[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Виль Владимирович Липатов. Смерть Егора Сузуна

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  Семь часов тридцать минут

  Восемь часов три минуты

  Восемь часов тридцать пять минут

  Девять часов ноль-ноль минут

  Девять часов сорок минут

  Одиннадцать часов двадцать пять минут

  Одиннадцать часов пятьдесят минут

  Два часа пятьдесят минут

  Четыре часа тридцать пять минут

Шесть часов двадцать пять минут

  Шесть часов сорок минут

  Восемь часов

<< пред. <<   >> след. >>

     Шесть часов двадцать пять минут
     
     Егор Ильич однажды обнаружил, что у него не стало недругов. Ошеломленный открытием, он стал торопливо загибать пальцы, перечисляя знакомые фамилии, и чем меньше пальцев оставалось на руках, тем все более огорчался. Боже, у него нет недругов! Загибая пальцы, он вспоминал друзей, единомышленников, доброжелателей. Егор Ильич перебрал еще с десяток фамилий: «Это что же получается — все друзья! А кто же недруг?» Печальный, он тоскливо подумал о том, что во всем виновата проклятая пенсия. Конечно. Это из-за пенсии у него вывелись недруги.
     До ухода на пенсию у Егора Ильича было немало недругов. Он вспомнил директора лампового завода — это был такой недруг, которым каждый мог бы гордиться! Директор лампового завода не признавал Егора Ильича, был убежден, что Сузун — отвратительный тип. Егор Ильич, как казалось директору лампового завода, не так говорил, не так сидел, не так ходил, не так глядел, как положено хорошему и нормальному человеку. Одним словом, это был настоящий высококачественный недруг, и жизнь от этого была веселее, напряженнее и в сто раз интереснее, ибо с директором лампового завода нужно было держать ухо востро, хотя директор ничего не делал тихой сапой. Наоборот, директор однажды откровенно признался, что не терпит Егора Сузуна без всякой на то причины. Ему просто, видите ли, не нравился Егор Сузун.
      — Ты мне тоже не нравишься! — коротко ответил Егор Ильич.
     Потом Егор Ильич вспомнил одного партийного работника и подумал о том, что это был не недруг, а настоящий враг. У партийного работника были спокойные круглые глаза, круглое лицо, круглый животик, и говорил он, казалось, круглым голосом. Он считал, что управляющий трестом Егор Сузун — бесхребетный, беспринципный либерал, что отношения его с рабочими строятся на гнилой основе панибратства. Он говорил: «Надо сурово подсказать товарищу Сузуну, что он принижает авторитет руководителей».
     С партийным работником Егор Ильич боролся долгие годы, но только несколько лет назад победил. Когда партийного работника сняли с должности, Егор Ильич строго сказал жене: «Такая судьба ждет всех тех, кто отступит от ленинизма. Это закон».
     А вот теперь у Егора Ильича, кажется, нет недругов. Открыв это, он несколько мгновений огорченно цыкал — как это так получается! Вот до чего может довести человека треклятая пенсия!
      — А Гоголевы! — вслух воскликнул он. — А Гоголевы!
     Но Гоголевы после зрелого размышления оказались нестоящими недругами. Разве можно было их сравнить с директором лампового завода и с круглоглазым партийным работником? Гоголевы были как раз такими недругами, какие, наверное, полагались человеку, ушедшему на пенсию. Это были третьесортные, недоброкачественные недруги, с которыми даже бороться было неинтересно. А вот с директором лампового завода... Егор Ильич всю жизнь будет помнить, как он однажды «увел» у директора лампового завода переходящее Красное знамя, — надо было видеть физиономию директора! А как Егор Ильич разделал партийного работника! Понимающие люди говорили, что круглоглазый теперь будет обходить Егора Ильича за семь верст. И правда, обходил.
     Гоголевы жили по соседству с Егором Ильичом, на той же лестничной площадке, в удобной трехкомнатной квартире. Их было трое — отец, мать и сын, — но соль семейства выражала мадам Гоголева. Когда она вплывала в квартиру Егора Ильича, он задавался щекотливым вопросом: как с этакой мастодонтихой Гоголев — маленький и щуплый директор кинотеатра — умудряется еженедельно ссориться и даже вступать в драку. Просто было удивительно, что Гоголев еще жив. Мадам Гоголева при желании могла бы превратить Гоголева в лепешку — для этого у нее были все производственные возможности. Егор Ильич так и говорил Зинаиде Ивановне.
     Месяц тому назад мадам Гоголева вплыла в комнату Егора Ильича, заняв треть кубатуры, расплылась б сочувственной улыбке.
      — Дорогой сосед, — пропела она, — если бы вы знали, как больно смотреть на вас! Сердце кровью обливается! Я смотрю на вас и — плачу, плачу, плачу! — В этом месте она вытерла рукой совсем сухие глаза. — Плачу, плачу, плачу! Ходите в такую жару по стройкам, а зачем? Здоровье у вас плохое, нервы растрепаны этой ужасной руководящей работой... А зачем? Я вас спрашиваю: зачем? Сидели бы дома, наслаждались бы покоем. У вас же персональная пенсия...
     «Вот что значит уйти на пенсию!» — подумал Егор Ильич, донельзя удивленный и тоном мадам Гоголевой, и тем, что она осмелилась вторгнуться в его комнату, и тем, что назвала его «дорогой сосед». Она здорово осмелела, эта мадам Гоголева, и, конечно, потому, что он стал пенсионером. Два месяца назад, когда Егор Ильич был управляющим трестом, мадам Гоголева не решалась входить в его комнату и называть его «дорогой сосед». Она проходила мимо его двери на цыпочках и почтительным шепотом называла его товарищ Егор Ильич Сузун, иногда добавляя — глубокоуважаемый.
      — Какое вам дело до моей персональной пенсии? — строго спросил Егор Ильич и так посмотрел на мадам Гоголеву, что она живо откланялась.
     После этого Егор Ильич объявил мадам Гоголевой войну.
     И все-таки Гоголевы не были настоящими недругами!
     Сейчас, поднимаясь к себе, Егор Ильич думает об этом. Да, он трезво отдает себе отчет в том, что мадам Гоголева — недруг низшего сорта, но это не означает, что он должен совершенно отстраниться от борьбы с ней. У него отличное настроение — дело в том, что, поднимаясь наверх, он готовит новую каверзу мадам Гоголевой.
     Каверза продумана Егором Ильичом до малейших подробностей, в ней сочетается знание психологии, привычек и нравов мадам Гоголевой с трезвым расчетом умудренного опытом человека. В плане каверзы учтены время, место и действие. Он подойдет к квартире Гоголевых, нажмет кнопку звонка и сейчас же шмыгнет в свою дверь. Вот тогда и начнет действовать единство места и времени!
     Когда раздастся звонок, мадам Гоголева побледнеет. Кто может звонить в такое время, когда все дома? Не иначе как гости! А гости — это божья напасть! Надо открывать холодильник, доставать консервы, бежать в магазин за вином — одним словом, разоряться, а потом смотреть, как незваные гости поедают консервы и колбасы, пьют вино, и делать доброе лицо, и приглашать есть и пить, пить и есть.
     За одно то, что мадам Гоголева побледнеет, подумав о гостях, можно много дать. Потому Егор Ильич кошачьей походкой, чуточку высунув язык, подходит к дверям своей квартиры, заранее открывает, чтобы можно было бесшумно шмыгнуть, затем, передохнув, улыбнувшись от переизбытка чувств, нажимает кнопку звонка. Сразу же после этого он юркает в свою дверь и затаивается.
     Егор Ильич прислушивается и впервые в жизни радуется тому, что в домах тонкие стены. Раньше по этому поводу он сокрушался, писал в министерства и ЦК, а вот теперь рад стенам. «Все имеет свои хорошие стороны!» — посмеивается Егор Ильич, слушая шаги мадам Гоголевой.
     Происходящее Егор Ильич рисует себе с необычной ясностью — он словно видит наяву: вот мадам Гоголева подходит к двери, бледнеет, поворачивается к мужу и грозит ему громадным кулаком: «Твои гости! У, ирод!», потом машет перед его носом пальцем-колбаской и шепчет трагическим голосом: «Скройся, ирод! Я скажу, что тебя нет дома, а сама притворюсь больной!» Ликующий Егор Ильич слышит, как медленно скрипит замок, как мадам Гоголева нерешительно открывает его. Он выжидает еще ровно полсекунды, а потом быстро распахивает свою дверь.
      — Кто здесь? — весело спрашивает Егор Ильич и как бы от удивления таращит глаза. — Странно, кто-то позвонил, а никого нет... Это не вы, товарищ Гоголева?
     Но мадам Гоголева не видит Егора Ильича: обрадованная тем, что нет никаких гостей, она расплывается в умилительной улыбке, счастливая, всплескивает руками от восторга.
      — Хулиганство! — возмущенно произносит Егор Ильич, и только после этого мадам Гоголева замечает его.
      — Ах, Егор Ильич! Добрый вечер, Егор Ильич... — поет она. — Я знаю, кто это! Это хулиганят дети среднего возраста!
      — Устранить! — страшно поведя усами, решает он. — Немедля устранить детей среднего возраста. Вы не беспокойтесь — это дело я возьму на себя.
     Возвращаясь в квартиру, Егор Ильич все еще свирепо поводит усами, шепчет: «Устранить!» — и чувствует небывалый восторг. С ним сравниться могут только детские воспоминания, в которых он видит себя ворующим сладкие вишни у соседа-кулака. Они были очень вкусными, эти кулацкие вишни. Егор Ильич вваливается в комнату и начинает никчемный разговор с Зинаидой Ивановной.
      — Жара на улице страшная! — удивляется он. — Такой жары сто лет не было!
     Зинаида Ивановна помалкивает. Тогда Егор Ильич делает серьезное лицо, глубокомысленно морщит лоб и задумчиво говорит:
      — Друг был у меня! Вот так же все время молчал да молчал. А потом и говорит: «Что это я все время молчу? Сам не понимаю!»
      — Врач был, Егор! — тихо откликается Зинаида Ивановна. — Очень рассердился, что тебя нет. «Если, говорит, так будет продолжаться, то... Я, говорит, откажусь лечить его».
     Зинаида Ивановна поднимает голову — у нее печальные, затуманенные глаза.
      — Ну, Зина, Зина!..
     Он хочет обнять ее за плечи, но жена вырывается.
      — Егор, надо серьезно подумать о здоровье!
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft