| << пред. << >> след. >> 13
В субботу рабочий день затягивался. Жюльен самостоятельно сделал несколько поездок и получил двенадцать франков чаевых. Но когда он вечером вернулся в цех, бак еще не был вымыт. Морис растопил печь и таскал снизу уголь.
— Я решил, что лучше оставить тебе мойку, — сказал он. — Это легче, чем возиться с печью. И потом, если хотим лечь пораньше, надо разжечь печку так, чтобы накрыть огонь сразу, когда выйдем из-за стола.
Вода в баке остыла. Жир из мисок и тесто из кастрюль образовали тошнотворное месиво. Жюльен кусал от отвращения губы, пот струился по его лицу, а спина была мокрой от жара печи.
Наконец все было закончено. Мальчиков позвали ужинать.
— Умоемся после, — сказал Морис.
Жюльен ел мало. Он не мог отделаться от запаха бака, словно тот въелся ему в руки, пропитал влажные штаны. Ему даже казалось, что когда он дышит, этот запах выходит из глубины его легких, подобно тому как поднимается муть со дна бака, если всколыхнуть жирную воду.
— Ты что, не голоден? — спросил хозяин.
— Не очень.
— Нужно заставить себя поесть немного, — сказала госпожа Петьо и одарила его самой лучезарной улыбкой. — Завтра вам понадобится много сил.
— Оставь его, — сказал хозяин. — Ты прекрасно знаешь, что в первые дни это вполне естественно. Они сыты от одного запаха сладкого. Потом привыкают.
Поужинав, они отнесли мороженое в кинотеатр, потом Морис накрыл огонь золой.
— Теперь, старина, бежим быстрее закрывать кондитерскую, — бросил он. — А то могут притащиться покупатели. Сегодня ведь суббота!
В столовой их задержала госпожа Петьо.
— Морис, голубчик, — сказала она, протянув блюдо, — скорее принесите пирожных, только что пришел господин Рамижон!
Морис взял блюдо. Его передернуло. Не успела за хозяйкой закрыться дверь, как он взорвался.
— Черт возьми! Вот так номер! О господи! Я как чувствовал, что он припрется! Здорово мы влипли!
Жюльен пошел за ним.
— Что случилось? — спросил он.
— Что случилось? Сейчас узнаешь. Идем. Поймешь все сам. Такое увидишь, что и во сне не приснится.
Морис положил на блюдо штук двадцать пирожных разных сортов и отнес все это в столовую. Там уже находился господин Петьо. Он улыбался и поглаживал свое круглое брюшко. Хозяин был одет в безукоризненно чистую белую куртку.
Из-за наполовину застекленной перегородки доносились голоса; было трудно разобрать, о чем шла речь, так как беседа велась в чайном салоне. Госпожа Петьо вышла из магазина и бросила взгляд на блюдо.
— Отлично. Отлично. Не уходите. Может, еще что понадобится.
— Мне идти? — спросил хозяин.
Госпожа Петьо слегка приоткрыла дверь и прильнула глазом к щели.
— Подожди немного, — сказала она. — Предоставь действовать сначала нам — Жоржетте и мне.
Она, придерживая дверь ногой, одернула кофточку, улыбнулась ученикам и мужу, потом вернулась в магазин. Пока за ней медленно закрывалась дверь, Жюльен услышал, как она говорила:
— Ах, господин Рамижон, мы только что пробовали эти пирожные. Никогда у нас не было ничего подобного. Не знаю, что там мой муж еще придумал...
Конец фразы затерялся в гуле голосов. Хозяин слегка отодвинул занавеску и стал наблюдать. Он сделал знак Жюльену, приглашая его подойти поближе, и уступил ему место.
— Смотри, это самый превосходный покупатель, которого я когда-либо видел, — сказал он.
Хозяйка и ее сестра стояли около толстого мужчины, сидевшего за столиком. Обе оживленно болтали, рассыпаясь в любезностях и сверкая улыбками. Толстяк ел. Ему было лет тридцать с небольшим, но голова его почти облысела. Глаза походили на узкие щелки, прорезанные на заплывшем жиром красном лице. Когда он жевал, они иногда совсем исчезали. Он брал пирожные, лежавшие на блюде, клал на тарелку, разглядывал их с минуту, потом с жадностью откусывал. Госпожа Петьо налила ему апельсинового сока. Он выпил. Его тройной подбородок колыхался, как желе. Он вытер губы маленькой розовой салфеткой, казалось, подумал немного, потом, сделав неопределенный жест рукою, что-то сказал Жоржетте и взял из ее рук большую чашку с кремом, в который был добавлен ром Он зачерпывал крем ложкой, время от времени кивая головой и как бы говоря: «Превосходно. Великолепно. Очень вкусно». И продолжал есть.
Закончив, он посмотрел на госпожу Петьо и что-то сказал. Хозяйка вынула из кармана белого халата маленький блокнот и стала считать. Жюльен увидел, что она обернулась в его сторону и, подмигнув, сделала знак головой. Он позвал хозяина.
— Господин Петьо, по-моему, хозяйка что-то хочет сказать.
Хозяин подошел и спросил:
— Он кончил есть?
— Да.
— Ага, значит, мой выход.
Он потер руки, расправил складки на куртке и толкнул дверь. Жюльен продолжал смотреть. Хозяин сначала сделал несколько шагов по направлению к прилавку, как бы не замечая присутствия толстяка. Затем, повернув голову, удивленно всплеснул руками и, бросившись к нему, воскликнул:
— А! Господин Рамижон! Какой сюрприз!
Он долго тряс руку толстяку, потом пододвинул кресло и сел против него.
Из своего закутка появилась Клодина. Она подошла, вытирая руки посудным полотенцем.
— Что, пришел обжора? — спросила она.
— Да, — проворчал Морис. — Ну и боров. И к тому же в полной спортивной форме... Вот Виктор обрадуется: его пирожные уплыли. А завтра ему придется снова печь. Ускорит это нашу работу! Как же!
Морис сидел, облокотившись о стол и положив голову на руки.
— Подумать только, мы уже давно могли бы спать! — вздохнул он.
— Никогда не видела такой свиньи, — сказала Клодина. — Пусть у него и состояние, и магазин тканей, но уж лучше остаться старой девой, чем выйти за этот мешок сала!
— Да, он, конечно, не Тино! — усмехнулся Морис.
Она вцепилась ему в волосы. Жюльен заметил, что, обороняясь, Морис норовил положить ей руку на грудь. На пороге появилась хозяйка, и Клодина ринулась обратно в кухню. Морис стал разглаживать волосы.
— Быстро, Клодина, две вазочки! А вы, Морис, положите ванильное мороженое.
Когда толстяку и господину Петьо подали мороженое, женщины оставили их одних и отошли в глубь магазина. Однако госпожа Петьо продолжала за ними наблюдать. Как только толстяк разделался с мороженым, она вышла забрать блюдо с пирожными, взяла его как будто для того, чтобы отнести в магазин, но прошла совсем рядом со столиком. Господин Рамижон приподнялся, упираясь толстыми круглыми руками в кресло. Госпожа Петьо остановилась и опустила блюдо чуть ниже. Толстяк улыбнулся и что-то сказал, хозяйка поставила блюдо на стол.
Медленно, сунув руки в карманы и наклонив голову, приблизился Морис. Он отстранил Жюльена, бросил взгляд в кондитерскую и отошел, пожимая плечами.
— Жирный боров, — ворчал он, — жирный боров. Опять чавкает!
Обернувшись, он спросил:
— Нашел, чем развлекаться! Неужели тебе не противно смотреть, как этот тип жрет?
— Да, пожалуй, — сказал Жюльен, опуская занавеску. — И ты думаешь, что он съест все, что лежит на блюде?
— Радуйся, если нас не пошлют еще за одним.
— Просто невероятно!
— Да. Ты даже представить себе не можешь, до чего прожорлив этот подлец.
— И часто он приходит?
— Да, к сожалению, слишком часто.
Морис направился к двери, ведущей во двор, и обернулся.
— Слушай, — сказал он. — Пойдем немного подышим воздухом! А то меня просто тошнит при виде таких людей!
Жюльен пошел за ним. Выходя, Морис крикнул Клодине:
— Если понадобимся, мы у выхода.
На улице были освещены только витрины кондитерской и двух кафе. Дул прохладный ветер. Некоторое время они постояли, потом Морис сел на порог, прислонившись к косяку. Жюльен последовал его примеру и устроился напротив. Изредка мимо них проходили люди. Иногда мелькали одинокие фигуры или, не торопясь, шли молчаливые пары. Морис поговорил немного о работе, потом о боксе. Затем стал отпускать замечания по адресу прохожих. Жюльен смеялся. Но очень скоро оба затихли. Жюльен чувствовал, как холод от камня проникает сквозь тонкую материю его штанов и куртки; голова отяжелела, редкие прохожие казались ему теперь смутными силуэтами, исчезающими в ночи, окутанной туманом. Мальчики сидели так очень долго. Наконец толстяк вышел из кондитерской, они услышали, как он прощается в дверях с хозяевами; тогда, полусонные, они поднялись и с трудом начали выволакивать на улицу тяжелые деревянные ставни.
<< пред. << >> след. >> |