[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Бернар Клавель. Сердца живых

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  Часть вторая

19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  Часть третья

  32

  33

  34

  35

  36

  Часть четвертая

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  Часть пятая

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

<< пред. <<   >> след. >>

     19
     
     Поездка из Кастра в Лон-ле-Сонье была долгой и утомительной. Жюльену пришлось четыре раза пересаживаться с поезда на поезд, и всюду вагоны были набиты битком. Парни из трудовых отрядов в зеленой форменной одежде, солдаты и какие-то люди в штатском лежали вповалку прямо на полу, в проходе, и спали, завернувшись кто в пальто, кто в шинель. В поезде особенно ощущалось дыхание войны. Нормальный ход жизни был нарушен, и лица людей казались безрадостными. При взгляде на них Жюльен понял, что уже несколько месяцев он жил как бы в совсем ином мире. Жизнь на посту наблюдения текла почти без забот, и рядом с ним была Сильвия. Она заставляла Жюльена забывать обо всем, кроме их любви.
     В Лион он прибыл вскоре после полуночи; здесь ему предстояло пять часов дожидаться пересадки. До сих пор Жюльен мысленно все еще был с Сильвией. В коридор вагона набилось столько людей, что ему пришлось всю дорогу стоять; он смотрел в окно на проплывавшие мимо пейзажи, на освещенные города и на возникавшие в ночи вокзалы. И мысленно беседовал обо всем этом с Сильвией, словно она была рядом. На вокзале Лион-Перраш Жюльен вздумал было зайти в зал ожидания, но из открытой двери на него пахнуло таким спертым воздухом, что он невольно попятился. Люди, сидевшие и лежавшие на деревянных скамьях, на чемоданах и даже прямо на каменном полу, были, казалось, разбиты, так как спали в неловких позах; их измученные лица выражали крайнее утомление. Жюльен зашагал вдоль перрона. Там также много пассажиров ожидало поезда. Все будто замерло. Вокзал был как бы во власти тягостной тревоги. И его дыхание походило на глубокий хрип, сотканный из множества глухих и каких-то нечеловеческих звуков.
     Жюльен вышел в город. Вокзальная площадь была почти безлюдна, и на мгновение ему вдруг почудилось, что он сейчас встретит Сильвию. Небо было усыпано звездами, но вечером, должно быть, прошел дождь, потому что всюду виднелись лужи, в которых плясали отблески фонарей. Когда влюбленные гуляли по Кастру, каждая новая улица, каждая новая тропинка помогали Жюльену лучше узнать Сильвию. «Когда я была маленькой, — говорила она, — я тут...» В один прекрасный день он привезет Сильвию в Лион, покажет ей здешние реки, в свою очередь, будет водить по городу и все ей тут объяснять.
     Жюльен вдруг остановился. Он только что перешел через площадь Карно, и перед ним открылась улица Виктора Гюго. Двое мужчин, согнувшись под тяжестью чемоданов, торопливо шли по направлению к вокзалу. Он провожал их глазами, пока они не исчезли в тени окаймлявших площадь платанов. Затем снова посмотрел на улицу.
     Молчание и пустота.
     Теперь на улице не было ничего, на чем он мог бы остановить взгляд. Жюльен усмехнулся и пробормотал:
      — Мари-Луиза. Господи, как все это далеко!
     Далеко? Мари-Луиза — пожалуй. Она и впрямь отошла в далекое прошлое из-за Сильвии. Мари-Луиза, девушка, каких много. Ни красавица, ни дурнушка. Чуть плоскогрудая. Но в общем славная девушка. Славная... Ход его мыслей прервался. Вот уже пять минут, как он хитрил с самим собой. И знал это. Дело вовсе не в Мари-Луизе. И вовсе не воспоминание о нескольких месяцах, проведенных с ней в 1940 году, когда он работал здесь, властно удерживало его теперь возле этой улицы, словно его пригвоздили к тротуару.
     Взгляд Жюльена упал на две светящиеся полосы, которые оставлял на грязной мостовой трамвайный путь. В десяти метрах отсюда остановка. Площадь пустынна, пустынна и улица. Вся жизнь, казалось, покинула городские улицы, она укрылась и дремлет теперь на вокзале, откуда он только что ушел. Все замерло в неподвижности, даже освещенные лужи возле газетного киоска. Всюду было безлюдно, но всюду словно раздавался смех, слышались голоса. Жюльену захотелось немедленно уйти с площади и вернуться в зал ожидания, но он почувствовал, что это ничему не поможет, что боль затаилась в нем самом и он не случайно пришел именно сюда, на это место.
     Он поднял чемодан, который поставил перед тем на тротуар, медленно подошел к скамье и опустился на нее. Ощутил рукою прикосновение сырого дерева. Несмотря на толстое сукно шинели, он вздрогнул от холода и поднял воротник. Заставил себя рассмеяться и проворчал:
      — Как в кино! Обязательная хроника!
     Но смех его прозвучал фальшиво. Ведь на сей раз действующие лица были слишком близки ему, слишком связаны с его жизнью, и это причиняло боль. К тому же не в его власти было помешать им выйти на сцену, остановить их. Лента событий развертывалась быстро, стремительно...
     Трамвай увозит команду. Его товарищей по спортивной команде. Он, Жюльен, остается один, и в ушах у него неотступно звучит фраза, которую бросил Бертье, вскакивая на подножку: «Главное — не валяй дурака и не слишком задерживайся». Трамвай скрежещет на повороте, улица почти так же пустынна, как сейчас, в эту ночь. Жюльен вспоминает, что он прошел тогда несколько шагов и остановился перед сводчатыми воротами. Ему было не по себе. В том доме, в глубине двора, расположен кондитерский цех господина Мартена. Неужели для того, чтобы еще раз взглянуть на все это, он расстался с товарищами? Ведь он хорошо знает, что в девять часов вечера здесь никого не застанешь, кроме папаши Дюшмена, а он, Жюльен, всегда терпеть не мог этого неопрятного и глупого старика... Удивление старикашки... Его налитые кровью глаза... Голос, в котором слышна клокочущая мокрота: «Да что ты говоришь! Будешь участвовать в чемпионате тяжелой атлетики? Черт побери, ведь ты, Дюбуа, всегда был силач». Старик стоял, привалившись спиной к мраморному столу, на котором приготавливали помадку. С минуту он невидящим взглядом смотрел на Жюльена, а потом вдруг ехидно усмехнулся с таким похабным выражением, что Жюльену захотелось плюнуть старикашке прямо в лицо. «Ну, а как же с твоей подружкой, с Мари-Луизой? Ты что, ее даже не повидаешь? Ведь она по-прежнему живет там, в той стороне двора. И частенько спрашивает про тебя. Ты, видать, ее здорово ублажил, шалопай!» Старикашка сделал непристойный жест. Облизал языком толстые губы и прибавил: «А знаешь, она и сейчас была бы не прочь. И ведь она такая аппетитная». Жюльен тогда едва сдержался. Папаша Дюшмен внушал ему отвращение. «Я бы тебе посоветовал... разочек. Прояви учтивость. Надо только свистнуть под ее окошком. Хозяев дома нет. Я сам видел, как они ушли... Она одна, детишки давно дрыхнут».
     Жюльен тогда с трудом сдержался, чтобы не плюнуть старику в лицо. Он сквозь зубы простился с ним. Почти бегом дошел до угла, вернулся назад, снова устремился вперед — у него был такой вид, словно он спешил чего-то избегнуть, от кого-то уйти. Неужели слова папаши Дюшмена привели его в такое состояние?
     «Если ты не повидаешь ее, она насмерть обидится. А так она завтра придет на состязания, будет тебя подбадривать. Непременно загляни и мимоходом поприветствуй ее».
     Поприветствовать мимоходом Мари-Луизу... Для этого ему достаточно свистнуть у нее под окошком:
     
     Марилу, Марилу,
     Вспомни наше рандеву...

     
     Поприветствовать мимоходом! Пусть кто-нибудь попробует зайти к девушке и, увидев, что она в одном только халатике, наброшенном на голое тело, присесть на краешек кровати да начать разговор о погоде!.. Ведь в тебе сразу же просыпается зверь. И сколько бы ты ни твердил себе, что надо уйти, желание победит. А тут еще Мари-Луиза страстно прижалась к нему, ища губами его губы.
      — Нет, мне надо идти, — пробормотал он тогда.
      — Ты что, рехнулся?
     Идти? Да, он ушел — в два часа ночи. Вернее сказать, не ушел, а сбежал. Проснувшись, он пришел в ужас от того, что совершил. Улегся в постель с девчонкой! Трижды предавался любви! И все это за несколько часов до начала состязаний!.. Жюльен вспомнил, как он вернулся в отель, где все его товарищи уже давно спали. Среди них громко храпел Бертье. И Гернезер, друг и тренер Жюльена, Гернезер, который так на него рассчитывал, который столько дней с ним возился! Жюльен вспомнил кровать в отеле — даже в ней его все еще преследовал запах Мари-Луизы, запах их разгоряченных тел, который словно впитался в его кожу. Им владела тогда только одна мысль: помыться... Избавиться от этого запаха и от усталости, мешавшей заснуть. Ему хотелось забыться сном и спать, как спал Бертье, которого он боялся разбудить...
     Бертье. Славный он малый. Господи... Где-то он сейчас, этой ночью?..
     Порыв ветра пронесся над кронами деревьев, окаймлявших площадь. Жюльен вдруг почувствовал, что пот, покрывавший его лицо, холодит кожу. Он поднялся. Взял чемодан и медленно побрел к вокзалу. До отхода поезда оставалось еще четыре часа. Он вошел в зал ожидания и растянулся на багажной скамье, привалившись спиною к стене, на которой, как бельма, виднелись два закрытых окошечка касс.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft