| << пред. << 67
Как только госпожа Гарюэль ушла, Жюльен прочел письмо Сильвии. И вдруг ощутил страшную душевную пустоту, полный упадок сил.
Когда Ритер разыскал его, он встал и, не промолвив ни слова, последовал за товарищем. В лавке Этьен принялся кричать, что все это плохо кончится, что Жюльен, видно, и вправду ищет смерти.
Жюльен в ответ только улыбался. Разве смерть не была единственным лекарством от терзавшего его сердце недуга?
Едва Ритер вышел из магазина, как Жюльен направился к улице Вильнев. Он шел по дороге, которая вела также и к посту наблюдения, так что ему угрожала опасность встретить Водаса. Он думал об этом. Ритер сказал, что он, Жюльен, ищет смерти. Но чьей? Своей собственной или же смерти подлеца капрала? А может, их столкновение окончится гибелью обоих?
Дойдя до конца улицы, Жюльен остановился возле стены полуразрушенного дома, где некогда помещалось акцизное управление. Теперь он не сводил глаз с изгороди из бересклета, скрывавшей дом Сильвии. Он ничего не ждал. Он знал, что в такой час из этого дома никто не выйдет. Он просто смотрел, как бы стараясь вобрать в себя и запомнить место, где жила Сильвия. Что она сейчас делает? Было ли ей больно? Ведь тут убили его ребенка! Ребенка, которого он так ждал! Действительно ли убивают младенца, когда из чрева женщины насильственно извлекают плод любви? И не бывает ли так, что одновременно убивают и мать? Должно быть, при этом в ней непременно что-то убивают...
Пошел мелкий дождь, и вскоре одежда Жюльена вымокла насквозь. В темноте слабо поблескивали листья бересклета. Вместо того чтобы вернуться в лавку, Жюльен пошел по дороге в Фурш и вскоре очутился среди полей, гораздо выше поста наблюдения. Теперь, когда сумерки уже сгустились, он готов был встретиться с Водасом. Но дорога была безлюдна. В темноте не видно было даже травы. Она только чуть хлюпала под ногами, как намокшая губка. Жюльен часто бывал здесь с Сильвией. И теперь он шагал, вперив взгляд в землю, будто надеялся обнаружить то место, где они лежали рядом.
Возвратясь в лавку, он долго перелистывал небольшой блокнот, подаренный ему Сильвией. На глаза ему попался стебелек ежевики с высохшими и сплющенными листочками.
Все последующие дни были отмечены для Жюльена ужасающей пустотой. Ритер тщетно пытался образумить товарища. Жюльен улыбался, покачивал головой и уходил. Напрасными были все попытки пристыдить его, задеть самолюбие, в нем словно умер даже инстинкт самосохранения, заставляющий человека избегать опасности. Он переходил из одного парка в другой, всюду ища воспоминаний о Сильвии.
Время от времени, словно смутный проблеск света, перед его мысленным взором возникала печальная улыбка матери. Он силился удержать в памяти ее образ, но это ему плохо удавалось.
Точно вспышки молний, в голове у него мелькали и другие горестные воспоминания: крик Одетты, ее полный ужаса взгляд, ее лицо, искаженное ненавистью, вдруг постаревшее и как бы отмеченное печатью смерти мужа, погибшего на чужбине. Теперь перед Жюльеном неотступно стояла такая Одетта, Одетта, яростно оттолкнувшая его, страдающая, испытавшая нестерпимую муку при одном его появлении.
Будет ли у нее ребенок от него? Сильвия согласилась умертвить ребенка, уничтожить, истребить плод их любви, ну а Одетта, даст ли она жизнь зародышу? Нет, вряд ли это возможно. Ведь, помимо всего прочего, Одетта ненавидит его. Между ними встал покойник, погибший вдали человек, которого Жюльен даже не знал. Одетта любила мужа. И теперь, даже мертвый, он все время являлся им. Безликий поначалу, он представлялся теперь Жюльену многоликим.
Смерть. Смерть везде. Смерть повсюду!
На берегах реки Лу в мирное лето. И на берегах реки Лу в другое лето, когда казалось, что мир вновь обретен. Смерть подстерегала в кустах, где юноши и девушки любили друг друга в ту пору, когда еще не была проведена демаркационная линия. Смерть подстерегала в лесу. В огромном лесу, покрывавшем Черную гору, в лесу, который тянулся к воде и сбегал к берегам озера Лампи.
