| << пред. << >> след. >> 2. Побег вдвоем
Руки стянуты сзади наручниками. Чувствуется, что пластиковые, затягивающиеся при малейшей попытке освободиться. Синяя, грубого хлопчатника роба. На ногах тяжелые башмаки. Добротные, рассчитанные на многолетнее пользование. Тюрьма, похоже. Х-хе, в тюрьме Дональду Осборну сидеть еще не приходилось!
Впрочем, в данный момент он не сидит, а идет. По длинному полутемному коридору. В спину то и дело тычут стволом карабина — поторапливают. Коридор узкий, в стенах железные дверцы с засовами и замками. Захудалая, должно быть, тюрьма. Сыро, с потолка капает в мелкие лужицы на полу. Шлепанье капель, гулкий топот конвоира да шарканье Дональда — уж больно тяжелы ботинки, — вот и все звуки. Ночь сейчас, что ли?
Конвоир, ожесточенно засопев, еще пару раз больно сунул стволом между лопаток, и коридор кончился. За поворотом его перегораживала решетка из толстых стальных прутьев. Конвоир подтолкнул Дональда лицом к стене, позвенел ключами, затем опять же стволом карабина заставил пройти в открывшуюся в решетке дверь. Процедура повторилась, на этот раз конвоир, закрывая дверь, возился подольше, а Дональд стоял, почти уткнувшись лбом в сырой бетон стены, и размышлял о том, куда же судьба и профессия закинули его на этот раз?
Предпринимать что-то было явно рано. Уясни обстановку, разберись что к чему — потом действуй, применяя все свое умение и используя обстоятельства. Правило сейвера, хотя применимо не только к экстремальным ситуациям.
Пока время позволяло. Персонифицировать себя так, сразу, было довольно трудно. Под мышкой чувствовалась коробочка «вызовника». Скорее всего, ее пронесли тайно и тайно же передали клиенту. Вряд ли «вызовник» мог попасть сюда вместе с клиентом. А это означает, что зарегистрирован «вызовник» в фирме на другую фамилию и на другую совсем личность. Теперь вот еще вопрос: кто клиент, за что в тюрьме оказался? Может, Менсон-Сатана какой-нибудь, маньяк, садист, вообще бяка. А может и хороший человек, невинный. Такие тоже в тюрьмы попадают. Всякое случается.
Дональд, повинуясь молчаливым приказам конвоира, шагал, отмечая все подробности, автоматически прикидывая возможности для бегства, но попыток освободиться не делал, выжидал.
Все шло своим чередом. Коридор, решетка с дверью, лестница, решетка с дверью, опять коридор и опять решетка. Выводили его из подвала. Довольно глубокого, надо заметить. Как-то незаметно охранников стало двое, потом возник офицер в черном мундире. Он давал указания солдатам, но слишком тихо, Дональд уловить, о чем шла речь, не мог. Язык показался испанским. Ничего, тоже скоро должно выясниться.
Краем глаза он изучал конвоиров. Рожи у них были те еще. Один худой, высокий, чуть не гнулся под тяжестью карабина. Второй, тот, что с самого начала все подталкивал в спину, был в противоположность первому свинья свиньей. Жирные щеки почти скрывали маленькие глазки, штаны на толстых ляжках вот-вот треснут. Оба одинаково небриты и вид имеют невыспавшийся и усталый.
Офицер — выбрит до синевы, перетянут в талии ремнем и выглядит выглаженным и ухоженным. Ни следа усталости, кроме черных кругов под глазами, по сторонам острого крючковатого носа. Что-то происходит, какие-то события, раз они все еще не высыпаются. Примем к сведению.
На улице была ночь. Это Дональд почувствовал, несмотря на плотную черную повязку, которой ему завязали глаза перед тем, как вывести во двор. Конвоиры замешкались, в спину толкать перестали, и Дональд остановился. Повел носом. Пахло недавним дождем, железом, бензином и все тем же сырым бетоном. Очевидно, это был внутренний двор тюрьмы — городского шума слышно не было.
Заминка длилась недолго, и Дональда опять толкнули в спину, да с такой силой, что он едва не упал. Собственно, и упал, поскольку прямо перед ним оказался вход в машину, и в этот вход вели две ступени. Видеть их Дональд, естественно, не мог и довольно чувствительно ушиб ногу. Все так же молча, пинками и прикладами его загнали внутрь фургона, толкнули в угол, на скамейку. Конвоиры (двое, офицер сел в кабину) тоже поднялись в фургон, захлопнули дверцу и тут же, как по команде, закурили. Фургон был тесным, курили они дрянные сигарки, и через три минуты дышать стало абсолютно нечем. Затарахтел мотор, сквозь его шум послышались невнятные голоса. Язык действительно испанский, отметил про себя Дональд. Машина дернулась и тронулась.
Пока ничего интересного не происходило. Дональд начал изучать доставшееся на этот раз тело. Лет сорок, но физическая форма поддерживается. Что-то не в порядке внутри. Побаливают почки. Хотя, может быть, по ним били? Очень может быть, скула саднит, один зуб шатается, другого вовсе нет. Так, теперь суставы рук, это очень важно. Деликатно, микродвижениями, чтобы не затянулись еще больше наручники, Дональд принялся разминать затекшие кисти.
Фургон был довольно старым, скрипел, подпрыгивал и раскачивался. Чтобы не очень трясло, Дональд прижался плечами к холодным бортам в углу. Мысли текли своим чередом. Не очень понятная ситуация, в которую он попал, но что-то она ему не нравилась. Возможно, конечно, что клиента перевозят из одной тюрьмы в другую. Но не исключен и такой вариант, что вывезут сейчас в какое-нибудь глухое место и шлепнут. А то и просто на шоссе, безо всяких глухих мест. Если он попал в одну из латиноамериканских стран, то очень даже просто такое может произойти. В этом случае, кем бы клиент ни был, нужно думать о спасении его тела. Очень не хочется, чтобы расстреливали. Неприятное, должно быть, ощущение.
Дональд напряг свои познания испанского, сказал в пространство:
— Ребята, дали бы покурить!
Конвоиры, слышно было сквозь лязг и дребезжание, что-то пробурчали между собой, и через минуту Дональд почувствовал, как в губы ему ткнулся обслюнявленный окурок сигары. Он перехватил его поудобнее зубами, сказал невнятно:
— Спасибо! — И, сделав пару затяжек, продолжал: — Куда меня везете-то?
— Помалкивай, сукин сын, — ответил ему, судя по голосу, жирный. — Везут и везут. А твое дело сидеть и не рыпаться.
Сказано это было без злобы, но так, что Дональд понял: дальнейшие расспросы не рекомендуются. А дразнить конвоиров в его планы не входило. Он поудобнее откинулся в угол и занялся наручниками. Во времена Гудини таких, похоже, не было, да это не утешение. Так сказать, чем богаты...
Ехали час с немногими минутами. Время Дональд хорошо чувствовал. И его, времени, хватило на все. Теперь он готов был спасать и спасаться. Тяжеловато, но тело должно выдержать нагрузку. Только бы не выстрелили при выходе из машины в затылок.
Когда открыли дверцу, пахнуло таким сложным букетом, что Дональд понял — городская свалка. Значит, действительно будут расстреливать. От сознания этого появилась та самая холодная злость, которая очень была ему нужна теперь. Ну, я вам расстреляю! Узлами карабины позавязываю, вояки хреновы!
Распаляться больше он себе не позволил. Прежде нужно было попробовать договориться. Может быть, и не придется прыгать, скрываться и вытворять прочие чудеса. Вот только как доказать, что ты не тот, за кого тебя принимают? Ладно, попробуем.
Интуиция подсказывает ему, что не станут обычного, даже очень опасного уголовника тайно вывозить и расстреливать за городом безо всякой официальной канители. Что-то тут было не так. И все же...
Все так же грубо его спустили по ступенькам из машины, повели, придерживая за локоть. Под ногами тарахтели консервные банки, скрипело битое стекло. Дональд сориентировался по слуху на осторожные шаги офицера — тот ступал как бы на цыпочках, плавно, стараясь не испачкаться и не поцарапать ботинок о ржавое железо, — и, повернув лицо в ту сторону, позвал:
— Лейтенант!
И тут же получил прикладом по спине так, что едва не сунулся носом в землю. Конвоиры с двух сторон зашипели: «Заткнись!», но он не обращая на это внимания, продолжал, возвышая голос:
— Лейтенант, вы делаете ошибку! Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете!
Конвоиры опять ему наподдали, но послышалась короткая команда: «Отставить!», и все остановились. Осторожные шаги проскрипели и замерли рядом. Высокий, хрипловатый от усталости голос лейтенанта сказал:
— Имеете что-то сообщить?
Дональд облизал пересохшие губы.
— Да. Имею. Я совсем другой человек. Происходит чудовищная ошибка.
— А-а... — разочарованно протянул лейтенант. — Все это мы уже слышали. Ничего нового. Я думал, вы наконец образумились. — И скомандовал солдатам: — Вперед!
— Погодите, не валяйте дурака! — Голос Дональда окреп. Несмотря на приклады, он не сдвинулся с места. — Сначала выслушайте, а потом расстреливайте, если уж вам так хочется. Но я уверен, что желание это у вас пропадет, едва я закончу.
После некоторого молчания лейтенант неохотно разрешил:
— Ну, что же, говорите...
А ведь ему наплевать, тот я человек или не тот, внезапно понял Дональд. Какие бы невероятные вещи он сейчас ни услышал — на-пле-вать! Он устал, ему все надоело, но очень армейский устав, который он клялся исполнять, есть приказ, а приказ для него — закон. Прикажут поджечь — подожжет, прикажут расстрелять — расстреляет. И умереть прикажут — щелкнет каблуками, отдаст честь и отправится умирать. Ох, не докажу я ему ничего!
Он заговорил, стараясь придать своим словам максимум убедительности. Рассказал о сейверах, привел пару примеров их работы, разъяснил, что, по его мнению, произошло в данном случае. Он говорил, но ему казалось, что слова его падают в пропасть, в пустоту. С таким же успехом он мог рассказывать все это кирпичной стене. Хоть бы как-то отреагировал! Ну удивился бы, ну хмыкнул: «Вот заливает!» Задумался хотя бы! Тупое и глухое равнодушие. Он слышал в ответ только сиплое дыхание терпеливо ждущих конвоиров да ленивые зевки лейтенанта. Идиотское положение!
Конечно, психологическая подготовка у сейверов на высшем уровне. Сейвер может висеть, уцепившись одной рукой за край крыши небоскреба, прыгать с вагона на вагон несущегося во весь опор курьерского поезда, бегать под пулями. Да мало ли чего, опасного и страшного! И все это — не моргнув глазом, не дрогнув ни одной стрункой души. А тут Дональд не выдержал равнодушия, с которым его слушали, вышел из себя.
— Да черт вас побери, лейтенант! Ведь это все так легко проверить — свяжитесь с нашим посольством, там подтвердят Я не знаю, каким образом клиенту передали «вызовник». Может быть, он и заслуживает того, чтобы его расстреливали. Но я-то здесь при чем?
Молчание в ответ. Тогда Дональд решился на последнее средство, тайное свое, которое приберегал на крайний случай.
— Ну, вот смотрите. У вас очень надежные наручники, да? Их невозможно снять? Получите! — Он высвободил руки из-за спины и поболтал пустыми браслетами в воздухе.
И в тот момент всем телом ощутил острую опасность. Теперь стало не до церемоний. Дональд сдернул повязку с глаз и прямо перед собой увидел пляшущее дуло пистолета. Лейтенант не был запрограммирован на удивление. При попытке к бегству приговоренного он должен был стрелять без предупреждения. Что и собирался сделать в тот момент, когда Дональд сорвал повязку. Палец лейтенанта уже нажимал на спусковой крючок. И тут Дональд взорвался. Что-что, а сражаться сейверы умеют.
Наручники полетели в лицо лейтенанту, и одновремено Осборн ударил его головой в живот, сбив с ног, но удержавшись сам. Молниеносный переворот через голову, и оба конвоира успели ощутить лишь, как что-то гигантское и безжалостное обрушилось на них и погасило звезды в небе.
Дональд, наклонившись, растирал ногу, когда от машины захлопал короткоствольный «узи». Собака, о шофере-то он и забыл! Хорош сейвер, нечего сказать. Пришлось в лучших традициях сейверства хладнокровно бегать под пулями. Благо на свалке было множество ржавых автомобильных кузовов.
Неспокойно было у Дональда на душе, не знал он, правильно ли сделал, взявшись объяснять лейтенанту «кто есть кто»? Существует ведь железное правило сейвера: «Взялся — спасай». Потом, кому надо, разберутся. И нечего было язык распускать! Поэтому не стал он сейчас связываться со все еще палящим от грузовика шофером, а, осторожно, пробираясь между гор мусора, направился в ту сторону, где светилось зарево города.
Долог и труден был его путь до посольства. В городе вне всякого сомнения действовал комендантский час. А потому улицы были пустынны, и под полупритушенными огнями реклам далеко разносились шаги патрулей. Изредка проносились джипы, полные национальных гвардейцев. Дональд часа три шнырял по центру, скользя от подъезда к подъезду и от подворотни к подворотне, пока не сообразил, в какой именно стране он находится, и тогда уже, подключив резервы памяти, вывел из них план города с красной точкой — место расположения посольства. Находилось оно в старом красивом особняке на тихой улочке, что исключало возможность шумных многолюдных манифестаций протеста под окнами — им просто не хватило бы места. А жиденький ручеек протестующих, сумевших протиснуться сюда, полиция разогнала бы в два счета. И хотя обстановка в стране сейчас к демонстрациям не располагала, два здоровенных морских пехотинца, вооруженные короткими карабинами, исправно несли круглосуточную службу у мощных чугунных ворот.
По всему периметру забора наверняка сигнализация. А то еще автоматы понатыканы. Сунешься — такую пальбу поднимут, что полгорода всполошится. Дональду очень хотелось устроить панику в посольстве — террористы проникли, — просто перемахнув через забор. Но он сдержался — к чему эти светошумные эффекты? Несолидно. И спокойным шагом, подняв руки, чтобы видно было, что оружия у него нет, он направился к часовым.
Парни были выучены как надо. Уже через пять минут один из них вызывал начальника караула и докладывал, что вот явился некто в тюремной робе и требует встречи с таким-то секретарем посольства по делу, имеющему государственное значение. Второй пехотинец, держа карабин у бедра, тихонечко поводил стволом из стороны в сторону, как бы предупреждая: спокойно, не приближаться, держать руки за головой.
Явился начальник караула вместе с тем самым, нужным секретарем посольства. Секретаря подняли с постели, он был сонный, злой от этого и, услышав пароль, особой радости не испытал. Но положение сотрудника фирмы обязывало, и Дональда наконец пропустили на территорию посольства.
В малых странах, где то и дело происходили революции и военные перевороты, фирма своих отделений не держала. Накладно было бы каждый раз после очередной заварушки восстанавливать аппаратуру и набирать персонал. Тем не менее связь была нужна — исключительно в целях безопасности сограждан, которых черти заносили в эти страны — полазить по сельве, покопаться в песках, покарабкаться по отвесным скалам. Поэтому поступали проще: по соглашению с правительством в посольстве в каждой такой стране имелся человек, обученный для приема сейвера в теле клиента. Немного волокитно, но иного выхода пока придумать не могли.
Только на следующее утро Дональд наконец узнал, кого же он спас. Секретарь — представитель фирмы сунул ему за завтраком местные газеты: «Читайте, в какую историю мы влипли». Он едва не добавил: «Из-за вас», но вовремя сообразил, что Дональд, хотя и в обличье клиента, был тут совершенно ни при чем.
На первых полосах почти всех газет была фотография того человека, чье лицо Дональд тщательно рассматривал сегодня в зеркале, бреясь. Естественно, без кровоподтеков и следов ожогов. Серхио Баррера, один из руководителей подполья, министр национальной культуры при бывшем правительстве, свергнутом военной хунтой год назад. Левый. Организатор крупных актов саботажа на военных заводах, редактор подпольной газеты «Венсеремос». Схвачен три месяца назад. Бежал из-под стражи при переводе из одного места заключения в другое (Дональд усмехнулся). Указывалась также сумма вознаграждения за сведения о теперешнем местонахождении. Немалая, прямо скажем, сумма.
— Ума не приложу, как им удалось одурачить наших ослов в фирме? — озабоченно говорил секретарь-представитель. При свете дня оказался он совсем не сонным букой, как ночью, а был толстеньким живчиком, охочим до вкусной еды и крепкой выпивки. Однако удручен был живчик сейчас основательно тем, как вывезти Осборна-Барреру из страны, а больше тем, что именно на его голову свалилась подобная напасть.
Дональда эти вопросы не занимали. Он свое дело сделал и теперь, завернувшись в халат секретаря-представителя, потягивал безумно крепкий местный кофе и раздумывал о том, сколько же трудностей пришлось преодолеть этим ребятам из подполья, чтобы, обманув сотрудников фирмы (что само по себе было делом очень непростым), добыть коробочку «вызовника», доставить ее сюда и протащить в тюрьму. Однако они смогли и успели это сделать, и, честное слово, Дональд уважал их за это не меньше, чем своих коллег по ремеслу — сейверов. Ему в высшей степени было начхать на расстановку сил здесь, в маленькой бананово-кофейной республике, но то, что сделали эти люди для своего товарища, могли сделать только Настоящие Люди.
Неделю Дональду пришлось просидеть в посольстве, дожидаясь, пока суета из-за побега Барреры немного утихнет. И за эту неделю ему до такой степени надоело и само посольство с унылым видом из окон на узкую улочку, и крепкие затылки морских пехотинцев у ворот, и секретарь-представитель с его неумеренными обжорством и пьянством, что он на полном серьезе предложил собственными силами добраться до аэропорта. На что живчик замахал руками.
— И не думайте! Если вас убьют ненароком, кому отвечать? Мне? Да меня дома трое детей ждут! — И Дональду пришлось смириться.
Наконец, со многими предосторожностями, загримированного, с фальшивым паспортом, его вывезли в багажнике посольского «вольво» и посадили в ДС-9 рейсом на Мехико. А еще через сутки он с удовольствием ощутил свое тело, надиктовал на кассету отчет руководству о проделанной работе и закатился с друзьями в китайский ресторанчик.
Так бы эта история и закончилась еще одной записью в послужной список сейвера, если бы спустя два месяца, вернувшись с очередного дела, Дональд случайно не обнаружил в газете заметку о том, что по требованию правительства маленькой латиноамериканской страны государственный преступник Серхио Баррера выдан ее властям.
Психологическая подготовка у сейверов на высоте, а потому Осборн не кинулся к руководству фирмы искать правды. Пораскинув мозгами, он понял, какую свинью подложил своему бывшему клиенту. Лейтенант доложил по начальству о том, что говорил «Баррера» перед побегом, а там уже нетрудно было установить, куда делся из страны беглый подпольщик. И пошли прахом все усилия ребят, добывших и пронесших в тюрьму «вызовник». А ведь так и осталось неизвестным, какой ценой это было сделано.
«Ну что же», — вздохнул Дональд, отпуск ему полагается — только что с дела вернулся. И кто может помешать провести этот отпуск с толком, размяться самому, в своем теле, а заодно и исправить кое-какие ошибки?
* * *
Замок громко лязгнул, дверь карцера приотворилась, и в образовавшуюся щель влетел, явно получив дополнительное ускорение в виде пинка в зад, парень лет тридцати в затертых джинсах и мятой клетчатой рубашке. Довольно сильно приложившись об пол, он тем не менее легко поднялся и подмигнул Серхио Баррере, политзаключенному, сидевшему на корточках у стены.
— Ну что, клиент, сидим — штаны просиживаем?
На уголовный жаргон это никак не походило. Впрочем, парень мог оказаться кем угодно. Военный режим шатался, тюрьмы были переполнены, и сажали в камеры уже не разбираясь: уголовников — к политическим, и наоборот.
Улыбка у парня была хорошей, открытой. Так улыбаются честные люди. Преимущественно. И Баррера улыбнулся в ответ, хотя улыбаться ему сейчас совсем не хотелось. После возвращения в страну и нового ареста его опять били в застенках секретной службы, допытываясь, кто помог бежать и принес ту коробочку, очень досталось почкам, и теперь они болели почти постоянно, по временам так отдавая во все тело, что хоть кричи.
Парень присел рядом, все так же улыбаясь, потом спросил:
— Представляться или сами узнаете? Да нет, вы меня, наверное, и не видели. Слово такое слышали — сейвер?
Голос его уходил, гулко доносился издалека. Опять наваливалась боль. Тело мгновенно покрылось противной холодной испариной. Парень, заметив, как посерело лицо Барреры, погасил улыбку, засуетился, помог лечь на бок, заботливо подложил под голову свернутое одеяло. Потом, приподняв его рубашку, бережно ощупал поясницу. И странное дело, от прикосновения его прохладных чутких пальцев боль стала затихать, уменьшаться.
Парень сказал:
— Они и тогда, два месяца назад у вас побаливали, я чувствовал, мешало сосредоточиться. — И ответил на недоуменный взгляд Барреры: — Меня зовут Дональд Осборн. Я сейвер.
Баррера понял:
— Это вы меня спасали?
Дональд кивнул:
— Я.
Баррере стало легче, он приподнялся и сел.
— А теперь-то как здесь очутились?
— Да в отпуске я. Вот и решил вас навестить. — Осборн опять улыбнулся. — Только здесь я крупный хулиган Игнасио Хутглар, прохожу — витрину разбил и властям сопротивлялся. — И совсем уже весело добавил: — Да двум уголовникам морды пришлось разбить, чтобы к вам пересадили.
— Но зачем вам ко мне? — спросил Баррера, хотя начинал уже кое-что понимать.
Дональд в смущении потер ладонью лицо.
— Понимаете, я ваш должник. Ведь в том, что вас в страну вернули, я виноват — язык за зубами не держал, когда расстреливать повезли, думал, без драки обойдется. Надо поправлять как-то это дело. — И спросил неожиданно: — На волю хотите?
Баррера уже верил этому человеку, верил до конца, верил, что тот выведет его отсюда, неизвестно как, но выведет. Ему перехватило горло от волнения, и он только кивнул утвердительно.
Дональд опять весело подмигнул, вставая:
— Тогда пошли. Я ведь сейвер. Я многое могу.
<< пред. << >> след. >> |