| << пред. << >> след. >> XI
Доминик уснула. Лежа в темноте с открытыми глазами, Сэвр не думал ни о чем. Медленно гладил бедро Доминик. Словно к нему переливалась от нее кровь, радость, покой. Она была рядом — уже не жертва, но подруга, продолжение его самого. Он мог погладить ее рукой и чувствовал, что из глубины сна тело это, влажное от усталости, все еще тянулось к нему, чтобы наконец ему довериться; в этом была такая новая, такая потрясающая уверенность, что он продолжал недоверчиво ласкать ее, и пальцы его, будто пальцы слепого, осязая, питались видеть и восторгались округлостью живота, прокрадывались под грудь, туда, где в сокровеннейшем тепле пульсировала жизнь, извлеченная из его жизни, отныне единой. И шум прибоя убаюкивал их; волны набегали на песок и, казалось, накрывали их. Может, это и было счастьем... эта беспредельная усталость... эта бесконечная близость... без единой мысли в голове... это чуднее остановившееся мгновение, когда на исходе ночи ладонь сплелась с ладонью, перед самым приходом утра, перед бегством, уже подстерегавшими их, быть может, опасностями. Но страх не мог отравить радость. Он повернулся лицом к плечу Доминик, прижался губами к ее коже у самой подмышки... Так бы и пил се всю. Коснулся кончиком языка, потом отвернулся, чтобы не дать вспыхнувшему желанию превратиться в муку. Рука безвольно упала, его охватило оцепенение. На мгновение они стали подобны пустым скорлупкам, плавающим рядом на ночной волне. В глубоком забытьи он не переставал ощущать свое счастье, как негасимый огонек. Потом, собрав все силы, попытался проснуться, дабы не дать ускользнуть этой фантастической ночи, и рука ощущала вновь близость. Доминик, его берег, его твердая земля, была рядом, она вздрагивала, ее тоже тянуло к нему; дыханье их смешивалось; он удерживал свое, чтобы почувствовать на своей щеке ее легкое, как колыхание веера... короткое, чуть сладковатое, детское дыханье... Он не знал до сих пор, что уснувшая женщина так похожа на маленькую девочку. Он столького еще не знал... Но если бы пожелал сейчас все это осознать, он вышел бы из блаженного оцепенения, в которое доверчиво погрузился. Потом, потом, помедли, жизнь!..
Но жизнь ворвалась, не желая промедлений. Он узнал ее по бледной полоске света в оконной щели. Несмотря на тепло постели, он угадал, что задул холодный ветер. Пора было вставать, если Доминик хотела успеть на автобус. Он тихонько разбудил ее, и опять нахлынуло наслаждение. Тело Доминик выплывало из сновидений постепенно, подобно островку в час отлива, когда море отступает, несмотря на набеги и откаты волн. Первыми оживали руки, лениво тянулись к объятиям. Нога несмело придвигалась к забытому спутнику. И лишь лицо оставалось непроницаемым — в плену последней ночной грезы. От легкой судороги дрогнул чуть влажный рот. Встрепенувшись, руки потянулись к груди Сэвра.
— Доминик! Доминик! — звал он вполголоса. — Вот так! Еще!
Счастливый вздох, голова Доминик откидывается на подушку. Дрожат ресницы, из-под полуприкрытых век пробивается первый взгляд, еще смутный, полный радости любви, словно все еще обращенный внутрь. Она покусывает губы, вспоминает, округляет их, чтобы сказать: «Жорж», но едва шепчет. И вдруг Доминик обхватывает его, сжимает изо всех сил, обвивается вокруг его ног, поясницы с такой неистовой силой, что он задыхается. Смеется. Пытается вздохнуть.
— Доминик... Мне больно, малыш.
— Который час?
Он освобождается из ее объятий, зажигает люстру, показывает будильник.
— Половина восьмого.
Она уже вскочила, сгребла одежду, брошенную на спинку стула.
— Я опаздываю на автобус. Скорее готовь кофе!
А он все смотрел, как она одевается, быстро застегивает бюстгальтер, натягивает эластичный пояс. Смотрел бы так на нее каждое утро, и каждое утро становилось бы открытием, и каждое утро...
— Поторопись, Жорж. Опаздываю!
Голос чист. Она натягивала чулки с такой ловкостью и быстротой, что у Сэвра рождалось поразительное ощущение уверенности. Он уже чувствовал себя спасенным благодаря ей. Приготовил кофе. Когда принес чашки в гостиную, она была уже готова, подкрашена, в перчатках и составляла список необходимых покупок.
— Какой у тебя размер обуви?
— Кажется, сорок второй.
— А рубашек?
— Тридцать восьмой или тридцать девятый. Тридцать девятый лучше.
Пока она записывала, он открыл чемодан, взял оттуда две купюры из пачки. И только тут понял, на что решился, понял, что оба они уходят в подполье. Стоя проглотили горячий кофе; только глаза говорили друг другу, что все правильно, жребий брошен.
— На обратном пути я сяду в одиннадцатичасовой автобус. Вернусь чуть раньше полудня... Сегодня вечером выедем в Нант шестичасовым автобусом. В это время народу — никого.
Она улыбнулась ему, уверенная в себе.
— Я провожу тебя до первого этажа. Помни о Мари-Лор. Одновременно повернув голову, они прислушались, они забыли, что кто-то прятался тут неподалеку. Она пожала плечами.
— Бродяги еще спят, — решила она. — Обещай только не выходить до моего возвращения. Я буду беспокоиться.
Они замерли в долгом поцелуе, затем Сэвр открыл дверь на лестничную площадку и снова запер ее на ключ, пока Доминик входила в лифт. Начали спускаться, сразу же посерьезнев, словно испытывая неловкость. Она опять превращалась в путешественницу; она была свободна, а он... В вестибюле обнялись в последний раз.
— Не волнуйся. Все будет хорошо, — сказала она. Постепенно отставая, Сэвр прошел до начала улицы, провожая ее взглядом через эспланаду. Воздух был прохладен; еще сверкали крупные звезды, и море набегало на берег с легким шорохом, как в погожие дни. Дойдя до городка, Доминик обернулась, опрометчиво помахала рукой, затем исчезла, и Сэвр вернулся к дому, у него сжалось сердце. Он чувствовал себя покинутым и уязвимым больше, чем когда-либо. Остановился у садика, снова прислушался. Стояла полная тишина. В вышине зеркальным блеском сверкали фасады. За казавшимися бесчисленными рядами окон скрывались тайные убежища, множество тайных убежищ. Где прятался этот человек? Быть может, совсем рядом... Охваченный страхом, Сэвр бросился к лифту; с облегчением запер за собой дверь квартиры. Оставалось убить несколько часов. Он вернулся в спальню, застелил постель, привел все в порядок. Невзирая на гибель Мари-Лор, он чувствовал безмерное счастье, делал над собой усилие, чтобы не засвистеть, не заговорить вслух с самим собой. Чувства, образы, мысли, жажда действия переполняли его; ему хотелось показать Доминик, на что он способен. Раз уж Мерибель знаком с людьми, изготовлявшими фальшивые документы, он постарается договориться с ними. Это нетрудно. У Доминик адреса, необходимые рекомендации. Оттуда он переедет в Италию. Остальное — чепуха. Они доберутся до Южной Америки, и нечего больше будет бояться, что кто-то выдаст его французской полиции. Таких ведь немало, попавших в подобную ситуацию. К тому же... Нет ничего проще, чем заставить работать этот громадный капитал и постепенно вернуть долг... В этих новых странах, где все надо создавать заново, богатый, уверенный в себе человек, умеющий воспользоваться деньгами, не может не преуспеть. К тому же рядом будет Доминик! Любить, творить, созидать — это одно и то же. Ему открылась еще одна истина... Вынужденный идти по стопам Мерибеля, он неминуемо и быстро, словно по наследству, обрел бы все то, что составляло силу, напор, успех его зятя... И даже это потрясающее равнодушие к общественному мнению, которое иногда с таким апломбом демонстрировал Мерибель, невольно начинало передаваться и ему. Когда на другом конце света он станет преуспевающим человеком, а это произойдет довольно скоро, его перестанут терзать угрызения совести и он сумеет наладить контакт с бывшими верными друзьями; он объяснит им тайну своего исчезновения и, быть может, вернется во Францию... Но в этом вопросе, однако, в голове еще был туман. Конечно, было бы лучше оставить надежду навсегда... Ведь у него была Доминик! Он то и дело возвращался мыслями к ней. В сущности, она была его отечеством, его домом. И он снова подумал об их первой ночи. Опять вышел в гостиную. Как же все это было странно и почти неправдоподобно. Ведь только потому, что ему пришло в голову здесь укрыться, последовала эта удивительная цепь событий, в которой, сам того не желая, он был то свидетелем, то жертвой, то счастливым триумфатором. В один прекрасный вечер он повел себя как игрок и стал попеременно проигрывать и выигрывать, проигрывать и вновь выигрывать. Может, и стоило играть собственной жизнью, вместо того чтобы по-глупому копить деньги... Он открыл окно, потому что его охватило нетерпение. Как только он издалека заметит Доминик, он сразу бросится к ней, чтобы уберечь ее от недоброй встречи. Но среди бела дня риск был невелик. Если бы Мари-Лор приехала пораньше, она, быть может, не наткнулась бы на субъекта, напавшего на нее, разумеется, с целью грабежа. Вдруг Сэвру пришла в голову новая мысль. Разумеется, с целью грабежа. В машине Мари-Лор, конечно, был и другой чемодан, тот самый, с бельем и одеждой. Но полиция ни полсловом не обмолвилась об этом. Значит, чемодан исчез. Это как раз и подтверждало, что убийцей был бродяга. Опять-таки потеря обернулась серьезным выигрышем, поскольку смерть Мари-Лор значительно облегчала его новые планы. Странное совпадение! Сэвр посмотрел на часы. Доминик должна была вот-вот вернуться. Он занял место в углу у окна. Впервые за... сколько же дней?.. небо было голубым... нежно-голубым, будто сулившим счастье, а там, вдали, золотились крыши; дым из труб устремлялся прямо вверх. В лучах солнца носились чайки. Над лужами поднимался пар. Кошмар кончался.
Воздух был так чист, звуки разносились так далеко, что Сэвр отчетливо расслышал сигнал автобуса. В это время года пассажиров было, конечно, немного. Сейчас появится Доминик... Внезапно от острой тревоги свело живот. Что, если за ней слежка, что, если ее арестовали?.. И сейчас он увидит жандармов? Полно! Для игрока ему не хватает апломба. Откуда эта навязчивая идея — жандармы? Слово, знакомое с детства, произносимое взрослыми, уважавшими традиции и законы! Слово, которое надо стереть, как непристойную надпись. А! Вот и она!
Действительно, это она, и уже направляется к эспланаде. Она согнулась под тяжестью чемодана, и он как бы вновь увидел Мари-Лор. Тот же силуэт, та же походка... Все начиналось сначала. Но на этот раз он опередит ее внизу... Он бегом бросился к двери, достал ключ, хотел сунуть его в замочную скважину. Почему же этот чертов ключ не входит туда? Им овладела паника. Он давил на ключ изо всех сил и одновременно дергал дверь. Он прекрасно знал, что она заперта на ключ, потому что сам повернул его на два оборота, когда вернулся. В чем же дело?.. И вдруг он заметил в скважине другой ключ, вставленный снаружи, — он-то и блокировал замочную скважину. Теперь он увидел его блестящий конец. Чтобы повернуть ключ, вытолкнуть наружу, нужны были клещи, какой-нибудь слесарный инструмент. Он бросился к окну.
— Доминик!
Она исчезла. Она была уже в вестибюле. Сейчас сядет в лифт. У него задрожали колени. В голове загудело. Он вернулся в прихожую, пальцами ощупал дверь, словно надеялся обнаружить филенку с выемкой, снабженной скрытой пружиной. Его заперли. Кто?.. Тут уж о бродяге не могло быть и речи. Некто решил помешать ему выйти навстречу Доминик. Следовательно...
Он набросился на дверь и, ничего не добившись, только ушиб плечо. Силой не одолеть. Но как... как? Он отдавал себе отчет, что время уходит. Доминик уже должна быть там, за дверью... Если же нет, то это означало лишь одно... О боже, нет, нет! Только не это!.. Винты! Их надо вывинтить. Неужели на кухне нет никаких инструментов?.. Он торопился, глаза заливало потом. В ящике стола он нашел довольно тяжелый молоток; но отвертка была слишком мала. Принялся за работу. Винты были замазаны краской. Он никогда не отличался особой ловкостью, инструмент выскальзывал из рук, когда счистил краску с винта, понадобилось изо всех сил налечь на отвертку, одновременно поворачивая ее против часовой стрелки. Он молча боролся с замком: схватка металла и воли — кто кого? Наконец со второй, третьей попытки он одолел — судорожно вывинтил винт. Вот уже более пяти минут он мучается. Что с Доминик? Пока он ожесточенно работал, с кем боролась она? Куда ее увезли? В ней было упорство, нервная сила, хладнокровие. Она бы не поддалась так просто, как Мари-Лор. Но каждая истекшая минута давала выигрыш нападавшему. Замок теперь двигался в своем гнезде. Удалось в конце концов расшатать его с помощью молотка, но личинка крепко еще держала задвижку. Оставалось это последнее препятствие. Два винта! Может, Доминик уже мертва... К чему думать, вечно думать об идиотских вещах!.. Отставив ногу назад, упершись плечом в филенку, полуприкрыв глаза, обнажив зубы, он топтался вокруг отвертки, как потрошитель, и личинка наконец поддалась. С треском выскочила из дверной рамы. С последним ударом молотка все вылетело наружу. Дверь распахнулась.
Сэвр бросился на лестничную клетку, открыл лифт. Кабина была на месте. Ее никто не вызывал. Он лихорадочно соображал. Может, просто кто-то где-то задержал Доминик, чтобы заставить его выйти, оставив в квартире чемодан? Может, это был отвлекающий маневр?.. Не выпуская из рук молотка, который мог стать страшным оружием, он ринулся за чемоданом. Не так уж он помешает ему, пока он займется поисками, а застигнутый врасплох противник неминуемо обнаружит себя. По правде говоря, Сэвр чувствовал, что все его гипотезы не выдерживают критики. Поскольку Мари-Лор умерла, никто не мог знать о существовании чемодана, кроме Доминик и его самого...
Он хлопнул дверью кабины и спустился вниз. Ведь не Доминик же, вернувшись, сунула свой ключ в замочную скважину. Не успела бы... Да, но ведь только у нее был ключ... Лифт остановился, и Сэвр выскочил с чемоданом, перебежал через вестибюль и остановился перед залитым солнцем садиком. Что дальше?.. Тишина, тайна окутывала высокие фасады. Что предпринять? С чего начать?.. Он сделал несколько шагов. Представил себя со стороны с этим чемоданом в руке — таким нелепым, растерзанным, похожим на жалкого торговца, который ищет местечко, где можно худо-бедно торговать сомнительным товаром. Он не смел позвать Доминик, чтобы не выдать врагу, что он уже на свободе. Руки горели от мучительной возни с замком. Болел каждый мускул, и вся эта смертельная усталость перерастала в чудовищное ощущение полной катастрофы. От легкого ветерка пришли в движение и скрипели похожие на ребусы части металлической скульптуры — мобиля. На асфальте виднелись следы автомобильных шин, настолько четкие, что походили на гипсовые слепки. Они уже начинали подсыхать, Сэвр отмечал все эти подробности словно бы со стороны, испытывая гнетущее чувство опустошенности. Где искать?.. Сколько времени займет этот поиск?.. Не следы ли это малолитражки?.. Нет. Она не выезжала из гаража. Тогда что за машина проехала здесь в бурю?.. Прямые, как рельсы, отпечатки шин терялись у начала садика, но... Сэвр пробежал еще несколько метров... отпечатки вновь возникали под козырьком пандуса, ведущего к гаражам. Здесь он еще не был и поэтому не заметил их раньше. Пошел по следу, спустился в подвал, зажег электричество. Следы были менее четкими, казались давнишними и вели прямо к одному из боксов. На дверце он увидел цифру 3.
Три! Эта цифра выгравирована на английском ключе от квартиры Фрэков. Значит, Доминик приехала на машине? Обман? Ни самолета, ни автобуса не было?.. Но чтобы доехать из Валенсии сюда, понадобилось бы по крайней мере два, если не три дня! Сэвр поставил на пол чемодан и вытащил связку ключей. Маленький ключ подошел. Дверь была из нескольких пластин, которые скользили по рельсе вдоль стены, — нужно было лишь толкнуть вбок.
Створки раздвинулись. Бокс заполняла темная масса машины. Он поискал выключатель, но еще в темноте понял, что машина ему хорошо знакома. И все же, когда зажглась лампочка, он остолбенел. Этот длинный красный капот, эта форма, даже застывшая в неподвижности, казалась вытянутой в стремительном беге... Он бросился к багажнику: арабский шрифт и две буквы: МА... «мустанг» Мопре!..
Прижав руку к груди, он попытался спокойно встретить эту неожиданность. Как слепящие фары, замелькали образы, лихорадочные мысли... Мопре... Испания... Доминик приехала из Валенсии... Она была его любовницей... Сообщницей... Они приехали вместе... чтобы шантажировать Мерибеля!.. Никогда несчастный Мерибель не был ее любовником... О! Ничего ужаснее не может быть! Столько лжи... Сэвру казалось, что он умирает. Вышел из гаража. Сел на чемодан с миллионами и положил на асфальт молоток, который до этого не выпускал из рук. Как же она сумела обвести его вокруг пальца, шлюха!.. Человеком, прятавшимся где-то в жилом комплексе, был Мопре. Наконец все прояснилось! Покинув ферму, он прямиком явился на квартиру Доминик. Поставил свою машину и стал ждать. Чего ждать?.. Сэвр еще не знал... Все это скоро выяснится... Но истина была как на ладони. Доказательство: самые труднообъяснимые детали вставали на место, сразу приобретали смысл... будильник, заведенный Мопре, прежде чем он в спешке покинул квартиру... унесенный плед... украденные консервы на складе... Все, все красноречиво говорило об этом. И когда Мари-Лор наткнулась на Мопре, он убил ее. Наверняка у него не было выбора... Когда же Доминик уехала, Мопре блокировал замок... Но зачем?., зачем?.. Потому что в чемодане были деньги!.. Просто чтобы иметь время скоординировать свои действия с Доминик... Теперь они захотят убить его. Без сомнения!
Сэвр снова встал, посмотрел в глубь прохода, где сгустилась темнота. Нагрянут оттуда? Или попытаются его окружить? Они ведь, конечно, знали, что он здесь, в этом подвале. И не переставали следить за ним из какой-нибудь квартиры по соседству. Куда бежать? И стоило ли вообще бежать? Он подобрал молоток, взял чемодан и с трудом поднялся по пандусу. Садик по-прежнему был пуст. Отовсюду на него были устремлены окна, будто взгляды исподлобья. Он сделал шаг, другой к подъезду... Они видят его. И не выпустят. Дошел до подъезда. Ему казалось, что он продвигается по болоту, с трудом вытаскивая из трясины ноги. Стоит ли защищаться? И к чему теперь деньги? Он зашагал к залитой солнцем эспланаде.
Он оказался на дорожке прямо перед основным корпусом. Никто не показывался. Он был свободен. Оставалось одно — бежать к городу, звать на помощь... Он колебался. Может, он ошибся? Да что там! «Мустанг»-то рядом, и Мопре тоже. Что же делать?.. Если бы было время все начать сначала, все обдумать. А он слишком устал. Минуту назад ему казалось, он все понимает... А теперь ничего не знает. Мопре! Да, конечно... В этом сомневаться не приходилось. Но зачем Мопре направился прямо сюда? Ему-то незачем было скрываться... Из газет он узнал о том, что произошло на ферме после его отъезда. Тогда он поступил, конечно, так, как должна была бы поступить полиция. Он стал следить за всеми перемещениями Мари-Лор, догадываясь, что она выведет его туда, где прячется беглец. Решил возобновить шантаж с лучшими козырями!.. Похоже на правду. Но Доминик? Доминик его любовница?.. Что ж, может быть, Доминик сказала правду. По крайней мере не солгала в одном: она пришла к себе домой, чтобы встретиться с любовником, но обнаружила там чужого человека, которого, конечно, сразу же узнала, так как Мопре, видно, не раз говорил с ней о своем бывшем патроне. Как только прошел первый страх, она пустила в ход все средства, чтобы освободиться и предупредить сообщника...
Все было и так — и не совсем так. Сэвр чувствовал, что что-то ускользает от него. Он мог проанализировать поведение Мопре. Например, в смерти Мари-Лор не было уже ничего таинственного. Мопре следил за Мари-Лор, догадываясь, что в чемодане состояние. Напал на нее через несколько секунд после того, как она поставила чемодан в лифт. Остальное... инсценированный несчастный случай — пара пустяков... И с ключами... никаких проблем. Мопре ведь тоже занимался продажей квартир. Может, это именно он заключил сделку с Доминик и ее мужем. Естественно, у него осталась связка ключей. В сущности, все, что Доминик рассказала о своих отношениях с Мерибелем, было правдой, только все это касалось Мопре. Единственное, что не укладывалось в эту схему, так это сака Доминик. Все то, что она говорила, все то, что делала в этот последний день!..
Сэвр был как одна сплошная боль, и эта самая боль твердила: Доминик была искренней, когда сжимала его в объятиях. Мопре всего лишь мелкий вульгарный мошенник. Мопре и Доминик вместе? Не укладывается в голове. И однако... Оставалась другая гипотеза: Доминик не сообщница Мопре, а его пленница. Мопре схватил ее, утащил в ближайший блок, чтобы учинить допрос. А теперь, выведав все, предложит обмен: Доминик за миллионы. Вот почему он не показывается, или это только пока. Выжидает. Но чего? Чего выжидает?..
Сэвр еще раз посмотрел в сторону городка. Все это пространство за его спиной... Затем взглянул на белевшее перед ним, как утес, здание. И повернул обратно. На секунду остановился перед подъездом. Съежился — голова ушла в плечи, словно чувствовал, что его держат на прицеле: может, Мопре вооружен? Весьма вероятно. Направился через крытый вход, прошел мимо медленно вращавшегося мобиля, напоминавшего гроздья курительных трубок, выставленных для любителей в ярмарочных тирах. Что теперь?.. Пора. Сэвр отбросил подальше молоток, чтобы показать, что он сдается, что заранее принимает условия противника. Поставил чемодан на пол, отошел на несколько шагов. Вот так... Забирайте! Он отдает. Задрав голову, обвел взглядом мертвые фасады. Теперь он походил на бродячего певца, которые ходят по дворам, собирая милостыню. Еще никогда в жизни он не был столь жалок, никогда не был в таком отчаянии.
<< пред. << >> след. >> |