А само озеро Лампи? Служило ли оно приютом любви или смерти? Впрочем, разве это не одно и то же, коль скоро плод той безумной ночи, которую они провели возле озера Лампи, теперь умерщвлен? Мертв, как мертв Каранто. Неужели это крохотное существо уже присоединилось к Каранто, и к Андре Вуазену, и к дяде Пьеру? Уже присоединилось и к мужу Одетты, погибшему под бомбами, и к матери Каранто, старушке, которая умерла в одиночестве?
Отныне все эти мертвецы уже не были мирными спутниками Жюльена. Они были чересчур верны ему. И чересчур деспотичны. Мертвые, они цеплялись за Жюльена, как это делал Каранто, когда был еще жив, как делал Каранто за несколько минут до того, как ушел из жизни. Ушел... Так всегда говорила мать Жюльена, если речь заходила о смерти. Слово «умер», видно, было ей неприятно, причиняло боль. Вот почему она говорила «ушел», и можно было подумать, будто речь идет о какой-то приятной прогулке.
И все же прощальный взгляд Каранто заключал в себе многое! Такой взгляд не скоро забудешь... Как это мучительно: находиться тут же, рядом, и не иметь возможности хоть чем-нибудь помочь. Стоять столбом на берегу и смотреть, как у твоего товарища уходит почва из-под ног, как он погружается в пучину и бросает на тебя потерянный взгляд, ибо чувствует, что берег, за который он хватается слабеющими пальцами, ускользает. В последний миг для Каранто жизнь воплотилась в облике девушки, в ее имени.
Все ли возможное — и даже невозможное — сделал он, Жюльен, чтобы помочь Каранто? Все ли возможное — и даже невозможное — сделал он, чтобы помешать Сильвии совершить то, что она совершила?..
Отныне он ни на минуту не оставался один: все эти мертвецы были тут, рядом, даже последний. Самый маленький. Крошечный. Никому еще неведомый. И его присутствие было, пожалуй, даже более ощутимо, чем присутствие Каранто.
В понедельник утром Жюльен опять сидел на скамье в Епископском парке. В восемь часов Сильвия не появилась. Не появилась она и в полдень, но пришел Ритер и заставил товарища пойти поесть.
В половине второго Жюльен вернулся. На этот раз им владело предчувствие, что Сильвия проедет мимо. Он даже не вошел в парк, а остановился на краю тротуара, там же, где стоял в тот день, когда впервые ожидал ее.
Было прохладно и ясно. Северный ветер поднимал над аллеями парка охапки мертвых листьев, они неслись над улицей, цеплялись за столбики балюстрады и повисали там, вздрагивая на ветру, падали наземь и вихрем кружились в водосточной канаве вдоль тротуара.
Может ли человек вновь пережить то, что уже однажды пережил? Может ли он снова вернуть час, который канул в вечность два года тому назад?
Велосипедисты все чаще появлялись на улице Вильнев, проезжали по мосту и уносились по направлению к центру города.
Около двух часов Жюльен испытал такую сильную и длительную боль, что у него перехватило дыхание. На мосту показалась Сильвия. Она очень прямо сидела в седле и неторопливо крутила педали. Ветер раздувал ее юбку, и она придерживала ее рукой. Распущенные волосы взлетали кверху, открывая шею, затем снова падали на плечи.
Поравнявшись с Жюльеном, она слегка повернула голову и пристально посмотрела на него, не переменив, однако, позы.
Он нерешительно поднял руку.
— Сильвия!
Жюльену показалось, что он выкрикнул это имя, но на самом деле он чуть слышно произнес его. Око так и не вырвалось на волю из стесненной груди.
Он успел заметить, что Сильвия бледна. И вот она уже пронеслась мимо.
Как и в день их первой встречи, взгляд девушки сказал ему все.
Жюльен проводил глазами белое, быстро расплывшееся пятно ее шерстяного жакета, оно внезапно исчезло за углом здания, где помещался театр.
И только тогда Жюльен понял, что он уже ничего больше не ждет. Он пришел сюда, желая убедиться, что Сильвия жива. Но отныне все кончено. Смерть сделала свое дело, и это было, пожалуй, еще ужаснее, чем если бы она унесла саму Сильвию.
<< пред. << |