| << пред. << >> след. >> РАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
1
Бригадир малой комплексной бригады Хилокского леспромхоза Владимир Грешилов хорошо, сердечно относится к людям. Спокойный, улыбчивый, по-военному подтянутый, он известен как бригадир, с которым легко работать: не важничает, не покрикивает, учит мастерству незаметно, исподволь, чтобы не показать своего бригадирского превосходства. С Владимиром лесозаготовители работают по многу лет, а коли случится уйти, навсегда сохранят добрую память о нем.
Народ в бригаде дружный, а с трактористом Иваном Хохряковым Владимир дружит лет десять; вместе на работу, вместе в кино, вместе за праздничный стол, даже в баню ходят рядышком. Бригада всегда выполняет производственные задания, лесозаготовители получают премиальные. Каждую субботу бригада работает сверх плана.
И вот однажды случилось, что в бригаде вместо пяти человек осталось четыре — один уехал учиться. Что же, бывает, и дирекция леспромхоза, не долго думая, назначила пятого. Рассуждали так: "Грешилов — бригадир умелый, опытный. Быстро найдет подход к человеку!"
Новенький, пятый, вышел на работу в понедельник. Широкоплечий, высокий, здоровый, плотно облитый новенькой спецовкой, он произвел хорошее впечатление на лесозаготовителей. Назвавшись Николаем Иннокентьевичем Яблочкиным, новичок сел на пень, неторопливо закурил, огляделся и басовито, солидно спросил:
— По какой таблице работаете, товарищ бригадир?.. Гляжу, смекаю — лесосека дрянная. По какой таблице работаете?
— Кажется, по четвертой, — неуверенно ответил Владимир, так как работали тогда по недорубам, брали лес, чтобы не погиб, и было, собственно, не до таблиц. — А впрочем, и не знаю!
— Это и видно! — весело, но без насмешки сказал Николай Иннокентьевич и, поглядывая на кончик папиросы, заговорил о себе. Оказалось, что в лесной промышленности он не новичок: работал раньше мастером лесозаготовок, был, впрочем, начальником и повыше, но именно кем, не сказал. Говорил Николай Иннокентьевич гладко, не сбиваясь, и таким тоном, точно стоял на высокой трибуне перед большим залом. Слова у него звучали солидно, округло. Между прочим, он сказал:
— На руководящую должность я не претендую, решил стать рабочим классом... Работать так работать, товарищи!
Лесозаготовители слушали его внимательно, доверчиво, понимая, что с интересным человеком свела их судьба, а когда Николай Иннокентьевич намекнул на то, что он пострадал "за правду", сучкоруб Агафья Матвеевна сочувственно покачала головой — добрым человеком была Агафья. Потом Николай Иннокентьевич подробно расспросил лесозаготовителей о мастере — кто такой, давно ли работает, с образованием ли, хорошо ли знает расценки? Расспросив, сделал вывод:
— Понятно! Можете быть спокойны, товарищи, за мной вы будете, как за каменной стеной... С мастером мы найдем общий язык. — Хитренько улыбнулся.
Пока Николай Иннокентьевич разговаривал, тракторист Иван Хохряков завел машину, Владимир Грешилов проверил и заправил бензопилу, Агафья Матвеевна наточила топор, а помощник тракториста Фадеев — молодой и веселый парень — приготовил чокера.
— Начнем, ребята! — распорядился Владимир и повернулся к Николаю Иннокентьевичу. — Вы, товарищ Яблочкин, сегодня приглядывайтесь к нашей работе, изучайте, а завтра решим, на какую операцию встанете.
— Прекрасно! — пробасил Николай Иннокентьевич...
Весело, дружно набросились ребята на хлысты, заготовленные для трелевки с вечера. Выпрыгнул из машины Иван, схватил чокера, нырнул под хлыст, впереди него — помощник Фадеев, позади — сам бригадир. Загремел металл, захрустели сучки. Николай Иннокентьевич и оглянуться не успел, как четыре хлыста были зачокерованы, подтащены к трактору и парни снова бросились к деревьям. Словно на приступ шли они — раскрасневшиеся, ловкие, подвижные. Работали молча, но с улыбкой, двигались быстро, но точно. И на лицах — воодушевление. На тракторе работали поочерёдно — то Владимир, то Фадеев, то Иван. Все были хорошими трактористами.
— Волоки воз! — наконец закричал бригадир Грешилов.
Трактор, урча, ушел на эстакаду, а Владимир уже одно за другим валил деревья. Николай Иннокентьевич Яблочкин потер руки, широко улыбнулся, бодро сказал:
— Хорошо работаете, товарищи!
2
Утром, на следующий день, в то время, когда Иван заводил трактор, бригадир проверял бензопилу, Агафья точила топор, Николай Иннокентьевич делился впечатлениями о прошедшем рабочем дне. Он сидел на том же пеньке, что и накануне, курил.
— В организации труда есть существенные недостатки, — сказал он. — Мастер слабо следит за производственным процессом, магистральные волоки заранее не разбиваются, запасных цепей для пилы нет. Следовательно, цепи приходится время от времени точить, что отнимает дорогие рабочие минуты. Есть и другие серьезные недостатки в организации труда, которые надо вскрыть.
Он поднял палец и, внушительно подчеркивая слова, закончил.
— Мы — рабочий класс! Наша задача — вскрывать недостатки!
Когда трактор был заведен, а пила проверена, Владимир Грешилов подошел к Яблочкину.
— Вы совершенно правы, Николай Иннокентьевич, — серьезно сказал он. — Недостатки есть. На днях будет производственное совещание, я выступлю, а вы поддержите меня. Хорошо?
— Обязательно! — заверил Яблочкин.
— Ну, а теперь за работу! — удовлетворенно улыбнулся бригадир. — Вам придется встать на чокеровку... Вы говорили, что знакомы со всеми операциями... Так ведь? — спросил Владимир, но вдруг спохватился: — Да что я спрашиваю, вы же мастером работали.
— Я знаю все производственные операции! — важно подтвердил Николай Иннокентьевич.
И он не обманул — действительно знал, как чокеруется хлыст, разбирался в тросах, понимал, что к чему, и он, конечно, проработал бы всю смену, если бы не случилась неприятность: через сорок минут после начала смены Николай Иннокентьевич вдруг медленно осел на землю, протяжно ойкнул и, словно флажком, замахал левой рукой.
— Что случилось?! — испуганно закричали лесозаготовители, бросаясь к нему.
— Неосторожным движением поранил палец левой руки! — жалобно пояснил Николай Иннокентьевич и показал бригадиру руку. Действительно, на большом пальце была длинная рваная рана — острый сучок вспорол кожу.
— Почему сняли рукавицы? — строго заговорил Владимир, но жалостливая Агафья Матвеевна, сучкоруб, перебила его.
— Из человека кровища хлещет, а он ругается... — сочувственно сказала она. — Человек неопытный, неумелый, а он ругается... Нельзя так...
— Перевязать надо! — хмуро заметил Иван.
Когда палец перевязали, Николай Иннокентьевич печально сказал:
— Придется прервать трудовую деятельность... — И вдруг торопливо обратился к Владимиру: — Товарищ бригадир, нельзя ли считать эту смену полностью отработанной? В смысле начисления зарплаты... По бюллетеню много ли получишь!
— Подумаем! — сердито ответил Владимир.
3
Трудовая деятельность Николая Иннокентьевича была прервана надолго. Получив бюллетень, он прочно обосновался в теплой комнате общежития, куда и пришел однажды вечером бригадир Владимир Грешилов. Пришел, конечно, не один, а с Иваном Хохряковым. Принесли кое-что из съестного, новости из леса. Когда они вошли в комнату, Николай Иннокентьевич торопливо поднялся с кровати, бросил на пол гитару, на которой, видимо, играл. Он, вообще, был хорошим музыкантом — и на гитаре мог, и на балалайке, и на мандолине.
— Болею! Скучаю! — меланхолично признался Николай Иннокентьевич. — Взял гитару, не выходит — палец болит.
— Поправитесь! — ободрили его друзья, зная, как тяжело разговорчивому Николаю Иннокентьевичу быть одному.
Владимир коротенько рассказал Николаю Иннокентьевичу о том, что бригада намного перевыполнила месячный план, получена премия.
— Вышла, так сказать, в передовики! — весело подхватил Николай Иннокентьевич. Он быстро разговорился. Снова напомнил о том, что работал раньше мастером лесозаготовок, намекнул на то, что занимал пост и повыше, потом перешел на дела бригады.
— Наша задача, — сказал он, — систематически повышать комплексную выработку... Между прочим, собираюсь, как только выздоровлю, проверить деятельность нашего мастера как с точки зрения руководства производственным процессом, так и начисления заработной платы.
Выяснилось, что деньги по бюллетеню Николай Иннокентьевич получил, получил и за два проработанных дня и пока в деньгах не нуждается. На вопрос, когда выйдет на работу, туманно ответил:
— Все зависит от работников медицины...
Друзья пожелали Николаю Иннокентьевичу скорейшего выздоровления и распрощались. Когда они вышли на крыльцо, то услышали песню, которую пел Николай Иннокентьевич, аккомпанируя себе на гитаре:
Эх, раз да еще раз,
Еще много, много раз...
Они переглянулись, пожали плечами и пошли своей дорогой. Шли молча.
4
В бригаду одна за одной приезжали делегации. Ехали из всех концов Читинской области, из Владивостока и Хабаровска, чтобы перенять опыт крупнопакетной погрузки леса, которую бригада Грешилова в области освоила первой. И надо сказать, отлично освоила. Гости с удовольствием наблюдали за работой, оглядывали новое приспособление — козлы, что-то писали в записных книжках. Уезжали довольные, на прощанье крепко жали руку бригадиру.
— Спасибо!
В тот день, когда Николай Иннокентьевич Яблочкин вышел на работу, делегаций в лесосеке не было. Розовощекий, сильный, здоровый приехал Николай Иннокентьевич в лес, Радушно поприветствовал товарищей по работе.
— Салют! — воскликнул он. — Вливаюсь в рабочий коллектив... Разрешите узнать, по какой таблице сейчас работаем?
— По той же самой, — серьезно ответил Владимир. — Придется вам сегодня стать на обрубку сучьев, Николай Иннокентьевич.
— Отлично!
Николай Иннокентьевич приступил к работе. Для начала он поширкал напильником по лезвию топора, потом, зажмурив левый глаз, требовательно посмотрел на острие и недовольно пожал плечами, словно хотел сказать: "Это разве топор! Вот когда я мастером работал — вот были топоры так топоры!" Только после этого Николай Иннокентьевич осторожно пробрался к ближайшему хлысту и стал работать. Первый хлыст он обрубил быстро и довольно-таки ловко. Искоса наблюдавший за ним бригадир успокоился: "Может, на этот-раз и не подставит палец!"
Как всегда, весело, лихо шла работа. Лесозаготовители отвозили воз за возом, с грохотом валились на землю сосновые стволы. Время до полудня пролетело незаметно.
— Обед! — закричал Владимир.
Последним к эстакаде пришел Николай Иннокентьевич. Он грузно опустился на пенек, молча развернул мешочек с обедом. Он был печален, чуточку согнутый, и, вероятно, от этого не казался высоким и сильным. Он лениво съел хлеб с салом, потом сразу же лег на спину и закрыл глаза. В такой позе он лежал до тех пор, пока бригадир не распорядился:
— Начали работу, товарищи!
Тогда Николай Иннокентьевич встрепенулся, торопливо посмотрел на часы и заявил, что до конца обеденного перерыва осталось еще шесть минут.
— По рабочему законодательству полагается часовой рабочий перерыв, — ворчливо сказал он, снова ложась на землю. — Шесть минут я могу отдохнуть.
— Ого! — сказал Иван Хохряков. — Здорово закручено! — Но спорить с Николаем Иннокентьевичем не стал, а пошел к трактору.
Очередной воз хлыстов был почти зачокерован, когда в лесосеке появился Николай Иннокентьевич — шагал медленно, тяжело, топор нес в руке так, словно боялся замараться. Приступил к работе он лениво, неохотно — ударит топором, постоит, глядя по сторонам, опять ударит, затем закурит, а покурив, точит топор.
Через полтора часа после обеда Николай Иннокентьевич вдруг бросил работу, сел на хлыст и замер.
— Что случилось? — хором спросили Владимир и Иван.
— Устал! — коротко пояснил Николай Иннокентьевич.
— Такой здоровый и — устал! — притворно удивился Иван и неожиданно предложил: — Давай поборемся!
Не глядя на него, Николай Иннокентьевич махнул рукой и медленно пошел по волоку. Он уходил из лесосеки.
— Вот это да! — всплеснул руками Иван...
На следующий день Николай Иннокентьевич на работу не вышел. Не вышел и на другой; когда Владимир и Иван навестили его в общежитии, Николай Иннокентьевич лежал на кровати, перебирая струны гитары. На этот раз он даже не пошевелился.
— Играешь, значит? — с усмешкой спросил Иван.
— Играю.
— Ну вот что, — сказал Владимир. — Из нашей бригады еще никто не увольнялся по собственному желанию... Вы понимаете мой намек...
— Прощайте! — сказал Иван и все-таки не удержался, захохотал: — Болтун!
Это был единственный случай, когда из бригады Владимира Грешилова человек ушел по собственному желанию. Бригадир об этом случае до сих пор вспоминает с гневом.
— Нет, вы понимаете, — возбужденно говорит он. — Лентяй, болтун, а называет себя рабочим классом. Рвач — и ничего больше!
— Рвач! — с удовольствием подтвердил Иван Хохряков.
<< пред. << >> след. >> |