| << пред. << >> след. >> Эсма-ханум.
Перевод С. Трегуба
В одной из кофеен Трапезунда сидели и беседовали два турецких чиновника Шукри и Осман.
— Вы заметили, как любезно разговаривал сегодня наш визирь с этим проходимцем? — говорил Осман Шукри.
— С Нури-махаджиром? [1] Да. Уж очень хитер и пронырлив, эфенди, этот бывший курьер, а ныне шериф. Я вам советую смотреть отныне в оба: в народе ходит слух, что визирь собирается назначить Нури-махаджира на ваше место.
— Знаю. Мне говорили об этом. Он давно метит на мое место. Но ему не видать его, как своих ушей.
— Визирь очень приблизил его к себе и доверяет во всем. Интересно, чем он покорил визиря?
— Сестрой. Вы разве не слыхали? Визирь женится на его сестре. На днях будет свадьба.
— О-о, аллах! Если это случится, то здесь будет царить один Нури-махаджир. Он обзывает нас тяжелодумами и тупицами. Выгонит всех и наберет своих махаджиров. Эти оборванцы ходят к нему толпами.
— Да, надо во что бы то ни стало расстроить эту свадьбу.
— Интересно, где встретил визирь сестру Нури? Ведь, говорят, она еще совсем девочка, живет в степи вместе с другими махаджирами, ходит босая, в отрепьях — и в городе здесь не появлялась еще ни разу.
— Хм... Все это проделки Нури. Недавно в комнате визиря, доставая из кармана какие-то документы, он уронил, будто случайно, ее портрет. Визирь заинтересовался и, рассмотрев, сразу же влюбился в эту девчонку.
— Вы правы, эфенди. Надо помешать Нури-махаджиру.
— Я уже придумал. — Шукри осмотрелся и, убедившись, что поблизости нет никого посторонних, наклонился к собеседнику: — Существует только одно средство, чтобы отвести нависшую беду. Нужно опорочить Нури, убедить нашего старого дурака, что Эсма потаскуха и Нури хочет выдать ее замуж за визиря для того, чтобы дискредитировать визиря в глазах падишаха, свергнуть его и самому занять его место!
— Так... так... — сказал Осман. — Придумано очень занятно. Умная голова у вас, эфенди. Только... кто сумеет это сделать? Кто осмелится?
— Я сам! — ответил Шукри. — Кто другой знает визиря так хорошо, как я? И кто другой сумеет вдолбить все это в его старую глупую башку?
— Вы! О, успех обеспечен. Сделайте это, эфенди, и мы не останемся в долгу перед вами.
— Сегодня же вечером я поговорю с визирем.
— Аллах да благословит вас и вашу затею!
В тот же день старший шериф Шукри попросил визиря принять его.
— В связи с вашей, великий визирь, предстоящей женитьбой, — доверительно сказал он ему, — в народе ходят нехорошие слухи.
— В на-ро-де? А какое мне дело до народа? И что же там болтают?
— Болтают, что молодая Эсма, сестра Нури-махаджира, известная потаскуха, бесстыдно торгующая своим телом...
— Что-о-о? — заорал визирь. Он побежал к Шукри и начал трясти его. — Да как ты смеешь, скотина, повторять эту болтовню? Ты не знаешь, что гнусавишь! Нури-махаджир говорил мне: "Эсма молода, красива и непорочна". Она — моя будущая жена и твоя госпожа — целомудренна и чиста, как голубь. А ты болтаешь всякое.
— Великий визирь, я говорю то, что сам хорошо знаю, — спокойно ответил Шукри.
— Так говори же ясней! Говори все, что знаешь!
— Мне не совсем удобно, великий визирь, говорить вам все это, — лицемерно произнес Шукри. — Но видит сам аллах, моя привязанность и любовь к вам, наконец, долг, требуют от меня откровенного признания.
— Ну, ну, не тяни. Выкладывай все, что знаешь.
— С этой девушкой Эсмой я был близок.
— Ты? — заревел визирь.
— Да, я. Карайте меня, великий визирь, я того заслужил. Уж очень красива и соблазнительна эта абхазка. Шайтан сбил меня с пути, не устоял я перед соблазном. Нанял номер в портовой гостинице, и там она целый месяц была моей любовницей. Но аллах сжалился надо мной и вернул мне разум. Понял я тогда, как позорно себя вел. Эсма — самая бесстыдная, самая необузданная и вконец испорченная женщина.
— Довольно! Хватит! — завопил визирь. Он беспомощно опустился в свое кресло.
Безмолвно сидел он несколько минут, потом поднял отяжелевшую голову.
— Скажи мне, Шукри-шериф, только одно. Зачем понадобилось Нури-махаджиру так бессовестно лгать?
— Зачем? — уверенным голосом произнес Шукри. — Это известно всем окружающим и неизвестно только вам, потому что вы ко всем так добры, отзывчивы, благородны, а порой, как вот к Нури-махаджиру, излишне доверчивы.
— Говори ясней, Шукри-шериф.
— Неужели вы до сих пор не заметили, что Нури-махаджир коварный карьерист, который ни перед чем не остановится?
— Ну, допустим, это так. А дальше что?
— Ему, неблагодарному, как видно, мало всего того, что вы сделали для него, повысив его с должности простого курьера до шерифа. Теперь он уже мечтает о вашем месте!
— Ка-а-ак? Что ты сказал? О моем месте? — Все тяжелее становилось визирю от таких неожиданных открытий.
— Мои агенты донесли, — продолжал Шукри, — что Нури не раз хвалился своим абхазам-махаджирам, что скоро он свалит самого визиря, то есть вас, как свалил Шевкет-шерифа, и будет властелином всей трапезундской области, что ему обещала поддержку красавица черкешенка Аза, новая жена Султан-Хамида. Я проверил донесения, и они оказались точными.
— Это интересно, — горько улыбнулся визирь.
Шукри торжествовал. Затея ему удалась. Визир был покорен.
— Что же ты предлагаешь? — робко спросил визирь.
— Уберите Нури-махаджира со своего пути, великий визирь, и как можно скорее.
— Да, — произнес визирь. — Теперь мне многое становится ясным. Спасибо, тебе, Шукри-шериф, за бескорыстную и преданную службу. Награжу достойно. А теперь прими мой приказ: немедленно, сейчас же арестовать Нури-махаджира, связать его и бросить в каземат. На пятницу, после намаза, назначить казнь.
— Это вместо свадьбы? — съязвил Шукри.
— Да, — ответил визирь.
Весть об аресте и предстоящей казни Нури-махаджира всполошила весь Трапезунд и население лагеря абхазов-махаджиров, расположенного в далекой степи; здесь особенно любили молодого Нури, так как он, работая в городе, постоянно помогал своим землякам. Сестренка же Нури, юная Эсма, не чаяла души в брате; она потеряла в изгнании отца и мать, и только Нури оставался опорой в ее жизни.
Сто с лишним километров одолела она за сутки вместе со старой своей теткой Шемекья, чтобы прибыть к утру проклятой пятницы, когда была назначена казнь Нури.
На ближайшем базаре девушка встретила женщину-абхазку, тоже махаджирку, но живущую в городе.
Она, оказалось, знала тайну гнева визиря: ее родственница находилась в его гареме.
— Когда я шла сюда, на базар, то видела, как визирь и его помощники вошли в Назимовскую мечеть, — рассказала женщина. — С ними был и противный Шукри, донесший на Нури-махаджира.
— Да? — вспыхнула Эсма, и по ее загоревшимся глазам было видно, что ее осенила какая-то счастливая мысль. — О-о, я прошу вас, милая женщина, проводите меня до этой мечети и покажите, кто из них визирь и кто Шукри.
Они подошли в тот момент, когда визирь и его помощники совершили намаз и покидали мечеть.
— Тот, что идет впереди, высокий — сам визирь, а позади него, справа, низенький толстяк — Шукри, — указала ей спутница.
Эсма внимательно посмотрела на мужчин и, плотно закрыв лицо чадрой, подбежала к визирю, бросилась к его ногам и крепко обхватила их руками.
— О-о, сжалься над бедной сиротой, великий наш визирь! — взмолилась она.
— Кто ты, женщина, и чего просишь?
— Выслушай мою жалобу, великодушный и справедливый визирь. Ваш помощник Шукри-шериф, вот этот самый, — показала она на Шукри, — жил со мной больше месяца в гостинице, а потом выгнал меня, ничего не заплатив. Он должен мне двести лир. Я умираю с голода.
— Ну? — обернулся к Шукри визирь. — Что ты скажешь на это?
— Как видно, аллах помрачил женщине разум, великий визирь, — ответил совершенно спокойно Шукри. — Плетет какую-то чепуху!
— Нет, нет! Он, великий визирь, обманывает вас, как обманул и меня. Пусть поклянется аллахом над святым Кораном, что не знает меня, не видел никогда, не жил со мной и не должен мне обещанных двести лир.
Визирь грозно взглянул на Шукри.
— Что теперь ты скажешь, Шукри-шериф? Женщина эта действительно сошла с ума или говорит правду?
— О, я охотно поклянусь над Кораном, великий визирь, только для того, чтобы окончательно рассеять ваши оскорбительные сомнения. Велите принести Коран.
— Да, да, да! Пусть поклянется над Кораном! — кричала девушка, еще крепче сжимая ноги визиря.
— Святой мулла, — обратился к мулле визирь, — принеси Коран и прими клятву от Шукри-шерифа.
И когда мулла принес из мечети Коран, визирь приказал:
— Встань, женщина! Подними чадру и покажи свое лицо Шукри-шерифу. Пусть он посмотрит на тебя и поклянется, что действительно никогда не видел и не знает тебя.
Девушка вскочила на ноги и сорвала с головы чадру. Красота ее была необыкновенной, ошеломляющей. Визирь не мог оторвать глаз от нее.
— Ну, клянись же, Шукри! Я слушаю тебя, — сказал визирь, втайне завидуя своему шерифу, досадуя, что не он, а этот чурбан целый месяц владел таким неземным созданием.
Шукри протянул обе руки над Кораном и торжественно произнес:
— Клянусь великим аллахом, что девушку эту глаза мои видят первый раз в жизни, что не имел с ней никаких дел и никаких денег ей не должен.
— Что ж ты скажешь теперь? — обратился визирь к девушке.
— О великий визирь! Прости меня за нескромность, которую я вынуждена была позволить себе. Но, видит аллах, иначе никак не смогла бы я разоблачить подлый и коварный поступок Шукри. Я — Эсма, родная сестра Нури-махаджира. Этот негодный человек, Шукри-шериф, завидуя уму и способностям Нури, наклеветал на него и на меня. И вы ему поверили. А теперь вы убедились, что он обманывал вас. Казня сегодня невинного Нури, вы возьмете на себя грех, который вам никогда не простится. Освободите Нури!
Визирь распорядился немедленно освободить Нури-махаджира и назначил его старшим шерифом, а Шукри заключил в каземат.
Юная Эсма вышла замуж за визиря и стала зваться Эсмой-ханум.
[1] Махаджир — изгнанник. В 60-70-е годы прошлого века абхазские князья спровоцировали массовое выселение крестьян за пределы Абхазии.
<< пред. << >> след. >> |