[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Виль Владимирович Липатов. Дом на берегу.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  ПОПРАВКА К ПРОГНОЗУ

  ТОЧКА ОПОРЫ

  НАШИХ ДУШ ЗОЛОТЫЕ РОССЫПИ

  ДВА РУБЛЯ ДЕСЯТЬ КОПЕЕК...

  ДОМ НА БЕРЕГУ

  ПЯТАКИ ГЕРБАМИ ВВЕРХ

  ПИСЬМА ИЗ ТОЛЬЯТТИ

  КОРАБЕЛ

  ЛЕС РАВНОДУШНЫХ НЕ ЛЮБИТ

  КАРЬЕРА

  КОГДА ДЕРЕВЬЯ НЕ УМИРАЮТ

  ТЕЧЕТ РЕКА ВОЛГА...

  СТЕПАНОВ И СТЕПАНОВЫ

  ТОТ САМЫЙ ТИМОФЕЙ ЗОТКИН? ТОТ, ТОТ...

  ШОФЕР ТАКСИ

  ОБСКОЙ КАПИТАН

  ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ…

  ЗАКРОЙЩИК ИЗ КАЛУГИ

СЕРЖАНТ МИЛИЦИИ

  СТАРШИЙ АВТОИНСПЕКТОР

  01! 01! 01!

  РАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

  ГЕГЕМОН

  ЧТО МОЖНО КУЗЕНКОВУ?

  ДЕНЬГИ

  БРЕЗЕНТОВАЯ СУМКА

  ВОРОТА

  ВСЕ МЫ, ВСЕ -- НЕЗАМЕНИМЫЕ

<< пред. <<   >> след. >>

     СЕРЖАНТ МИЛИЦИИ
     
     
     Анкетные данные. Алексеенко Михаил Кондратьевич; год рождения 1950; место рождения — Сумская область, село Слобода; место работы — подразделение ГАИ г. Таллина; должность — инспектор дорожного надзора; член ВЛКСМ; холост.
     Знакомство. Здравствуйте! Сержант Алексеенко... Спасибо! Прежде чем сесть и начать беседу, разрешите переставить машину. Я думал, что меня пригласили, как обычно, на минутку, чтобы познакомить с очередным заданием, а оказывается... Машину надо поставить в тень, солнце здорово выжигает краску... Хотите начать прямо с выезда на участок, чтобы своими глазами посмотреть, как работает "автоинспекция на колесах"? У вас есть на это разрешение командира?
     Отлично, моя машина в вашем распоряжении!.. Вот он, мой цветной конь! Желтое, синее — мне этот подбор цветов нравится, но, как говорится, на вкус, на цвет товарищей нет... Машина оборудована рацией, мы будем в курсе всех дорожных происшествий в городе, наши позывные "Акация-23"... Разрешите спросить... Вы нарочно выбрали такое время? Какое? А когда на улицах предельно интенсивное движение, часы "пик". Хорошо!
     Днем. После этого светофора мы выезжаем на проспект Карла Маркса, движемся по направлению к дороге номер семнадцать... Рация молчит, мне остается только одно: поглядывать по сторонам, очень внимательно поглядывать, да не забывать об исправности светофоров; лампочка может перегореть, реле отказать, мало ли что бывает: техника — штука сложная... Секундочку! (Начинает работать рация: "Акация-23, Акация-23, внимание, Акация-23, по Пярнскому шоссе, седьмой километр, мотоцикл столкнулся с "Запорожцем"... Акация-23, прием!") Ну, вот вам — первая ласточка! Мчимся на место происшествия, но мчимся осторожно — не делая нарушений, никому не мешая, не вызывая паники... Посмотрите направо: машина "Запорожец", наискосок — мотоцикл, а в коляске... Маленькая девочка!
     Не произошло ли несчастья? Пойдете за мной?.. Инспектор дорожного надзора Алексеенко, прошу водителей предъявить документы — права, технические паспорта. Семен Иванович Бекетов, а машина принадлежит Иоханнесу Вольдемаровичу Содлатыну. Водите по доверенности... Так! Расскажите, как произошло столкновение...
      — Товарищ инспектор, я ехал по шоссе, прежде чем сделать левый поворот, пропустил грузовик, а тут... Выскакивает этот мотоциклист, черт бы его побрал... Простите, ругаться больше не буду, но я ни в чем не виноват, ну, абсолютно ни в чем не виноват... Скорость движения? Сорок — пятьдесят километров... Проверите? Пожалуйста!
      — Гражданина Бекетова прошу отойти к своему автомобилю, а вас, гражданин водитель мотоцикла, рассказать, как было дело...
      — Я ничего интересного не имею сказать, этот гражданин все говорит неправда, он грузовик не пропускал, он имел большой скорость, когда делал левый поворот, а моя дочка Альви очень и очень перепугалась... Нет, слава богу, Альви не имеет травма, она только очень перепугалась...
      — Так! Отлично! Водитель мотоцикла, вы тоже вернитесь к своей машине. Прошу подойти свидетелей... Слушаю! Так! Так! Так! Спасибо! Свидетели свободны... Я сказал: свидетели свободны, прошу разойтись, мне надо измерить тормозной путь и осмотреть место происшествия... Так! Отлично! Хорошо!.. Гражданин Бекетов Семен Иванович, подойдите ко мне. Вы допустили превышение скорости, создали аварийное положение, тормоза у вашей машины плохо отрегулированы... Ваши документы я оставляю у себя, прошу вас завтра прибыть вот по этому адресу, машину немедленно поставьте на стоянку. Проверю! Да, ремонт мотоцикла будет произведен за ваш счет!.. Альви, ты очень перепугалась? Уже ничего, ты уже смеешься — молодец! Водитель мотоцикла может продолжать движение, но соблюдать особенную осторожность... Еще раз спрашиваю: вы способны сесть за руль мотоцикла? Способны... А может быть, если не очень торопитесь, полчасика передохнете?.. Посидите, покурите, поиграйте с Альви... Лучше, если бы полчасика отдохнули... Договорились? Отлично!
     Снова работа. Инспектор дорожного надзора Алексеенко... Ваши права! Груздев Виктор Сергеевич, город Москва, Краснопресненское отделение ГАИ... У вас очень молодые права, им едва исполнилось три месяца, ехали вы аккуратно, даже слишком аккуратно, но вот на перекрестке забыли включить указатель поворота — после этого я и решил окончательно, что или у вас молодые права, или вы... Простите, но так осторожно, как вы, ездят не только молодые водители, но и подвыпившие люди... Вы абсолютно трезвы, никаких намеков я не делаю, но хотелось бы, чтобы вы не забывали включать указатель поворота — много происшествий бывает на этой почве. Осознаете свою ошибку? Хорошо... Пожалуйста, приложите максимум внимания. В Таллине много узких улиц, сотни перекрестков, интенсивное пешеходное движение — будьте внимательны, очень внимательны... Ах, вы уже покидаете наш город? Он вам понравился? Спасибо от всех жителей Таллина! Спасибо! Мне город тоже здорово нравится... Если вам в городе уже нечего смотреть, если вы возвращаетесь, то выгоднее ехать так... По проспекту Карла Маркса вы едете прямо, у мигающего желтого светофора поворачиваете направо, это улица Кингисеппа, по ней добираетесь до автовокзала — его вы увидете издалека, — метров через шестьсот после автовокзала выедете на улицу с трамвайными путями, это уже будет Карбовское шоссе; по нему вы движетесь до кольца, и, если вы сделаете полный разворот по кольцу, откроется Ленинградское шоссе... Не стоит благодарности! Счастливого пути! Привет столице!.. Кстати, до улицы Кингисеппа я вас провожу — следуйте за мной... Да не забывайте про указатель поворотов.
     Ночь. Многие ребята удивляются, что я люблю работать по ночам... Конечно, все мы молоды, всем ночью спать хочется; иногда едешь по городу, кругом тишина, дорога отличная — не качнет, не подбросит, — и вот так спать захочется, что хоть распорки под веки ставь... Да, конечно, бывает и так, что рация всю ночь молчит, никаких происшествий не случается, а ты, как челнок, туда-сюда, сюда-туда. Полгорода исколесишь, сотни две километров накрутишь, а происшествий нет... Вот и скука берет, спать хочется, а настроение — хорошее! Для меня праздник, если дежурство без происшествия обойдется, если на линии ничего не случится. Честное слово, не нравится мне "прокалывать дырки", отнимать права, отдавать под суд, делать выговоры и читать нотации... Конечно, все это приходится делать, но настроение от этого дрянное, на мир бы не смотрел, когда приходится пожилому заслуженному человеку вместо "товарищ" говорить "гражданин" и вести его в ГАИ! Неприятно! Брр! А приходится, приходится... Секундочку! Накликал происшествие!.. Смотрите: едет серединой шоссе, габаритные огни не включены... Вы, пожалуйста, посидите в машине, это дело пустяковое. Водителя я знаю — пожилой человек, профессор, рассеян так, что вечно правила нарушает... Бегу!.. Долго я отсутствовал? Десять минут! Простите!.. Это профессор все десять минут извинялся, умолял оштрафовать, но я с ним по-своему обхожусь... Теперь видите: хорошо поехал!.. А "Волга" у него — картинка. Совсем новенькая, внутри краской еще пахнет, ни один болтик не скрипнет... Машины? Люблю я машины — есть такой грех... Неравнодушен я к автомобилям, хотя и понимаю, что автомобиль не такая вещь, к которой следует прибавлять слово "люблю", но вот... Молчит рация, ничего не происходит — вот она и молчит... Можно остановиться, выйти из машины, открыть дверцу, чтобы слышать позывные... Приятно, наверное, покурить на свежем воздухе, на теплой траве, под яркими звездами... Я пробовал курить, не понравилось — так и не привык, а когда другие курят — красиво. Мужчине сигарета что-то такое придает, что трудно объяснить. Тихо-то как! Это порт шумит, море... Тихонечко шумит, мягко, ласково, словно шепчет что-то... Пароход? Нет, маленький, буксирный, наверное... Вам все-таки хочется знать, почему я люблю машины? Почему, а?
     Автомобили. Я автомобили, может быть, оттого люблю, что трудовую жизнь — она у меня пока коротка — начинал шофером... Как положено, окончил курсы, получил автомобиль ЗИЛ-130, начал ездить... Машина новенькая, забот мне доставляла мало, но вот однажды случилась беда — на повороте скорость не рассчитал, в кривую не вписался и ударился о металлическую высоковольтную опору. Тормозил я резко, удар этим был ослаблен, но все равно с опорой "поцеловался"... Вышел я из кабины весь потный, сел на обочину и почувствовал, что... плакать хочется... А как не заплачешь, если на моем новеньком ЗИЛе, на голубом зеркальном лаке такая вмятина и царапина — смотреть страшно... Автомобиль как-то весь перекосился, колеса свернуты, фары опущены. Одним словом, гляжу, у машины такой вид, словно она меня удивленно спрашивает: "Что же ты со мной сделал, а?" Вот беда-то... Чем больше я гляжу на машину, тем горше становится, словно она меня, как живое существо, корит: "За что же ты меня так, а? Я ли тебе не служила верой и правдой, я ли не возила тебя, я ли в жару и мороз тебя не берегла... Чего же ты, парень, а? Колеса набок свернуты — жалко, фары-глаза от удара ослепли, вмятина и царапина похожи на рану..." Да! Что я, на самом деле, с автомобилем сделал? Не было разве такого, что на крутом подъеме, с тяжелым грузом, когда кажется, что не хватит у мотора сил, шептал я машине: "Давай, давай, голубушка, давай, давай, милая, совсем мало осталось! Ну давай, давай!" И разве не было такого, что работаю шлангом и шепчу машине: "Вот мы и чистые стали, вот и блестим на все сто двадцать процентов! Нравится? То-то же!" Все мои "разговоры" с машиной вспомнились, и ничего в этом нет странного, так как не найдете вы шофера, который бы с автомобилем не толковал один на один. Ведь шоферское дело требует, чтобы ты с машиной наедине каждый день не меньше семи часов проводил, а на деле получается не семь, а десять, и редкий человек полсуток молчать способен... А машина! Она тебя везет, она тебе на хлеб-масло зарабатывает, она то хорошо себя ведет, то плохо — как с ней не поговорить?..
     Машина тебе служит, ты — машине: гайку подвернуть, узлы смазать, то, се проверить, доглядеть, предупредить... Одним словом, сложно это — отношения живого человека с бездушной машиной!.. Я сижу, значит, на обочине, машина у меня, значит, с опорой "поцеловалась" так, что... плакать хочется!.. В этот день, пожалуй, впервые я и понял, что люблю автомобили, что — простите за хвастовство — из меня со временем настоящий водитель выйдет... Вмятина и царапина на голубом лаке — пустяки, если со стороны глядеть, а если с обочины дороги да с водительскими правами в кармане — несчастье!.. И может быть, именно в тот день, когда "поцеловался" с металлической опорой, во мне и родился автоинспектор... С тех пор много времени прошло, таких я дорожных происшествий насмотрелся, что трудно словами передать, но до сих пор на покалеченный автомобиль равнодушно смотреть не могу... Что? Ну, знаете ли! О врачах тоже говорят, что они со временем привыкают к смерти; врачи это отрицают и правильно делают, так как к смерти равнодушным быть нельзя... Не знаю я такого автоинспектора, который бы на дорожное происшествие со смертельным исходом с равнодушными глазами поехал, нет такого человека, который бы не почувствовал ужаса, когда среди искореженного металла... Давайте не будем об этом! Ночь длинная, бог знает, что еще случиться может, а суевериями страдают не только летчики и моряки... Нет, люблю я машины, всей душой хочу, чтобы не было с ними происшествий, чтобы не сидели на обочине водители и не испытывали желания плакать, глядя на вмятину и царапину на голубом лаке...
     Усы. Да, точно вы заметили: когда волнуюсь, усы тереблю. Они у меня еще новенькие, я к усам только привыкаю, хотя без усов... С ними забавная история произошла. Отпустил я усы, поносил немножко, думаю: дай-ка пойду к фотографу, при усах запечатлеюсь и фотографию родителям пошлю... Они у меня хорошие! Мать Мария Евтуховна — домохозяйка, всю жизнь семье отдала, всех нас вынянчила и вырастила. Отца у меня Кондратом Остаповичем зовут, он плотником работает, и, говорят, неплохо работает, если треть домов в деревне его топор знает... Ну, шагаю в субботу к фотографу, улыбку по его заказу выстраиваю и, как загадывал, посылаю фотографию домой. Одно письмо получаю из дома, второе, третье, четвертое — нет в них ни слова об усах, словно я их и не отпускал. В чем дело, думаю, неужели мои старики так слабы глазами стали, что и сыновних усов не приметили, а потом получаю письмо от сестренки Галки, и она мне в нем осторожненько намекает, что не понравились мои усы родителям... Я, конечно, не обиделся, поулыбался только, а потом все-таки в письме спрашиваю: "Мама и папа, почему вам мои усы не нравятся?" Ответ на это письмо я получил неделю назад, до сих пор ношу в кармане, если хотите, фонариком подсвечу и прочту... "Дорогой, родной наш сынок Миша, здравствуй! Миша, сразу сообщаем тебе, что все мы живы-здоровы, что у нас все в порядке. Сегодня получили от тебя письмо, которое ты писал четвертого числа, и сразу даем ответ. Миша, из твоего письма мы поняли, что ты..." Это я пропущу, здесь они меня хвалят, а вот дальше... "Миша, ты пишешь, что нам не нравятся твои усы. Миша, не в том дело, что не нравятся, но с усами ты показываешься старшим, пожилым парнем, а ты ведь еще молодой, походи без усов, они тебе еще надоедят, ведь к этому ты подходишь, годы идут. Вот как женишься, тогда дело другое, можешь усы заводить..." На этом месте почерк матери кончается, отцовская рука дальше идет... "Миша, поскольку ты хорошо знаешь своих родителей, что у нас с матерью всегда хорошо и дружно и мы всегда пишем тебе вместе, то я тоже насчет усов такое мнение имею, что рано еще усы носить. Вот женишься, тогда носи на здоровье..." Ну, и так далее. Вот какая история с усами вытанцовывалась... Ребята до сих пор проходу не дают: "Женись или пошли брить усы!"
     Любовь. Вот так это было, если с самого начала рассказывать, а если с начала не рассказывать, то и говорить не о чем, но вот что интересно — откуда вы знаете об этой истории? Земля слухами полнится?.. Нет, не обижаюсь я на ребят, если они вам об этом рассказали, — они от чистого сердца, они за меня переживают, без них мне трудно было бы... Один в кино не пойдешь и вот часто слышишь: "Михась, хватит возле окна сидеть, пошли прогуляемся!" То один, то другой, то третий... Так вот как это было, если с самого начала рассказывать... Написал я как-то очередное письмо родителям, в нем справку посылал — не помню уж, для какой надобности, — и поэтому письмо не в ящик бросил, а зашел в почтовое отделение, чтобы заказным отправить. Стою в очереди, жду, к окошечку в стекле приближаюсь. Сидит за ним девушка — темноволосая такая, ловкая, быстрая, — письма принимает, марки наклеивает, штампы ставит. Смотрю я на нее, пока очередь движется и ничего особенного не замечаю. Красивая — так красивых девушек теперь много, ловкая — и таких немало, вежливо улыбается — так и такие встречаются, как говорится, в сфере обслуживания. Одним словом, девушка как девушка; таких я, может быть, сто раз встречал, но вот подходит моя очередь, я конверт в окошечко протягиваю, она его у меня принимает и, естественно, на меня смотрит... Вот здесь-то такое происходит, что я тогда не понял, и до сих пор не понимаю, и никогда, наверное, не пойму... Ну совсем у нее обыкновенные глаза — темные и веселые, — а у меня в груди ощущение, словно к сердцу мягкое и теплое прикоснулось... А она письмо берет, марки на него наклеивает, что-то пишет, а у меня — звон в ушах, точно только чувствую, что глупо улыбаюсь и... "Валентина! — кричит кто-то. — Валентина, что там у тебя стряслось?" Ну, прихожу я в себя... Оказывается, девушка мне квитанцию дает, а я ее не беру, оказывается, на меня вся очередь орет и напирает, а я не слышу и не чувствую... Беру я квитанцию, плачу деньги, осторожненько из очереди выбираюсь, выхожу на крыльцо, и — черт знает, что со мной творится!.. Когда письмо на почту нес, день был обыкновенный, а теперь — нет и нет! Солнца не видать, а оно светит, музыки не слыхать, а она звучит... Входил на почту — была обыкновенная почта, а теперь... Дворец! Шел раньше по обыкновенной улице, а теперь — проспект... Воробьи чирикали, а теперь поют! Мать честная — что со мной творится? Ну, постоял я на крыльце, успокоился немножечко и на работу пошел. И опять — все другое! Что ни начну делать, получается ловко и споро, точно не работаю, а фокусы показываю, на кого ни посмотрю — не человек, а чудо; с кем ни поговорю — умница, мудрец, добряк, красавец... Целый день у меня голова так кружилась, словно я только что бокал шампанского выпил... Ну дальше все понятнее и проще стало — понял я, что со мной произошло, и... На следующий день я опять на почту иду, покупаю у Валентины конверты, на третий день — марки, на четвертый день — конверты, на пятый — опять марки, а на шестой — это я точно помню! — она на меня так глядит, что ясно: поняла, почему это мне каждый день конверты и марки понадобились... Тогда я три часа на почте сижу, жду, пока ни одного человека в здании не останется, и — эх, была не была! — приглашаю Валентину в кино. "Нет, — говорит, — я сегодня занята. Я, — говорит, — домашними делами занята, и вообще мы с вами незнакомы, а я с незнакомыми в кино не хожу..." Мне это нравится: она мне правильно и хорошо отвечает, и без всякой обиды ухожу, а назавтра — вы сами понимаете! — снова возвращаюсь. "Разрешите пригласить вас в кино, меня Михаилом зовут, работаю я шофером там-то и там-то, пойдемте в кино..." Она опять отказывает. Мне это опять нравится, но только дело тем кончается, что приходит вечер, когда мы с Валентиной первый раз идем в кино... Луна, звезды, река, улицы — ног под собой не чую, что говорю, не знаю, как с улыбкой справиться — тоже... и пошло! Начинаем мы встречаться с Валентиной почти каждый день, затем я ее со своими родителями знакомлю, она меня — со своими, а потом и такой день приходит, который на всю жизнь памятен. "Я тебя люблю, Валентина!" — "И я тебя люблю, Миша!" Счастье это такое, что его описать нельзя, рассказать о нем невозможно — так я и пытаться не буду, а только скажу, решаем мы с Валентиной жениться. Любим друг друга, молодые, здоровые — сто лет жить и радоваться! Сообщаем мы о своем решении родителям, они довольны, как в старину говорилось, благословляют нас, а мы говорим, что жизнь будем начинать самостоятельно... Это мы с Валентиной заранее так договорились, чтобы и от моих родителей, и от ее жить отдельно. "Правильно! — говорят родители. — Это вы правильно решили, чтобы самим на ноги поскорее встать, чтобы всегда только вместе быть!" И надо же так случиться, что как раз в это время я получаю письмо от школьного товарища из Харьковской области. Мы с ним много лет дружили, и вот он пишет: "Михайло, приезжай, есть хорошее место, сразу квартиру дают, и машины хорошие..." Показываю я письмо Валентине, она читает и радуется: "Сразу квартиру дают... Поезжай, Миша, устраивайся, а я приеду..." Ну до чего же все хорошо и ладно получалось! Поехал я к другу, быстро устроился на работу, сообщил начальнику, что хочу жениться, и... Поверить трудно: мне отдельную квартиру дают, хотя квартирный вопрос — еще трудный вопрос... А Валентина почти каждый день пишет: "Родной, любимый, скоро приезжаю..." Я ей каждый день тоже по десять страниц пишу, тоже — "родная, любимая"! Ну до чего же все хорошо и ладно получается!.. Теперь я немного помолчу, вы, пожалуйста, дайте мне сигарету, я говорил, курить не научился, но дым пускать умею... Спасибо! Спички есть, спички я всегда с собою вожу — так, на всякий случай, мало ли что может на трассе случиться... Ну, продолжаю!.. Вот он и приходит день, когда начинается то самое, о чем вам ребята рассказали... Не получаю я от Валентины писем один день, второй, третий. На четвертый, естественно, телеграмму посылаю: "Сообщи здоровье", — но ответа не получаю. Бегу я тогда на междугородный телефон, вызываю Валентину к телефону — никто не является... Заболела? Умерла? "Нет, — говорит мне по телефону моя мама. — Не заболела она, сыночек, и не умерла, а куда-то уехала, а куда, даже ее мать не знает, как ей Валентина об этом не сообщила... Только сказала, что через месяц напишет..." Разговаривал я с мамой в час ночи, вышел с переговорного пункта на улицу — не узнаю! Не улица, а трущоба, не небо, а перья и клочки какие-то, не дома, а черт знает что... Уехала! Куда? Почему? Зачем? Я плохо помню, что происходило в те пять дней, пока самое тяжелое в своей жизни письмо не получил... То ли я эти пять дней работал, то ли не работал — вспомнить не могу, хотя ни единого дня не пропустил. Жил как в тумане, как в дыму жил, а потом... потом — письмо. Оно такое короткое, что я его только два раза прочел, порвал тут же, а вот до сих пор дословно помню: "Ты, Миша, удивишься, что тебе пишет не Валентина, а ее сестра Надя. Извини, но Валентина не твоя, она вышла замуж и уехала с мужем в Пятигорск. Миша, прости Валентину..." Вот так! Крепкие вы курите сигареты, очень крепкие... С тех пор пять с лишним лет прошло, а я... Я ни с одной девушкой не встречался, мне никто не нравится, мне каждую минуту в Пятигорск хочется... И это знаете? Да, было такое. В семьдесят втором году выпросил я досрочно у начальника месячный отпуск, поехал в Пятигорск... Фамилию ее мужа я тогда уже знал, через адресное бюро, узнал, где Валентина с мужем живет, телефона у них не оказалось, так я... На четвертый день вижу: идет одна! Я улицу перешел, сзади иду, потом окликаю: "Валентина!" Обернулась, узнала, побледнела. "Здравствуй, Валентина!" — "Здравствуй, Миша!" — "Как живешь, Валентина?" — "Хорошо живу, Миша, ребенка имею..." Недолго мы с ней разговаривали — минут десять, но я понял: неплохо ей живется! Ну и слава богу! Хорошо, говорю, что ей хорошо живется... И муж у нее неплохим человеком оказался, как мне кажется... Разве могу я Валентину осуждать, если до сих пор люблю, если без нее жить не могу, если усы отпустил, коли жениться и не думаю... Нет, осуждать ее только со стороны можно! Вот и сестра ее второе письмо посылала, просила еще раз Валентину простить... Я рад за Валентину, если ей хорошо живется... Нет, все-таки никогда я не научусь курить! Не затягивался, а во рту такое творится, словно кислоты нахлебался...
     Друзья. Товарищей, друзей много: в общежитии, по работе, просто в силу случайного знакомства. А вот думается мне, что слово "друг" надо употреблять очень и очень осторожно. Об этом написано много, о дружбе и товариществе каждый, наверное, столько лекций наслушался, что назубок знает, чем друг от товарища отличается, в чем дружба заключается, так сказать, теоретически, но на практике... Два настоящих друга у меня есть, и по печальной случайности оба живут далеко, но, как ни странно, расстояние нашу дружбу не портит. Я всегда знаю, что есть на земном шаре две географические точки, где для меня всегда крыша, пища и кровать готовы, если со мной беда стрясется; они знают, что в 1аллине живет человек, который все отдаст, чтобы помочь другу... Это здорово, когда знаешь, что Сашка Леонов и Ванюшка Черный "третье мое плечо, третья моя рука", как в известной песне поется. Сашок на Брянщине остался, там, где я с Валентиной познакомился, Ванюшка Черный после окончания Киевского университета работает в Магаданской области... Мы друг другу письма еженедельно пишем, пишем помногу — страниц по десяти; всем делимся, все проблемы — вплоть до мировых — обсуждаем... Сашка женился, ребенка завел — все я о его жизни знаю, был у него, видел, да и в каждом письме — подробный отчет. Хорошо у Сашки сложилась судьба, я за него доволен. Ванюшка сейчас колеблется, выбирает между наукой и практикой — и в этом деле советовать трудно, но я... Не торопись, написал я ему, погоди, жизнь сама рассудит, куда тебе качнуться. Жан-Жак Руссо... Впрочем, если позволите, мы о Руссо потом поговорим — у меня к нему особое пристрастие. Видите ли, я считаю, что выбирать между наукой и практикой... Эге! (Начинает работать рация:- "Акация-23, Акация-23, как слышите меня? Прием! Акация-23, перекресток проспекта Ленина и дороги номер два прошел автомобиль марки "Жигули", вишневого цвета, опрокинул тумбу, прошел на красный свет, левая фара выбита... Акация-23...")
     И опять работа. Вот он, голубчик, вот он — нарушитель спокойствия! Вы только посмотрите, какие фортели он выкидывает — пересекает все сплошные линии, виляет, а скорость-то, а скорость-то!.. Пьян в доску, так пьян, что меньше, чем на год, у него права отбирать нельзя... У "Жигулей" скорость большая, мы с вами бегаем помедленнее, а сейчас такая гонка начнется, что голова закружится... Может быть, выйдете, обстановка создается опасная, а вам-то зачем собой рисковать, да и мне... Простите! Но я за вашу безопасность отвечаю... Не выйдете? Сами все хотите увидеть? Что? Эх, была не была... Акация-1, Акация-1, начинаю преследование вишневого автомобиля, имею рядом корреспондента, покинуть машину отказывается... Ну, держись, пьяница... Так! Так! Так! Машина-то, оказывается, псковская, людей — полный салон; они с какой-нибудь крупной пьянки возвращаются, это отпускники "гуляют"... Так! Повисаем на заднем бампере, пока не включаем сирену, чтобы не заметили... Эге! И без сирены засекли, значит, сейчас удирать начнут — так и есть! Водитель не только пьяница, но и дурак, если думает, что я его на "Москвиче" не достану... Ну, голубушка, ну, милочка, покажи класс, покажи, на что ты способна, а вы держитесь. Держитесь, не стесняйтесь — я же держусь за руль, а вы цепляйтесь покрепче за сиденье... Прижимать его к обочине нельзя, он от страха может в кювет выскочить, мы его просто загоним — повиснем на заднем колесе и до тех пор будем висеть, пока у него нервы не выдержат. И дальний свет включать нельзя, водителя можно ослепить через зеркало заднего вида; аварией это может кончиться, запросто может несчастьем кончиться... Эге-ге! Подмигнем ему три раза, посигналим, страху немножечко наведем... Так! Так! Отлично! Сейчас переезд будет, хорошо, если бы оказался закрытым... Нет, черт побери, открыт, но этому пьянице все равно тормозить придется... Так! Так!.. Летим дальше, его больше чем на десять километров не хватит, вот увидите — не хватит. Это уж я чувствую... Во! Сто тридцать в час было, на десять сбавил, скоро и до сотни опустится. Понял, что я от него не отстану, если даже до Пскова пойдет... Во! Девяносто на спидометре — нервишки-то у него оказались слабее, чем я предполагал, а может быть, трезветь начинает... Ага! Восемьдесят! Ну, теперь его можно полегонечку да потихонечку и к обочине прижимать — теперь можно, коли он труса празднует и только от страха сам не останавливается... Начинаем его ти-хо-неч-ко обходить, идем рядом... Мать честная, в машине четверо женщин! Ну как не назовешь этого пьяницу хулиганом, если он четырех женщин смертельной опасности подвергает... Ну держись, божий сын! Идем рядом, включаем сирену, понемножечку выдвигаемся вперед, начинаем ос-то-рож-нень-ко прижимать... Еще снизил скорость? Ага! Семьдесят! Сейчас его будем брать голыми руками... Обогнали, впереди пошли, включили табло "Остановитесь!". Тормозит? Тормозит, пьяница. Остановка! Ну, начинается бой быков... Прошу всех выйти из машины, встать рядом, не мешать... Сержант Алексеенко, дорожный надзор, прошу предъявить документы... Так! Так! Водителя прошу садиться в мою машину, всех остальных сейчас попутным транспортом отправлю в город... Слушайте, гражданки женщины, а не стыдно вам так напиваться, что вы все до одной на ногах не стоите? Вы же женщины, понимаете, женщины!.. Стоп! Товарищ водитель грузовика, прошу всех этих пьяных женщин доставить в город... Не хотите садиться в кузов грузовика! Оставайтесь на дороге! Ночь теплая, но ветерок свежий — быстро протрезвеете... Ах, все-таки поедете в город! Товарищ водитель грузовика, отойдемте в сторонку... У первого поста ГАИ притормозите, передадите женщин дежурному, одна из них мне знакома, да и в Таллине ее многие знают... Я пост ГАИ предупрежу по рации — пусть берут всех четверых на проверку... Будет сделано, говорите? Заранее благодарю, товарищ водитель... Счастливого пути, граждане пьяные женщины!.. Ну а с вами, гражданин водитель, у нас будет разговор особый... Что? Сейчас я с вами, пьяной личностью, объясняться не буду, я вас сейчас на экспертизу доставлю, потом — в вытрезвитель, а потом... Вот потом и поговорим! Эх, вы, а еще прораб! Не прораб вы, а... Простите, увлекся... За автомобиль не беспокойтесь, я его закрыл, а минут через десять подойдет мотоцикл с водителем и уведет машину, куда положено... Вы хоть причешитесь, рубаху заправьте, галстук со спины на грудь переложите... Хотите посмотреть в зеркало, на кого вы сейчас похожи? Не хотите! Понимаю, отлично понимаю... Заглянем-ка в ваш паспорт... Женат, двое детей... Муж, отец, а в машине четверо пьяных женщин. А в машине Магда была, которую ни в один приличный ресторан города не пускают... Что? Хотите умыться вот в этом ручейке... Не надо, не надо! В вытрезвителе примете горячий и холодный душ... Ручеек вам не нужен... Слушайте, я в третий раз делаю вид, что не замечаю, как вы произносите нецензурные слова, но если вы еще раз произнесете хоть одно такое слово... Пятнадцать суток считайте обеспеченными!.. Вот это хорошо: сидите, молчите, думайте, если можете... По-е-ха-ли! Поехали!
     Общежитие. Убедились, что я не преувеличивал, когда говорил, что общежитие у нас хорошее... Во-первых, в центре города, недалеко от места работы, во-вторых, просто удобное для жилья. Вот это кухня, на этой газовой плите я себе завтрак готовлю... Пару яичек, колбасу поджарю, кусочек масла, томатный сок, если успел купить... Вот моя комната. Кровать хорошая, уборщица добросовестная, все выстирано, выглажено, нигде ни пылинки... Сплю я здесь, вот это мои книги, вот мой стол, вот мой платяной шкаф... Прошу садиться, будьте как дома, в общежитии, как видите и слышите, — пусто. Иные ребята на линии, другие спят, третьи пошли в город развлекаться... Да, да, мы продолжим разговор о Руссо. Я вам попытаюсь объяснить, почему его "Исповедь" стала для меня очень дорогой и близкой книгой... Ванюшка Черный, тот, что в Магаданской области, как-то написал мне из Киева — он тогда еще в университете учился — самое большое письмо. У него тогда маленькая неприятность случилась, дело до того могло дойти, что он без стипендии останется, и вот пишет, что совсем упал бы духом, если бы случайно не начал перечитывать "Исповедь" Руссо... Минуточку! Вот в эту толстую тетрадь я раньше делал выписки из "Исповеди", теперь перестал — зачем, думаю, если эта мудрая книга всегда под рукой... А Ванюшка в том письме — это я наизусть помню — такой кусок процитировал: "Бывают превратности, возвышающие и укрепляющие душу, но бывают и такие, что принижают и убивают ее..." Естественно, что после этого Ванюшка рассматривал свою "превратность" в лучшем смысле и писал, что нашел в себе силы, чтобы сделать решающий рывок... Одним словом, со стипендией все хорошо кончилось. Ванюшка продолжал получать ее, а для него это... Без стипендии Ванюшка не смог бы дальше учиться — вот какая была опасность... А я после этого письма отправился в библиотеку, взял "Исповедь", прочел несколько раз подряд, потом купил книгу в букинистическом магазине и частенько, когда было свободное время, делал выписки... Какие? Ну, это не очень интересно, так как... Я бы сейчас из Руссо не эти места выписывал, я бы сейчас совсем по-другому к "Исповеди" подходил да и подхожу... А тогда... Ну хорошо, парочку цитат прочту, и вы, конечно, поймете, почему я именно этими цитатами в то время интересовался... "Надо избегать таких положений, которые ставят наши обязанности в противоречие с нашими интересами и заставляют видеть наше счастье в чужом несчастье, ибо в подобных положениях всякий делается менее стойким, сам того не замечая, и становится несправедливым и дурным на деле, не переставая оставаться справедливым и добрым в душе..." А вот еще: "Сами происходящие события, сами предметы обычно производят на меня меньше впечатления, чем воспоминания о них". И последнее, последнее... "Лгать самому себе для своей выгоды — обман; лгать для выгоды другого — подлог. Лгать для того, чтобы повредить, — клевета, это худший вид лжи. Лгать без выгоды и ущерба для себя и для другого не значит лгать — это не обман, это вымысел..." Ну и довольно, довольно! Слишком многое вспоминается, когда читаешь и думаешь о том, кому это предназначалось... Что бы я выписал сейчас из "Исповеди"? А я не выписываю, я просто помню... "Сила и свобода — вот что делает человека прекрасным. Слабость и рабство никогда не создавало никого кроме злых". А напоследок я вам знаете что прочту... Вот мы с вами третий день почти не расстаемся, вы меня вопросами донимаете, я вам, как умею, отвечаю, так как не отвечать не могу: вы ведь тоже на работе, вы ра-бо-та-е-те, а как не помочь работающему человеку... Нет, вам обижаться на меня не следует, но, если что-то не так сказал, сердечно простите... Тем более что... Одним словом, я вам о себе много рассказал, а вот Руссо в "Исповеди" так пишет: "Никто не может поведать о жизни какого-нибудь человека кроме него самого. Его внутреннее содержание, его настоящую жизнь знает лишь он один, но когда он ее описывает, он приукрашивает ее; под видом рассказа о своей жизни он пишет свою апологию. Он показывает себя таким, каким хотел бы казаться, а вовсе не таким, каков он есть на деле..." Я эти слова все время вспоминаю, когда на ваши вопросы отвечаю, честное слово, стараюсь быть правдивым, но вот по Руссо получается, что моим стараниям — грош цена. Как я ни старался скромничать, я себя приукрашиваю — вот ведь что получается... А ведь это... Ну что в этом хорошего, если апологетика получается?
     Командиры. Может быть, мне везет, может быть, так у меня удачно жизнь складывается, что на своих командиров пожаловаться не могу, а наоборот, понимаете ли, наоборот, мне о них теплые слова говорить хочется... Не мог бы я успешно служить, не получал бы премий и благодарностей от министра внутренних дел республики, если бы не попал под команду младшего лейтенанта Сиваева. Он человек простой, отзывчивый, сердечный, работящий, наше дело прекрасно знает. Придешь к нему сам или по вызову явишься — спокойно и внимательно выслушает, толково и понятно объяснит непонятное — без шума, звона, без начальственного баса, а результаты — хорошие... Если сделаешь, как посоветует командир, значит, правильно сделаешь, а что может быть лучше этого... Очень хорошие отношения сложились у меня со старшим лейтенантом Щербаковым — заместителем командира по политчасти. Мне с ним часто приходится встречаться и беседовать, так как я... Этого я вам еще не говорил, но я, понимаете ли, член комитета комсомола управления внутренних дел Таллина, а сейчас исполняю обязанности секретаря комсомольской организации. К кому же идти за консультацией, как не к старшему лейтенанту Щербакову. Днем и ночью выберет время, все обговорит, расскажет, собственным опытом поделится, а человек он бывалый. Так что с командирами... Кто не умеет подчиняться, тот не научится командовать — это точно сказано, а ведь мне тоже со временем придется быть командиром... Учусь в школе милиции, звание из года в год повышается, так что дай бог мне быть таким командиром в будущем, как Сиваев, как Щербаков, как командир нашего подразделения Бежкенов!
     Партия. Беседовали со мной, намекали, что не пора ли, де, Миша, комсомольский билет менять на партийный... Хочу и, если гожусь, с радостью стану коммунистом, но рано еще, ох как рано... Я старшему лейтенанту Щербакову так и сказал: "Товарищ старший лейтенант, позвольте подрасти еще. Вот пройду комсомольскую работу, вот кончу учебу, вот повзрослею немного, разрешите самому вернуться к вопросу о вступлении в ряды КПСС..." Улыбается: "Хорошо, сержант, работай, учись, расти, усы подлиннее отпускай... Подождем, подождем, Миша!"
     Вино. Водка. Пьяным ни разу в жизни не бывал, не знаю, что это такое, но выпить могу... В Эстонии есть много хороших вин, коньяк предпочитаю армянский, но... Необходимо застолье, круг лучших друзей, большой праздник — вот когда можно выпить рюмку-другую, а во всех других случаях... Наверное, я оттого пьянство ненавижу, водку видеть не могу, что автоинспектором работаю, что только вчера ночью мы с вами за пьяным водителем гонялись, что наша работа... И говорить нечего — алкоголизм такое зло, с которым бороться надо, как с чумой или проказой... Насмерть надо бороться с алкоголизмом!
     По секрету. Молчок, договорились? Никому рассказывать не будете?.. Не обещаете? Ну, тогда не скажу... Вы от меня до тех пор не отвяжетесь, пока не скажу? Если замахнулся, говорите, полагается бить... Все равно не скажу!.. Ну и человек вы, ну и работенка у вас — душу из человека вытрясет, прошу прощения... Нет, на самом деле, не отвяжетесь? И слово не даете, что никому не расскажете... Вот попал в переплет! Вот это дал ошибочку! Да если бы я знал, что корреспонденты такой народ, что... Фу! Радикулит у меня — вот и вся тайна! Иногда сидишь в машине, так заболит, хоть на весь мир кричи, а тут рация начинает тарабанить: "Акация-23, Акация-23..." Вот и путешествуешь с радикулитом... Что? Напишете о радикулите! Для чего? Чтобы люди знали, что и у автоинспекторов тоже бывает радикулит, а не только у бухгалтеров? Чтобы люди знали, что автоинспектор тоже живой человек, а не монумент посередине площади? Ну, вашей логики я понять не могу... Монумент с радикулитом... Черт же меня дернул за язык, но я потому начал, что сейчас он... Я вот и говорю, что на стуле сидеть — трудно — это он, радикулит, разыгрался, а нам с вами через десять минут на линию... Если пока нет вопросов, передышку мне дайте. Ну, спасибо! Пойду в кухню спину греть, а вы что-нибудь полистайте... Вот кроссворд в "Огоньке". На половине застрял...
     
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft