| << пред. << Действие третье
ВЕСНА
Речитатив
Голос Костика.
Москва... Пятидесятые годы...
Весна стучит апрельской капелью,
И полдень высушивает улицы
Теплой ладонью.
И снова над нами
Висит оранжевое и голубое.
И снова розовы и прозрачны
Над Сыромятниками закаты.
Москва Гиляровского, ты уходишь!
Нынче уже угасла Молчановка
От звезд Калининского проспекта.
Нынче все чаще, совсем как те,
Сраженные мамонты, уползавшие
Навек вмерзать в свои ледники,
Уходят вагоны в трамвайные парки,
Чтоб никогда не вернуться вновь.
А дома обращаются в щебень,
Стены рушатся и под собою
Погребают былые годы
И неоконченные сюжеты.
Изменились маршруты и телефоны,
Адресаты и адреса,
Только закаты над Сыромятниками
Такие же розовые весной.
6
На сундуке в коридоре сидят Хоботов, Костик и Савва. Час заката. Бьют часы.
Костик. А ты надписи гравировал на разных подарках?
Савва (покуривая). Когда молодой был...
Костик. Вот проявлялись, должно быть, люди. Слова, я уверен, их выдавали. Слишком старательные — для начальства, дежурные блюда — для сослуживцев, полные нежности — от возлюбленных и обезличенные — от жен.
Савва. Нет, это ты обобщаешь... Помню, ко мне пришла одна женщина, просит выгравировать надпись.
Костик. На чем?
Савва. На часах.
Хоботов взглядывает на циферблат.
А надпись была: «Спасибо за сладостные секунды». Я ее спрашиваю: артисту? Нет, говорит. Может, писателю? Нет. Так кому? Оказалось, мужу. (Вздохнув.) Сладостные секунды. Н-да-а...
Костик. Конечно, тебе, как молодожену, такие истории утешительны.
Савва. Я еще на спортивных кубках гравировал имена чемпионов.
Хоботов. Гравировать имена победителей — работа, требующая самоотречения.
Костик. Это упадочничество.
Хоботов. Это жизнь. Один завоевывает медаль, другой же пишет на ней его имя.
Савва. Не знаю, как самоотречения, а тонкости эта работа не требует. Она выполняется спицштихелем.
Костик. Вот вам здоровый взгляд на предмет.
Савва. А вот один мой дружок трудился шестнадцать лет на Монетном дворе. Вы только представьте — все носят значки, а штамп его сделал один гравер. Там трудятся лучшие мастера. Зато и ответственная работа. Герб для денег, правительственные награды — это все на Монетном дворе.
Хоботов. Столько лет выпускать ордена — от этого можно стать философом...
Савва. Он мастер. Высшей квалификации.
Костик. Правильно. Мастера не мудрствуют.
Хоботов. А могильщики в «Гамлете»?
Костик (решительно). Ремесленники.
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Слушаю вас. Да, это Костик. Нет, алмаз мой, я уезжаю. В Центральную черноземную область. Обязательно напишу. (Вешает трубку и возвращается к сундуку.)
Хоботов. Хоть бы придумали поумней.
Костик. Не все ли равно? Грядут перемены.
Савва. Сегодня мы с Маргаритой Павловной идем к строителям. Говорят, будем въезжать через две недели.
Хоботов (задумчиво). Да, перемены...
Костик. Мой друг Савранский, который ездит на мотороллере, имеет приятеля архитектора. Тот утверждает, что по генплану наш теремок будут сносить.
Хоботов. А нас куда?
Савва. Ты не волнуйся. Правительство тебя не оставит.
Хоботов. Тебе-то легко не волноваться. Вы отрясаете прах с своих ног. А я остаюсь.
Костик. Бывают периоды, твой знакомый становится опознавательным знаком эпохи. Ты, Савва, выражаешь собой процесс исторического значения, начавшийся в пятидесятые годы.
Савва. Какой же?
Костик. Глобальный исход москвичей из общих ульев в личные гнезда.
Появляется Маргарита.
Маргарита. Вот что, друзья мои, — не пора ли прикрыть этот клуб? Хоботов, а ты бы поработал. Я видела Варю — ты их держишь.
Хоботов. Мне нездоровится.
Маргарита. Аппендикс. Так я и знала, что этим кончится.
Хоботов. Какие фантазии!
Маргарита. Докатался!
Хоботов. При чем тут катание?
Маргарита (с иронией). О, конечно! Мы должны были доказать, что мы еще молоды и сильны.
Хоботов. Мне этот разговор неприятен.
Маргарита. В здоровом теле здоровый дух...
Хоботов (встает). Я прошу тебя...
Маргарита. Чемпион... (Уходит.)
Хоботов. Савва, ты можешь с ней побеседовать?
Савва. Лева...
Хоботов. Ты муж или ты не муж?
Савва. А вот послушался б ты ее... Как я тебя на катке уговаривал...
Хоботов. Я спрашиваю в последний раз.
Савва. Да потерпи ты... Ведь две недели.
Входят Велюров и Соев.
Велюров. Я ж сказал, что работаю с автором.
Савва. Прощенья просим. (Уходит.)
Хоботов нервно курит, хватая после каждой затяжки новую сигарету.
Костик. Здравствуйте, Соев.
Соев. А-а, Костик, здравствуйте.
Костик. Что-нибудь новенькое принесли?
Соев (с довольной улыбкой). Моей Ольге Яновне понравилось.
Костик. Говорит само за себя.
Велюров. Я уважаю вашу супругу и высоко ценю ее вкус, и все-таки посмотрите финал.
Соев. Очень хороший финал.
Велюров. Ну, прошу вас.
Соев. Ей-богу, на вас не угодишь.
Костик. Соев, дорогу осилит идущий. Вам нужен творческий непокой.
Велюров. Слышите, Соев? Это зритель, для которого мы работаем.
Соев. Он не зритель, он ваш сосед.
Костик. Нет, подождите. Вы — поэт. Вы — рупор эпохи. Ведь так? Ведь верно?
Соев (польщен). Это уж слишком.
Костик. В самый раз. Стало быть, необходимы поиски. Создайте какое-нибудь полотно.
Велюров (обеспокоенно). Зачем ему полотно? Не сбивайте.
Костик. Это относится и к вам. Вы тоже сторонник застывших форм.
Велюров (с обидой). Попросил бы вас...
Костик. Время от времени вы должны изменять свой облик. Артист обязан перевоплощаться.
Велюров. У вас навязчивая идея.
Костик (Соеву). Или такое самовыражение — пишите комедию в стихах. Как Грибоедов.
Соев. Он плохо кончил. Аркадий, завтра я позвоню. (Уходит.)
Велюров. Вы — соблазнитель.
Костик. Скажите «мерси».
Велюров. Вы что — хотите лишить меня автора?
Костик. Семейство Соевых вас погубит.
Велюров. А кто меня выручит? Может, вы?
Костик. Напрасно вы этого не допускаете. У меня талантливое перо. Лев Евгеньич, я вашу бургундскую полечку перепер на родной язык.
Хоботов (нервно). Воображаю.
Костик. Честное слово. Получилось теплое воспоминание о бесправной юности.
Хоботов. Оставьте меня.
Костик. Я представил ее как диалог. Сначала девушка вспоминает. (Напевает.) «Мой отец запрещал, чтоб я польку тан-це-вала». (Хоботову.) Хорошо? А потом вспоминает юноша. И что же оказывается? Он был точно в такой же ситуации. (Напевает.) «Мой отец запрещал, чтоб я польку тан-це-вал».
Хоботов. Волшебно...
Костик. Он ее ободряет: «Не хнычь. И я был в таком же положении».
Хоботов (с тоской). Объясните, чего она хочет?
Костик. Кто?
Хоботов. Маргарита Павловна.
Костик. Вас. Вы ей нужны. Вы должны быть рядом. Это у нее — в подсознании. Поймите, именно так выражается ее потребность в мировой гармонии.
Хоботов. Но это же невозможно!
Костик. Как знать...
Звонок. Хоботов бросается к двери. Входит Людочка.
Хоботов. Людочка, все-таки вы пришли! (Целует ее руки.)
Людочка. Вы заболели?
Хоботов. Сам не знаю. Кисну и не выхожу. (Помогает ей снять пальто.)
Людочка. Ой, бедненький.
Костик. Здравствуйте, Людочка.
Людочка. Здравствуйте, Костик.
Костик. Слышали — последнюю новость? Эмиль Золя угорел.
Людочка. Я не знала.
Костик. Смотрите выключайте конфорки.
Велюров. Может, вы все же меня представите?
Хоботов. Простите. Это Велюров. Сосед.
Велюров. Мастер художественного слова. (Целует ей руку.)
Людочка (смутившись). Ой, ну зачем вы?
Хоботов. Пройдемте ко мне.
Людочка (Костику). А где Светлана?
Велюров. Какая Светлана?
Костик. Одна доцент. (Людочке.) Я вам после скажу.
Хоботов уводит Людочку в свою комнату.
Велюров. Вечно вас окружают тайны.
Костик. Да я могу жить на Трубной площади. Я весь на виду.
Велюров. Вы себе на уме.
Поворот ключа. С улицы входит Алиса.
Костик (снимая с нее пальто). Ну, как киношечка?
Алиса. Глупый фильм.
Костик. Тетя, искусство в большом долгу.
Телефонный звонок. Алиса снимает трубку.
Алиса. Слушаю вас, мой друг. Ах, Костика? Соблаговолите чуть подождать.
Костик (берет трубку). Да. Это я. Но я уезжаю. В Центральную черноземную область. Надолго. Я вас благодарю. За что? Как за что? Разве не ясно? За тайные мучения страстей. Еще за что? За горечь слез.
Велюров (Алисе). Это, по-вашему, не кощунство?
Алиса. Да почему же? Он любит поэзию.
Костик (в телефон). Я обязательно напишу. (Вешает трубку.) Вам что — уже Лермонтов не угодил? (Кивнул на дверь.) У вас другие любимые авторы?
Алиса. Браво! (Велюрову) Парируйте, если в силах.
Костик (с запалом). А вы не можете допустить, что я влюбился как малолеток! Что обрываю старые нити и сжигаю старые письма?
Велюров. Вы не способны.
Алиса. Нет, он способен. Я его знаю лучше, чем вы.
Костик. Спасибо, мой друг.
Велюров. Но как вы спелись!
Костик (целует Алисе руку). Это был достойный ответ.
Алиса, растроганная, уходит.
Велюров. Могу вам сказать, что ваша тетя довершила ваше растление.
Костик. Ничего вы не понимаете. Тетя — дивное существо, но ей не хватало в жизни событий. Одиночество и беллетристика — вот что досталось в удел этой женщине. Меж тем мое пребывание здесь дает ей возможность пережить игру страстей в непосредственной близости от Покровских ворот. И она благодарна.
Велюров. Боже, как вы добры и умны.
Костик. Неискренне говорите. А жаль.
Велюров (махнув рукой). Шуточки... Я всегда был для вас книгою за семью печатями.
Костик. После того, что вы натворили в торжественный день бракосочетания, стало ясно, что ваша сложность идет к вам, как грузчику пенсне.
Велюров. Я уже принес извинения. Я был...
Костик. Все выглядели людьми, и только вы себя проявили как безусловный враг человечества.
Велюров. Не вам меня судить.
Костик. Ну, еще бы! Мой друг Савранский на мотороллере едва не врезался в самосвал, когда узнал об этой истории.
Звонок.
Уходите, это она.
Велюров. Кто еще?
Костик. Она, говорят вам. (Открывает дверь.)
Входит Алевтина. Велюров, вздохнув, скрывается в своей комнате.
Скорее, скорее, я заждался. (Снимает с нее пальто.)
Алевтина. На улице уже пахнет весной.
Костик. Пахнет весной в этой квартире. Вы посмотрите, как я живу, и мы отправимся на Ордынку.
Алевтина. Постарайтесь произвести благоприятное впечатление. Ладно?
Костик. Сделаю все, что могу.
Показываются Маргарита и Савва.
Любуйтесь на дело рук своих.
Алевтина. Добрый день.
Маргарита (неуверенно). Добрый день.
Костик уводит к себе Алевтину.
Знакомая внешность.
Савва. Видная девушка.
Маргарита (стучит к Хоботову). Лев Евгеньич!
Появляется недовольный Хоботов.
Как себя чувствуешь?
Хоботов. Хорошо.
Маргарита. Я бы хотела, чтобы и ты поехал взглянуть на нашу квартиру.
Хоботов. Я сегодня не выхожу.
Маргарита. Жаль. Тебя это тоже касается.
Хоботов. Не понимаю. В какой связи?
Маргарита. Я думаю, ты переедешь с нами.
Хоботов. Зачем это? У меня есть комната.
Маргарита. Комната никуда не денется. Но жить тебе, видимо, лучше у нас.
Хоботов. Позволь, это какой-то нонсенс.
Маргарита. Я посоветовалась с Саввой. Савва — точно такого же мнения.
Хоботов. Савва! Как это все понять?
Савва (уныло). Будешь у нас на глазах. Так спокойнее.
Маргарита. А комната твоя пригодится. В дальнейшем мы совершим обмен.
Хоботов. Людочка!
Появляется Людочка.
Маргарита, Савва! Вот моя будущая жена...
Маргарита. Хоботов, это все несерьезно.
Хоботов (его губы дрожат). Нет, извините.
Людочка. Я лучше уйду.
Хоботов. В таком случае мы уйдем вместе. Где моя шляпа?
Людочка. Вам нельзя.
Маргарита. Несерьезно и непорядочно. По отношению к этой девушке.
Хоботов. Что такое? Тогда говори. Я непорядочен?
Маргарита. Безусловно. Ты как законченный эгоист жаждешь взвалить на эти плечи совершенно непосильную ношу. (Людочке.) Скажите, милочка, вы хотите, чтобы вся ваша жизнь пошла кувырком? Чтобы она превратилась в хаос, в котором будут ежеминутно неведомо куда пропадать квитанции, документы, счета, деньги, ключи, чулки и галстуки? Где в батареях не будет тепла, в кранах воды, на плите огня и, наконец, в лампочках — света? Где каждый миг решительно все будет взрываться, вспыхивать, портиться. Где вам навсегда предстоит вернуться в ледниковый период, но только без шкур, потому что шкур он достать не сможет?
Хоботов (убито). Все правда. Я должен жить один.
Маргарита. Поверьте, я вполне объективна. Как человек ярко окрашенный, он по-своему привлекателен. Но я ведь при этом не говорю о его нездоровом влечении к женщинам. Как он возгорается от каждой юбки. Как вся моя жизнь была отравлена самыми черными — и, увы, не беспочвенными — подозрениями. Надеюсь, он вам читал стихи и обволакивал цитатами?
Хоботов (тихо). Не нужно... Я ведь уже сказал...
Маргарита (твердо). Это сокровище вам не сдалось. Это мой крест, и мне нести его. Вы еще встретите человека и поскладнее и посвежей.
Савва (покачивая головой). Все ж таки, Маргарита Павловна...
Хоботов. Савва, молчи. Она права.
Савва, махнув рукой, уходит.
Простите, Людочка, и прощайте.
Людочка. Вы... отказываетесь от меня?
Хоботов. Я должен. Я не смею вас связывать.
Людочка срывает с вешалки пальто и убегает.
Все кончено.
Маргарита. Кажется, в первый раз ты проявил какую-то зрелость.
Хоботов. Возможно.
Маргарита. Я тебя уверяю, ты еще скажешь мне спасибо.
Хоботов (с горькой усмешкой). «Вонзил кинжал убийца нечестивый в грудь Деларю. Тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво: благодарю». (Внезапно морщится и хватается за бок.)
Маргарита. Колет опять?
Хоботов. Не имеет значения. Что ты сделала? Что я наделал!
Маргарита. Только не устраивай драм.
Хоботов. Это был какой-то гипноз! Непостижимо! Своими руками отдать свое счастье! Свою надежду. Отказаться от обновления! И как всегда, из боязни призраков.
Из комнаты Костика выходят Костик и Алевтина.
Маргарита. Лев, ты ведешь себя как ребенок, которому запретили сладкое.
Хоботов. Отпусти меня, отпусти!
Алевтина (тихо). Все-таки это он ее муж?
Костик (тихо). В известной мере.
Маргарита. О, невропат.
Костик снимает с вешалки пальто Алевтины, помогает ей.
Хоботов (тоскуя). Люблю ее.
Маргарита. Чушь. Самовнушение.
Хоботов. Люблю ее.
Маргарита. Призови свой юмор.
Хоботов. Люблю ее.
Маргарита. Сексуальный маньяк. Савва!
Появляется Савва.
Савва. Что, Маргарита Павловна?
Маргарита. Взгляни на этого павиана.
Алевтина (тихо). Я ничего не понимаю.
Костя. Не все же сразу. Я объясню.
Уходят.
Хоботов. Всю жизнь я жил твоим умом. Всю жизнь я делал, что ты велела. Теперь я хочу простого права: решать свою судьбу самому.
Маргарита. Банально, Хоботов.
Хоботов. На здоровье. Независимые умы никогда не боялись банальностей.
Маргарита. Ты тут при чем?
Хоботов. Грубо, но правда. Я ни при чем. А чья вина? Я мог быть ученым, мог книги писать, а стал каким-то столоначальником, блохоискателем, сундуком. (Бьет кулаками по сундуку.) Весь век копаюсь в чужих предисловиях. Если б не ты...
Маргарита. Если б не я, ты получал бы одни щелчки.
Хоботов. Пусть!
Маргарита. И каждый проворный кляузник вешал бы на тебя собак.
Хоботов. Пусть! Но я бы жил! Я бы жил!
Савва. Лева, уймись!
Хоботов. Савва, подумай, — всю свою жизнь себя ограничивать, бояться прохвостов и дураков, работать вполсилы, жить вполноги, не знать ни ожиданий, ни взлетов. Для этого надо было родиться?
Маргарита. Неблагодарный эпилептик!
Хоботов. Так вот, я женюсь!
Маргарита. Нет, ты не женишься. Умалишенных не регистрируют.
Хоботов. Увидишь. (Садится.) Мне что-то нехорошо. Колет. Перед глазами круги...
Маргарита. Колет. Ну, хватит. Ждать нельзя. Савва, дай записную книжку.
Савва идет.
На тумбочке.
Хоботов. Что ты намерена делать?
Маргарита. Буду звонить Вере Семеновне.
Возвращается Савва с блокнотом.
Хоботов. Я протестую.
Входит Алиса.
Алиса. Друг мой, почему вы кричите?
Хоботов. Алиса Витальевна, дорогая, меня хотят зарезать.
Алиса. Пардон?
Хоботов. Зарезать.
Алиса. Душа моя, что за шутки?
Маргарита (по телефону). Веру Семеновну.
Хоботов. Остановитесь!
Маргарита. Верочка, какая удача, что ты у себя. Да, Маргарита. Спустись, родная, в приемный покой. Я сейчас привезу тебе Хоботова. Его аппендикс что-то шалит. (Специально отводит трубку от уха.)
Доносится громкий прокуренный голос.
Голос Веры Семеновны. Резать ко всем чертям!
Хоботов. Чудовищно!
Алиса. Ах, бедняжечка...
Савва. Ну? Слыхал?
Маргарита (победоносно глядя на Хоботова, в трубку). Твое направление мне известно, я целиком на твоей стороне. (Кивая.) Ты совершенно права, дорогая, — с этим отростком надо кончать. (Кивая.) Не дожидаясь перитонитов. (Кивая.) Единственно прогрессивный взгляд. Что делать, что делать, мы все несознательны. За что и расплачиваемся. Да, едем. Спасибо, дружок! (Вешает трубку.) Лев, собирайся.
Хоботов. У меня уже все прошло.
Маргарита. Возьми туалетные принадлежности. И пару белья. Помоги ему, Савва!
Савва бросается в комнату Хоботова. Она стучит к Велюрову. Тот отворяет дверь.
Аркадий, срочно найдите такси. Хоботову нужно в больницу.
Велюров. А что случилось?
Маргарита. Аркадий, быстро. Дело идет о жизни и смерти. Или вы снова не в состоянии?
Велюров. Сколько можно припоминать? Я же принес свои извинения. (Убегает, на ходу надевая пальто.)
Хоботов. Что происходит, ты можешь сказать?
Алиса. Друг мой, надо быть рассудительным.
Хоботов. Нет у меня никакого приступа.
Маргарита. Будет.
Хоботов. Нормальная температура.
Маргарита. Тем лучше. В холодном состоянии операция пройдет безболезненно. Хотя, согласись, твое состояние от холодного далеко.
Хоботов. Какой-то бред!
Маргарита. Со всех точек зрения тебя полезно госпитализировать. Отлежишься, придешь в себя...
Выходит Савва с хоботовским портфелем.
Савва. Все в аккурате.
Хоботов. Я не пойду!
Маргарита (возмущенно). Доктор наук ждет в приемном покое. Не заставляй меня краснеть.
Вбегает Велюров.
Велюров. Почти немыслимая удача. У подъезда остановил.
Хоботов. Нет! Ни за что!
Маргарита. Тебя не спрашивают. Савва, Аркадий, ведите его!
Велюров и Савва надевают на Хоботова пальто, нахлобучивают шляпу и под руки ведут к машине. Маргарита, торопливо одеваясь, идет за ними, Алиса шлет воздушные поцелуи. Меланхолично бьют часы.
Занавес
Речитатив
Голос Костика.
Дело к маю идет. Оживают бульвары.
Днем — совсем теплынь. И только тогда,
Когда загораются фонари и озаряются витрины,
Когда вспыхивают названия фильмов
И призывы Аэрофлота,
Когда город тысячами огней
От Лефортова до Останкина
Зовет, советует, приглашает, —
Только тогда становится ветреней
И прохладней. А днем печет
Изголодавшееся солнце.
Днем уже ходят в костюмах и платьях.
Старожилы опять ничего не помнят.
На этот раз они не помнят
Такой дружной весны,
такой летней весны.
Дело к маю идет.
Красят скамьи,
Красят скворечники автоматов.
Красят двери. «Осторожно, окрашено!»
Осторожно!
Но нет — не до осторожности.
Дело к маю идет.
7
Больничный дворик. Светит солнышко. Кустарники и деревца. На одной из скамеек сидит Хоботов. Он во фланелевой пижаме, которая ему широка. В глубине под навесом за длинным столом выздоравливающие больные с громкими выкриками «забивают козла». Входит Людочка с кульком.
Хоботов. Людочка! Я вас ждал! Я верил!
Людочка. Ешьте, пожалуйста, я прошу.
Хоботов. Спасибо, я сыт.
Людочка. Вы отощали. Пижама прямо на вас висит.
Хоботов. Просто она не по размеру.
Они целуются.
Когда меня привезли с операции, меня уронили.
Людочка (всплеснув руками). Я так и знала!
Хоботов. Людочка, сколько я пережил! Людочка, я лежал на столе. Обнаженный и беззащитный. Со мной могли сделать все что угодно.
Людочка. Зачем вы? Чего не надо, не сделают.
Хоботов. Откуда у вас такая уверенность?
Людочка. Просто я медицинский работник.
Хоботов. А потом я лежал неделю, а вы не шли...
Людочка. Ну, я ж не знала...
Хоботов. Конечно, конечно... Я сам виноват.
Людочка. Если бы Костик меня не нашел...
Хоботов. То вы не пришли бы.
Людочка. Ну я ж не знала.
Хоботов (умиленно). Боже, сколько в вас чистоты!
Целуются.
Людочка. Но почему же вы не едите?
Хоботов. Не знаю. Не хочется. Не идет. (Чуть нараспев.) «О господи, по жизненной дороге с усилием передвигаю ноги...»
Людочка. Вы говорили об этом врачу?
Хоботов. Эти стихи принадлежат одной французской поэтессе. Знаете, в это самое время она носила под сердцем дитя и, видимо, тяжко переносила этот период. «Что ждет его, младенца моего? О горький мрак, не вижу ничего. Ничто не мило. Взор мутится мой. Не ем, не пью. Тревожусь в час ночной».
Людочка. Это бывает и очень часто. Проявления самые неожиданные. К нам в девятнадцатый кабинет ходила дама в таком положении. Можете себе представить, при виде мужа ее тошнило.
Хоботов. Моя любимая!
Целуются.
Входят Костик и Алевтина.
Костик. Поправляетесь?
Хоботов. Костик, я вам так благодарен. Вы мне вернули этот мир.
Костик. Да ради бога. Чуть что — обращайтесь. Людочка, — это Алевтина.
Людочка. Здравствуйте, Костик про вас говорил.
Алевтина. Верю. Он — разговорчивый малый.
Костик. Верите, слово боюсь сказать.
Алевтина (отдает Хоботову коробку). Конфетки.
Хоботов. Спасибо. Это излишне.
Людочка. Не ест, не пьет и ночью не спит.
Костик. Надо стремительно восстанавливаться. Второго мая, впервые в истории, сезон открывается в Лужниках!
Людочка. Я еще там не была ни разу!
Костик. Это я беру на себя. (Хоботову.) А мы не одни. У нас эскорт. Савранский на своем мотороллере нас почтительно сопровождал.
Хоботов. Где же он?
Костик. Сидит у ворот.
Хоботов. Так пусть он идет сюда.
Костик. Невозможно. Он не бросит стального друга. (Кричит.) Савранский! Ты там не уезжай, а временно побудь за оградой.
Голос Савранского: «Слышу!»
Мы вам не будем мешать.
Входит Велюров в новом костюме.
Смотрите, до слез знакомый образ...
Велюров. Я не вовремя?
Хоботов. Ну почему же?
Велюров. Возьмите яблоко. Это вам.
Костик (Велюрову). У вас такой триумфаторский вид. Кого вы разбили под Аустерлицем?
Велюров (тихо). Я видел...
Костик. Светлану?
Велюров. Ее подругу. В субботу они придут на концерт.
Костик. Не повторите прежних ошибок.
Велюров. Кого вы учите?
Костик (озабоченно). Очень жалко, что вы не грассируете. Этот штришок придал бы вам аромат и шарм.
Велюров (небрежно). Не беспокойтесь. Сойдет и так.
Костик. И малость подправили бы фамилию. Ше-велюров. Это звучней. Менее мануфактурно.
Велюров. Вздор. Нет никакой необходимости.
Костик. Ваше дело. И все же не надо бы забывать. Всемирный фестиваль на носу. Вам следует быть во всеоружии.
Велюров. Не запугивайте меня.
Костик (озабоченно). Глядите.
Велюров (озираясь). В больнице я не лежал. Я был в санатории. Тоже не сахар. Особенно угнетают женщины. Все от шестидесяти и выше. Начисто убивает тонус.
Костик. А зачем вас туда занесло?
Велюров. Меня зондировали.
Костик. И успешно?
Велюров. Бестактный вопрос. (Хоботову.) Я рад, что вам лучше.
Хоботов. Аркадий, я тоже вам очень рад. Хотя не скрою, мне больно вспомнить, что вы участвовали в насилии.
Велюров. Помилуйте, я вас хотел спасти!
Костик (Хоботову). Да, они вас ловко упрятали.
Хоботов. Я ничего не мог поделать. Поймите, один против четырех.
Костик. Все же не стоит переживать. Важно не то, что вас победили. Важно, что вы сопротивлялись!
Людочка. Не надо про грустное говорить!
Костик. Верно, давайте лучше петь. Вашу польку в моем переводе. «Мой отец за-пре-щал, чтоб я польку тан-це-вала. Мой отец запрещал, чтоб я польку танце-вал».
Алевтина. И чтобы я с незаконченным высшим все это слушала.
Людочка. Так хорошо же!
Костик (полуобняв Алевтину). Я перед нею робею. Нет, правда.
Хоботов. Боже мой, Маргарита и Савва!
Людочка. Я убегу.
Хоботов. Ни в коем случае.
Людочка. Убегу.
Костик. Не надо бежать. Временно отойдем под навес и посмотрим, чем кончится партия.
Костик, Алевтина и Людочка идут к доминошникам, и таким образом появившиеся Маргарита и Савва их не видят.
Маргарита (оглядывая Хоботова). Ну, сегодня совсем молодцом. Глаза совсем по-другому смотрят.
Хоботов. Да, я чувствую, что здоров.
Савва. Вот и ладно.
Маргарита. Привет, Аркадий.
Велюров. Каково вам на новом месте?
Савва. Это, брат, сон. Хожу да жмурюсь. Такой это, понимаешь, простор. Такая воля. Гуляй — не хочу. Есть, конечно, чего поделать. Я утром как встал, так сразу за дрель... Ну... и полы, и всякая мелочь. Но это, знаешь, были бы руки. Все налажу в короткий срок. Льву там тоже очень понравится.
Хоботов. Это не так уж важно.
Савва. Не скромничай. Тебе там жить.
Хоботов. Вы вновь за свое?
Маргарита. Я говорила с Верой Семеновной. Она сказала — тебя можно брать.
Хоботов. Что значит — брать?
Маргарита. Я к ней пройду. А ты пока оформляй бумаги и спускайся в приемный покой. Савва, возьми такси на стоянке и подгони машину сюда.
Савва. Сделаю.
Маргарита. Мы везем его к нам. Живо! Хоботов, ты не мешкай. (Идет.)
Хоботов. Савва, скажи, когда это кончится? Что ты молчишь?
Савва. Нехорошо.
Хоботов. Что нехорошего?
Савва. Не обижайся. Я тебе откровенно скажу. Ты — выдающийся человек. Я, безусловно, тобой восхищаюсь. Я, откровенно говоря, просто даже не понимаю, откуда такая вот голова и чего в нее ни напихано. Но скажу тебе откровенно, ты иногда ставишь в тупик.
Хоботов. Позвольте...
Савва. Нет уж, позволь и мне. Откровенно сказать, — наболело. Такая у тебя голова, и этой самою головою не смыслишь самых простых вещей. Сам знаешь, у Маргариты мозги — тебе против них не потянуть. Что тебе дадено, то тебе дадено, а чего не дано, того не дано. Пойми наконец, какой ты везучий. Жалеет тебя такой человек. Можешь жить у нее как за пазухой. Чего ж тебе надо? Живи да радуйся. И делай что тебе говорят. Вот вырезали у тебя твою дрянь. Кажется, счастье. А что ты делал? Как себя вел? Как скандалист. Ты же буквально сучил ногами. Ты же попросту хулиганил. «Уйдите, не дамся, я сам — с усам!» Я откровенно скажу — постыдно. Сам ты хоть отдохнул под наркозом, а Маргарита ночи не спит. (Махнул рукой.) Думал, в больнице ты стал сознательней. А ты — за старое. Нехорошо.
Хоботов. Ты объясни, зачем тебе нужно, чтоб я у вас жил? Тебе что за радость?
Савва. Вот ведь, на всех языках говоришь, а по-русски не понимаешь. Живут не для радости, а для совести. Что ж делать, коль ты без нас пропадешь?
Хоботов. Но почему ты вбил себе в голову, что я пропаду?
Савва. Спроси у Аркадия. Я — за машиной. Пора тебя брать. (Уходит.)
Хоботов. Я погиб.
Велюров. А если он прав? Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководство.
Хоботов. Костик!
Подходят Костик, Людочка и Алевтина.
Костик. Ушли?
Хоботов. Сейчас вернутся. Маргарита в приемном покое. Савва побежал за такси. Они меня увезут к себе. Я погиб.
Костик. Только без паники.
Хоботов. Костик, я знаю что говорю. Стоит мне только туда попасть, и уже не будет исхода.
Костик. Надо бежать. Сейчас. Немедленно.
Хоботов. В пижаме не выпустят.
Костик. Предусмотрел. Пройдите с Велюровым под навес. Он нацепит ваши обноски, а вы облачитесь в его костюм.
Велюров. Что такое?
Людочка. Больные ж увидят!
Костик. Больные не выдадут.
Хоботов. Это правда. У больных — большая взаимовыручка.
Костик. Савранский сажает вас на мотороллер, везет к себе, и эту ночь вы проводите у Савранского. А завтра суровая Алевтина, используя свое положение, вас регистрирует с чудной Людочкой. И дело сделано. Решено?
Хоботов (зажмурившись). Я готов.
Велюров. Но это немыслимо. Это какой-то нелепый фарс.
Костик. Черт знает что!! В конце концов вы артист, лицедей или банщик? Может быть, уже двадцать лет вы просто морочите публике голову? Скажите, где ваша страсть к сюжету? Не побоюсь сказать — кви про кво. Где тяга актера к переодеванию?
Велюров. Опять!
Костик. Да дайте же нам заглянуть в ваши старые пороховницы. Я мечтаю в них обнаружить хотя бы одну щепотку пороха.
Велюров. Вы мальчишка!
Костик. Свободная вещь. Но я смертельно разочарован. Как видно, вы уже не дровосек.
Велюров. Постойте, я не сказал «нет».
Костик. Раздумывать некогда. Надо действовать. Я к вам обращаюсь как к сверхчеловеку.
Велюров. Единственно — из симпатии к Хоботову. Не под влиянием ваших речей. (Уходит с Хоботовым под навес.)
Алевтина. Конечно, мальчишка, — Велюров прав.
Костик. Вы оглянуться не успеете, как я изменюсь. И не в лучшую сторону. Каким рассудительным я стану. Каким умеренным стану я. И стройные длинноногие девушки будут почтительно обходить мое выдающееся брюшко.
Людочка. Не может быть!
Алевтина. Он нас запугивает. И поторапливает.
Костик. Чуть-чуть. Девушки, не опоздайте на поезд. (Кричит.) Савранский! Ты нам сейчас понадобишься. Свезешь моего соседа к себе.
Голос Савранского: «Ладно».
Он — человек дела. Свели бы его со смелой девушкой. Он бы катал ее день-деньской.
Алевтина. Пожалуй, есть одна на примете.
Костик. Циркачка?
Алевтина. Нет, стоматолог.
Костик. Сойдет.
Людочка. Смотрите!
Входит Хоботов в костюме Велюрова. Доминошники прекратили играть.
Хоботов. Что скажете?
Костик. Впечатляет.
Входит Велюров в пижаме Хоботова. Доминошники от восторга даже привстали.
Хоботов. Я похож на какого-то прощелыгу.
Велюров (обиженно). Если мой новый костюм не устраивает... Я надел его в первый раз...
Людочка. Прекрасный костюм!
Костик (Хоботову). С вашей фланелькой я бы не слишком привередничал. (Девушкам.) Отведите его к Савранскому.
Велюров. Савва идет!
Костик. Бочком, бочком. Спросите у Савранского адрес и отправляйтесь к нему на автобусе. Встретимся у него... В добрый час!
Девушки уводят Хоботова. Велюров в изнеможении опускается на скамью. Вбегает Савва, Велюров отворачивается.
Савва. Пригнал машину. Пришла Маргарита? (Костику.) И ты, брат, явился?
Костик. Пришел навестить.
Савва. Вовремя. Мы его забираем.
Костик. Дело доброе.
Савва. В новый дом!
Костик. Позавидуешь.
Савва. Не говори. Приходи поглядеть.
Костик. Если примете.
Савва. Примем. Как дорогого гостя.
Появляется Маргарита.
Маргарита. Хоботов! Ты сошел с ума. Я жду тебя в приемном покое. Костик, вы извините нас.
Костик. Естественно.
Велюров поворачивается.
Савва. Это как же понять?
Маргарита. Что случилось? Что это значит?
Велюров. История, леденящая кровь. Под маской овцы таился лев. Я по-соседски пришел проведать. Он увлек меня под навес. Силой сорвал с меня одежды. Надел мой костюм и был таков.
Маргарита. Что вы несете? В каком вы виде?
Велюров (с достоинством). Я вынужден быть в его пижаме, чтобы прикрыть свою наготу.
Костик. Не судите его. Он в шоке.
Маргарита. Вы думаете, я поверю хоть слову? Костик, что здесь произошло?
Костик. Трудно сказать. Когда я явился, он был в пижаме и весь дрожал.
Маргарита (Савве). А ты?
Савва. Я делал, что было велено.
Маргарита. Растяпа...
Савва. Я машину искал.
Велюров. Если б вы были порасторопней... Вспомните, я в одну секунду нашел такси, когда Лев заболел.
Костик. Поздно. Он порвал постромки.
Маргарита. Веселитесь? И в самом деле, почему бы не веселиться! Всего-навсего человека обрекли на верную гибель. Нечего сказать — молодцы. Я — злой гений, а вы — благодетели. Вы ему желаете счастья, ну а я, разумеется, — зла. Вот что, Костик, я вам скажу — не Велюрову, он орудие: вы еще очень и очень молоды. Очень многого вам не дано понять.
Велюров. Я — орудие?
Савва. Помолчи.
Костик. Молод. Каюсь. И все же, поверьте историку: осчастливить против желанья — нельзя.
Маргарита. Будет. Поговорим впоследствии. (Савве.) Где машина?
Савва. Стоит дожидается.
Маргарита. Необходимо его догнать.
Уходят.
Костик (пожав плечами). Догнать Савранского? Это утопия.
Велюров. Я — орудие? Каково?
Костик. Утешьтесь. Вы были на высоте. Чуть архаическая манера. Старая школа. Но — ничего. В основном я вами доволен.
Велюров. Я — орудие?
Костик. Пустяки.
Доминошники достают из-под стола бутылку, кружки и жестами приглашают Костика и Велюрова.
Не раздавить ли нам по стаканчику?
Велюров (с грустной улыбкой). Заметьте, не я это предложил.
Костик. «Мой отец запре-щал, чтоб я польку тан-це-вала».
Велюров (солидно). «Мой отец запрещал, чтоб я польку тан-це-вал».
Оркестр тихо подхватывает. Мелодия звучит под сурдинку.
Речитатив
Голос Костика.
Москва... Пятидесятые годы...
Они уже скрылись за поворотом.
Оба мы меняемся в возрасте.
Москва молодеет, а я старею.
Над Кузьминками и Очаковом,
Над Матвеевским и Крылатским
Звезды уже на других полуночников
Проливают игольчатый свет.
Где вы теперь, спутники юности?
Вы, бескорыстные подружки?
Отшумели шестидесятые,
Семидесятые проросли, —
Молодость, ты была или не была?
Кто ответит, куда ты делась?
Ветер в аллеях Нескучного сада
Заметает твои следы.
В оркестре вновь, теперь уже звучней, — возникает хоботовская полечка.
Занавес
1974
<< пред. << |