она могла задержаться из-за непогоды, — заметил Сэвр.
      — Откуда она должна приехать... как вы думаете?
      — Из Нанта.
     Доминик зажгла люстру.
      — Ключи, — скомандовала она. — Теперь они мне нужны. Я была терпелива, вы не станете отрицать; но всему есть предел... Ключи!
      — Подождите еще немножко... Может, она вот-вот появится.
      — Нет. С самого начала вы мне морочите голову.
     Сэвр в последний раз взглянул на городок, затем старательно закрыл окно. Незачем кому-то видеть свет в блоке. Он подошел к Доминик.
      — Ладно. Сейчас я вам все объясню, — сказал он.
      — Скачала ключи.
      — Поймите меня. Она, конечно, приедет завтра. Она знает, что нужна мне.
      — Вы воображаете, что я намерена ждать, пока эта особа соблаговолит объявиться, даже если она в самом деле существует. Шутка чересчур затянулась.
      — Доминик!
      — Я запрещаю вам звать меня Доминик. Довольно! Она уже не шутила, кокетство — в сторону. Она отстаивала свое право непокорившейся женщины, всегда готовой обвинить мужчину в двурушничестве. От гнева даже рот побелел.
      — Я мог бы вам сказать, — заговорил Сэвр, — что я тоже у себя дома, здесь, в этом огромном строении. Это я его построил... Потому я и укрылся здесь... Квартира-образец как раз внизу. К сожалению, она непригодна для проживания.
      — Не верю вам.
      — Меня зовут Сэвр... Жорж Сэвр... Я живу в Ла-Боль. По лицу Сэвра она пыталась угадать, говорит ли он правду. Когда он захотел пересесть на другой конец дивана, она мгновенно отпрянула.
      — Оставьте меня... Не приближайтесь!
      — Я только хочу, чтобы вы поняли, в какой ситуации я оказался... Мой зять покончил жизнь самоубийством... мы возвращались с утиной охоты...
     По мере того как он говорил, он осознавал всю абсурдность своих слов. Она мгновенно почувствовала его смущение и прервала его:
      — У вас должны быть документы... Как вы докажете, что вы тот, за кого себя выдаете?
      — Вот именно, не могу доказать... Все мои документы, все личные вещи я оставил на теле зятя, так как решил выдать его за самого себя... Постойте! Я прекрасно сознаю, насколько все это кажется бредом, но поймите... Я руковожу... то есть руководил деловой конторой. Строил дома... Продавал квартиры... вместе с компаньоном. Мерибелем... мужем моей сестры...
     Теперь она слушала и следила за движениями его губ, как дитя, которое увлечено какой-нибудь историей.
      — Я, конечно, рассказываю вкратце, — продолжат Сэвр. — По вине Мерибеля мы столкнулись с чудовищными финансовыми неприятностями.
      — Почему?
     Он с удовольствием отметил этот признак интереса. Ей следовало рассказать всю правду с первой же минуты. И он был бы тогда избавлен от многих мучений.
      — Я полагал, что мой зять честный человек, но он оказался мошенником. Он продавал по нескольку раз одни и те же квартиры... Известный фокус... Некто... по фамилии Мопре... раскрыл эти штучки... и начал нас шантажировать... Тогда Мерибель выстрелил себе в голову из ружья... Не знаю, понимаете ли вы, что это такое — выстрелить себе в голову из ружья...
      — Замолчите! — пробормотала Доминик, закрыв лицо ладонями.
      — Мне пришла в голову мысль устроить подмену! Я был разорен. Погиб... Оставалось только одно — исчезнуть... Надо было укрыться в таком месте, где меня никто бы не нашел, в пустынном, заброшенном в это время года месте... Поэтому я пришел сюда и выбрал эту квартиру... самую удобную... самую обжитую... Сестра должна привезти мне все необходимое, чтобы окончательно подготовиться к побегу... одежду... немного денег... Одно обстоятельство я недостаточно учел: возможно, полиция ведет за ней слежку. Что касается меня, тут все в порядке... по телевидению сообщили о моей смерти, в этом никто не сомневается. Однако разыскивают Мерибеля и, конечно, предполагают, что моя сестра знает, где он, надеются, что она приведет их к нему... Она приедет, будьте уверены... Но, может быть, не раньше завтрашнего дня, а то и послезавтрашнего... Как только она сочтет, что обстоятельства благоприятствуют... Теперь вы мне верите?
     Она уронила руки и посмотрела на него с тоской, взволновавшей его.
      — Вы можете рассказывать мне все что угодно, — сказала она.
      — Клянусь вам, это правда. Посудите сами: этот охотничий костюм, так удививший вас... вот вам и оправдание... коробки консервов... ведь я захватил с собой, что под руку попало, когда бежал... И еще деталь... Бритва! Я забыл, что здесь напряжение двести двадцать. Конечно, я ее пережег. Так что волей-неволей оброс бородой... Хотите убедиться? Я выбросил бритву в мусорный ящик. Могу спуститься за ней.
     Она все еще не верила и медленно вернулась в гостиную.
      — Допросите меня! — воскликнул он.
      — Это самоубийство, — сказала она нерешительно. — Человек не станет так легко кончать с собой. Он ведь предвидел, что рано или поздно все может открыться.
      — Да, но вы забываете о внезапности. Мы возвращались с охоты. Разве могло ему такое прийти в голову?.. И потом, ведь рядом была жена... Я был рядом... Его обвинили в нашем присутствии. Вот он и сломался.
      — Поразительно!.. И много он растратил?
      — Не знаю. Возможно, несколько десятков миллионов.
      — Он ни в чем не признался?.. Вы поверили на слово шантажисту?
      — Простите!.. А его собственное заявление? Мерибель признал свою вину, только не сказал, сколько именно украл.
      — А если бы вас допрашивали в полиции, вы рассказали бы то же самое?
      — Разумеется.
      — И вы полагаете, что вашу версию приняли бы? Сомневаюсь.
     Наморщив лоб, машинально теребя пальцами кисть диванной подушки, она старалась как можно точнее выразить свою мысль.
      — У полиции, — продолжала она, — видимо, есть возможность проверить, какой нет у меня... Вот вы этим воспользовались... Может, вы выдумали это самоубийство, чтобы произвести на меня впечатление, предстать в такой великолепной роли...
      — Словом, я лгу.
      — Не знаю... — устало сказала она. — Я сыта всем этим по горло... вами, вашими горестями... Выпустите меня!..
     Потрясенный, Сэвр искал способ убедить ее.
      — У меня есть и другие доказательства, — сказал он вдруг.
     Он только что вспомнил о бумажнике и обручальном кольце, которые бросил в ящик. Побежал за ними, выложил их на диван, между нею и собой.
      — Ну и что, бумажник... вижу... обручальное кольцо, — промолвила она.
      — Это его вещи. На кольце должны даже быть его инициалы.
     Он взял кольцо, зажег люстру и, нагнувшись, встал ближе к свету, пытаясь прочесть:
      — М.-Л — Ф. Мари-Лор — Филиппу... И дата их свадьбы... Разве можно такое выдумать?
     Он поднял глаза, и его поразило выражение ненависти, застывшее, как гипсовая маска, на ее лице.
      — Вы могли украсть и бумажник и кольцо...
     Она резко поднялась и подошла к нему совсем близко, будто собираясь его ударить.
      — Вы могли его убить... Вот в это я скорее поверю. Вдруг она рухнула на диван и разразилась рыданиями. Он же, исчерпав все свои аргументы, в отчаянии искал способ убедить и успокоить ее. Встал на колени, протянул руку.
      — Доминик... Послушайте... Вы прекрасно знаете, что вам нечего меня бояться.
     Она вскочила, будто ужаленная, грубо оттолкнула его, убежала на кухню и заперлась там. Подавленный, Сэвр увидел свое похожее на призрак отражение в зеркале гостиной. Прислонился к стене, без сил.
      — Доминик! Умоляю вас!
     Теперь он вел переговоры, прижав рот к двери.
      — Если бы я хотел вам зла, разве стал бы я тянуть так долго?
      — Убирайтесь!
     Он подергал ручку, толкнул дверь плечом. Ключа в замке не было, она, видимо, приперла дверь стулом или гладильной доской. Он толкнул дверь посильнее, и створка немного приоткрылась. Слышно было ее тяжелое, прерывистое дыхание.
      — Доминик... Будьте благоразумны... Может, я плохо все объяснил... Я не хочу, чтобы между нами было хоть малейшее недоразумение... Вы мне так нужны, Доминик...
     Боже мой! Что он такое говорит! Слова текли потоком, слезно кровь из раны.
      — Я люблю вас, Доминик... Вот... Вы должны это знать... Любящий мужчина не может убить... Способны вы это понять?
     Он прислушался. Она замерла, как объятое ужасом животное. Надо было говорить, говорить, говорить что попало, лишь бы успокоить ее, убаюкать звуками голоса.
      — Вы думаете, что все это я сочинил? Но если вы утверждаете, что знаете мужчин, вы должны были почувствовать, что все это правда! Это правда, я люблю вас!.. Может, это смешно, глупо... Но что поделаешь?.. Я ничего не жду взамен. Только бы вы перестали испытывать ко мне недоверие... Клянусь вам, Доминик, я ни в чем не повинен... На первый взгляд все против меня, это так. Разве вам никогда не приходилось быть искренней и видеть при этом, что вам не доверяют?.. Вы знаете, какое это несчастье? Хуже не бывает. Так вот, все это происходит со мной... Кстати... да, пожалуй, есть еще одно средство убедить вас... Я так взволнован... что забываю все на свете.
     Он пошарил по карманам, вытащил письмо Мерибеля. Пальцы дрожали так, что он выронил письмо. А потом никак не мог развернуть.
      — Смотрите! С этого надо было начинать... Письмо... Его письмо, написанное перед смертью.
     Доминик бросила в щель недоверчивый взгляд.
      — Я его вам прочту, — сказал Сэвр. — Я решил уйти из жизни. Пусть в моей смерти никого не винят. Прошу прощения у всех, кому я нанес ущерб, а также у моих близких. Подпись: Филипп Мерибель — так и написано.
      — Покажите!
     Она все еще не сдавалась, но снова готова была разговаривать. Сэвр взял письмо за кончик и подержал его так перед дверной щелью.
      — Я ничего не вижу. Дайте его мне, — попросила Доминик.
      — Тогда откройте!
      — Вот видите, вам нельзя доверять. Для вас все средства хороши — лишь бы не дать мне защищаться.
      — Вам незачем защищаться. Уверяю вас, Доминик!.. Откройте!
      — Сначала письмо!
     Он заколебался, потом просунул руку в щель, крепко держа письмо за верхнюю часть листка. Она потянула так сильно, что бумага разорвалась. В руках Сэвра остался лишь клочок письма. Он изо всех сил стал дергать дверную ручку.
     
      — Доминик! Умоляю... Это письмо может спасти меня... Это единственное доказательство, что Мерибель покончил с собой.
      — Ключи!
      — Что?
      — Верните мне ключи!
     Он бросился на дверь, и она приоткрылась пошире.
      — Если вы войдете, я порву письмо.
     Тяжело дыша, он растирал плечо. Он с такой силой ударился о дверь, что, казалось, сердце защемило где-то между ребрами. Услышал, как чиркнула спичка.
      — Боже мой! Доминик!.. Вы не сделаете этого...
     Он снова разбежался и бросился на дверь. Что-то треснуло за створкой. На этот раз он почти что мог протиснуться в щель. Она подносила пламя спички к краю бумаги. Тоже потеряла голову. Пламя то касалось письма, то удалялось от него. Она никак не могла приноровиться. Сэвр проталкивался в щель между дверью и стеной. Его толстая куртка зацепилась за дверную ручку.
      — Остановитесь... Доминик!
     Чем больше он тянул куртку, пытаясь освободиться, тем больше сопротивлялась ткань.
     Пламя лизнуло уголок бумаги, затем быстро взметнулось вверх, к державшим письмо пальцам. Вены на шее Сэвра вздулись, он попытался рывком открыть дверь. Он видел, как черное пятно пожирает нижние строчки, написанные Мерибелем. Поздно! Мускулы сразу обмякли, он рванулся назад и освободился, оказался по ту сторону двери, испытывая такое чувство, точно из него выкачали кровь. От письма оставался лишь обуглившийся клочок, который отделился от пальцев Доминик, рассыпался на мелкие кусочки, кружась опустившиеся на плиточный пол, где они съежились, как высохшая кожура. Сэвр прислонился спиной к стене.
      — Ну что ж, теперь вы довольны! — сказал он.
     Она медленно уронила руку, только что державшую письмо. Понемногу ярость сползла с ее лица. Она закрыла глаза, опять открыла их, будто пробуждаясь от долгого сна.
      — Не надо было меня провоцировать, — бросила она. Он схватил стул за спинку и поставил рядом с собой.
     Ноги его уже не держали.
      — Если меня арестуют, моя песенка спета. Вы только что вынесли мне смертный приговор... А ведь я никого не убивал! — прошептал он и добавил с горькой усмешкой: — Да и неспособен на это. Если бы я был тем, за кого вы меня принимаете, я задушил бы вас сию минуту, без колебаний.
     Он опустил голову, посмотрел на дрожащие руки, упавшие между колен, и продолжал охрипшим голосом:
      — Но раз это вы, я не могу вас ненавидеть... Вы по-прежнему хотите уехать?
     Она взяла табурет — тоже была без сил.
      — Может, я ошиблась, — призналась она. — Поставьте себя на мое место. Вы даете мне честное слово, что ваша сестра должна скоро приехать?
      — Конечно. Зачем мне лгать в моем положении?
      — В таком случае я ее подожду.
     Она наблюдала за ним, как судья за подсудимым.
      — Вот видите... — снова заговорила она. — Кажется, вы уже менее уверены... в себе... Я хочу, чтобы в ее присутствии вы повторили все, что мне сказали... Если это правда, я постараюсь вам помочь.
      — Вы постараетесь прежде всего сбежать. Ни о чем другом вы не думаете!
      — Не доверяете?
     Подбородком он указал на пепел, оставшийся от письма.
      — После такого — трудно!
     Одинаково удрученные, они замолчали, прислушиваясь к шуму ветра и дождя.
      — Я делала в своей жизни немало такого, чем не стоит гордиться. Но я вовсе не такая злая женщина. Если вы заслуживаете того, чтобы получить шанс на спасение, я помогу вам. Но меня столько раз обманывали!.. Дайте мне поговорить с вашей сестрой.
     В сущности, почему бы и нет?.. Сэвр задумался. Может, это как раз и было бы наилучшим решением? Доминик могла бы стать более ценной союзницей, чем Мари-Лор. Ведь она может свободно передвигаться. Она вне подозрений. Ей не нужно доказывать свое право быть здесь, у себя дома. Но самое главное, он не... потеряет ее... так сразу.
      — Вы же понимаете мое положение? — добавил он. — С точки зрения закона я умер... Никто не должен меня опознать.
      — Понимаю. Самое сложное — выпустить вас отсюда, — согласилась она.
      — Если вы мне поможете, вы станете соучастницей.
      — Как сказать! Все это надо обдумать... Зачем сейчас об этом говорить?.. Подождем вашу сестру.
     Казалось, напряжение спало, атмосфера вроде бы смягчилась. Может, оттого, что у него пропало желание бороться; а может, она умерила свою враждебность... Парадоксальным образом сожженное письмо сблизило их. Они испытывали одинаковое замешательство, и это тоже было своего рода способом быть вместе. В молчании уже не таилась угроза. Она встала, достала из стенного шкафа щетку и осторожными ловкими движениями подмела пепел, словно прикасаясь к мертвой птице, к хрупким останкам, заслуживающим уважения. Это было наилучшим доказательством, что она поверила в его историю, несмотря на некоторые умолчания, бывшие всего лишь остатками гордыни. Затем она приготовила нехитрый обед и накрыла на двоих.
      — Скоро нам нечего будет есть, — заметила она. Это невольно оброненное «нам» тоже было знаком.
      — Завтра вы будете свободны! — сказал он. И тотчас поправил себя, чтобы попасть ей в тон: — Мы будем свободны!
     Они наспех поели. Она казалась озабоченной больше его. Их согласие было столь хрупким, что Сэвр предпочел не разговаривать. Хотел было помочь ей вымыть посуду, но она, ни слова не говоря, отстранила его. Тогда, желая показать свою добрую волю, он включил телевизор. Когда объявили местные новости, она бесшумно вошла в гостиную и осталась стоять. Было ясно, что она не сдалась, пока что ограничивалась нейтралитетом. Но о происшествии на ферме в теленовостях речи не было. Сэвр выключил телевизор. Какое-то время она не двигалась, будто не заметила, что экран потух. Она казалась какой-то рассеянной, даже более того — отсутствующей, как бывает, когда человека поразит дурная весть. Может, ее мучила совесть за то, что она сожгла письмо? Сэвр чувствовал, что она уже не помышляла о том, чтобы вырваться на свободу. Все сложнее: он уже не был для нее препятствием, проблемой. В каком-то смысле уже не был ничем! Со времени разыгравшейся на кухне сцены он просто меньше ее интересовал. Быть может, она презирала его из-за того, что он наговорил ей столько безумных слов? Он не смел расспрашивать. Понимал, что они испытывали робость по отношению друг к другу. Она удалилась в спальню, а он пожалел о том времени, когда они были врагами. Ветер стих. Глупо было терять этот, без сомнения, последний их вечер. Как много еще ему надо было ей сказать. Он прошел через гостиную, вышел в коридор.
      — Доминик! Доминик... Я хотел бы... — позвал он ее.
      — Завтра, — бросила она.
     Он не настаивал. Не пытался больше, как накануне, ходить из угла в угол, тайком подсматривать за ней. Растянулся на диване. Ночник по-прежнему высвечивал на ковре дорожку, но смотреть на нее не хотелось. Когда он в отчаянии замер, его свалил сон, а затем наступило утро. Пришел новый день, решающий день. Буря стихала. Было слышно, как с крыш падали капли. Шум моря отступил. Сэвр сел среди смятых подушек и вдруг увидел ее. Она сидела в кресле у телевизора уже одетая — манто лежало у нее на коленях, как у пассажирки, ожидающей первого поезда.
      — Доброе утро, — сказал Сэвр.
      — Нет больше сил, надо кончать, — прошептала она. В голосе ее опять слышалось озлобление.
      — О! Времени у нас достаточно, — ответил Сэвр и тут же пожалел о том, что у него вырвалось.
     Чтобы доказать добрую волю, он открыл окно, откуда можно было следить за дорогой. Моросил мелкий тепловатый дождик, в его дымке скрывался конец пустыря, дом. Ветер совсем стих.
      — Ее можно и не заметить, — обронил Сэвр.
      — Пусть поторопится, — выдохнула Доминик.
     Утро тянулось долго. Сэвр приготовил чай, предложил чашку Доминик, но она отказалась. Она с трудом сдерживала нетерпение, то и дело подходила к окну и нервно бродила из угла в угол. Прибралась в спальне. Уложенный чемодан стоял в прихожей у входной двери. В полдень они съели холодный легкий завтрак, и Доминик привела в порядок кухню. Постепенно квартира опять обретала нежилой вид, и по мере того, как тянулось время, они чувствовали себя все более и более чужими друг другу. Дождь заморосил сильнее, и все затянуло туманом. Стало прохладно, после того как выключили камин.
      — А машину мы услышим? — спросила Доминик.
      — Вряд ли она рискнет остановиться рядом с домом. Скорее всего, на насыпи, а оттуда дойдет пешком, — заметил Сэвр.
      — С чемоданом?
     Она словно бы намекала, что Мари-Лор глупа, что все вообще было глупостью, что если она ждала, то только из чувства порядочности. И, конечно, она сожалеет, что на какую-то минуту поверила в невиновность Сэвра.
     И Сэвр прекрасно понимал, что, если Мари-Лор не появится, он уже не сможет удержать Доминик. Он сидел на диване, и вдруг, стоя у окна, она почти недоверчиво воскликнула:
      — Кажется, это она!
     Он подскочил к Доминик. Согнувшись под тяжестью чемодана, из тумана в серой дымке выступал серый силуэт. Да, это была Мари-Лор.
      — Подождите меня здесь. Я помогу ей, — крикнул Сэвр. Он выскочил на лестницу, поискал выключатель, зажег свет, протянул руку к кнопке лифта, но тут же спохватился и поспешил закрыть квартиру на ключ. Когда вернулся к лифту, увидел, что кабина поползла вниз. Не зная о том, что он на четвертом этаже, Мари-Лор, верно, собиралась подняться на третий этаж, в квартиру-образец. Он уже не успевал встретить ее внизу. С бьющимся сердцем стал ждать, услышал мягкий толчок кабины, остановившейся на первом этаже. Тогда нажал кнопку вызова. Щелчка не было. Наверное, Мари-Лор трудно втащить чемодан через автоматическую дверь, которая всегда закрывается слишком быстро. Наконец кабина тронулась — замигала сигнальная лампочка. Может быть, Мари-Лор, полагая, что ошиблась, пыталась остановить лифт? Но кабина продолжала тихо подниматься. Остановилась перед ним.
      — Наконец-то ты! — сказал он, открывая дверцу. В кабине никого не было.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft