| << пред. << >> след. >> Глава XII
Узуту и изигкоза
Шесть недель спустя я случайно находился в Нодвенгу, когда давно тлевшая вражда между обеими партиями изигкоза и узуту перешла в открытое вооруженное столкновение. Был отдан приказ, чтобы ни один из полков не входил в город, но, несмотря на это, город кишел народом и царило всеобщее возбуждение. Солдаты днем поодиночке приходили в город и к ночи уходили ночевать в соседние военные поселки. Однажды вечером, когда партия солдат — около тысячи — возвращалась в поселок Укубаза, между ними произошло побоище, которое явилось началом междоусобной войны.
Случайно в одном из военных поселков Укубаза квартировали два полка, из которых один держал сторону Сетевайо, а другой — Умбелази. В то время, как несколько рот того и другого полка маршировали вместе параллельными рядами, два офицера завязали спор о больном вопросе престолонаследства. За словами последовали действия, и кончилось тем, что тот, кто стоял за Умбелази, убил своей боевой палицей сторонника Сетевайо. Товарищи убитого с криком «Узуту!», сделавшимся боевым кличем партии Сетевайо, набросились на своих противников, и завязался страшный бой. К счастью, солдаты были вооружены только дубинами, иначе произошла бы страшная резня, но и то на поле битвы осталось пятьдесят убитых и много раненых.
В этот день я отправился пострелять к обеду птиц и, возвращаясь через поляну к моему прежнему лагерю в долине, где был убит Мазапо, попал как раз к началу сражения. На моих глазах был убит офицер и разыгрался последующий бой. Не зная, куда укрыться, я повернул лошадь и встал с нею за дерево, ожидая удобного момента, чтобы уйти с поля сражения и не видеть творящегося вокруг меня ужаса. То обстоятельство, что у воинов не было копий и что они были вооружены только палицами, делало бой еще жестоким, так как поединки были более отчаянные и продолжительные.
Всюду можно было видеть людей, дубасивших друг друга по голове до тех пор, пока какой-нибудь удар не поражал их насмерть. Лошадь моя, привыкшая к боям, стояла смирно, а я, сидя в седле, смотрел на бой. Вдруг я заметил двух огромных воинов, бежавших по направлению ко мне и оравших изо всех сил:
— Смерть белому человеку; стороннику Умбелази! Смерть ему! Смерть!
Видя, что дело принимает опасный для меня оборот, я стал действовать.
В руке у меня было заряженное двуствольное ружье. Я вскинул его на плечо и выстрелил — правым стволом в одного воина, а левым в другого. На таком близком расстоянии пули легко пробили кожу щитов и проникли глубоко в тела воинов, так что они оба упали мертвыми. Находившийся слева от меня воин подбежал уже так близко ко мне, что, падая, задел за мою лошадь, а его поднятая дубина ударилась о мою ногу, и ушибла ее.
Увидя, что опасность миновала, я дал шпоры лошади и галопом помчался к городским воротам мимо сражавшихся групп. Достигнув благополучно города, я немедленно проехал к королевским хижинам и попросил разрешения видеть короля. Меня немедленно допустили к Панде, и я подробно рассказал ему, что случилось — как я убил, обороняясь, двух воинов из партии Сетевайо. В заключение я сказал, что отдаюсь в руки правосудия.
— О Макумазан, — проговорил Панда в отчаянии, — я знаю, что тебя нельзя винить. Я уже послал полк, чтобы прекратить бой, и отдал приказание привести виновников завтра ко мне на суд. Я очень рад, Макумазан, что ты остался невредим, но я должен предупредить тебя, что с этих пор твоя жизнь будет в опасности: партия узуту объявит тебя вне закона и будет считать своим долгом отомстить тебе. Пока ты в моем городе, я могу защитить тебя, так как поставлю сильную охрану вокруг твоего лагеря. Но тебе придется остаться здесь, пока все уляжется, иначе тебя убьют на дороге.
— Благодарю тебя за твою доброту, король, — ответил я. — Но это меня совсем не устраивает, так как я надеялся завтра отправиться в Наталь.
— Ничего не поделаешь, Макумазан, — если ты не хочешь быть убитым, то тебе придется остаться здесь. Кто попадет в бурю, должен ее выждать в безопасном месте.
Таким образом, судьба снова вовлекала меня в водоворот зулусских событий. На следующий день я был вызван в суд отчасти в качестве свидетеля, отчасти в качестве обвиняемого. Подойдя к главной площади Нодвенгу, я увидел Панду, окруженного членами совета. Все огромное пространство перед ним было заполнено тесной толпой зулусов; по правую руку сидели приверженцы Сетевайо — партия узуту, по левую руку — приверженцы Умбелази — партия изигкоза. Во главе правой партии сидел Сетевайо, его братья и военачальники; во главе левой — Умбелази со своими братьями и военачальниками, среди которых я заметил Садуко. Он сидел непосредственно позади Умбелази таким образом, что мог шептать ему на ухо.
Я явился со своим маленьким отрядом из восьми охотников, и, по особому разрешению короля, мы пришли вооруженные ружьями. Я решил, в случае необходимости, как можно дороже продать свою жизнь. Нам указали место почти перед самым королем и между обеими партиями. Когда все уселись, начался суд. Панда хотел узнать, кто был виновником происшедшей накануне стычки.
Я не могу изложить во всех подробностях все происходившее на суде. Это было бы слишком долго, и многое я уже забыл. Но я хорошо помню одно: что приверженцы Сетевайо уверяли, что воины Умбелази были зачинщиками, а приверженцы Умбелази говорили, что зачинщиками были воины Сетевайо, и каждая партия подкрепляла свидетельства своих приверженцев громкими криками.
— Как мне узнать правду? — воскликнул наконец Панда. — Макумазан, ты случайно был свидетелем этого боя, выступи вперед и расскажи, как было дело.
Я вышел и рассказал, что воин из партии Сетевайо начал ссору, ударив сторонника Умбелази. Сторонник Умбелази обозлился на это и убил сторонника Сетевайо, после чего и началось побоище.
— Таким образом, по-видимому, виновной стороной является партия Сетевайо! — сказал Панда.
— На основании чего ты говоришь это, отец мой? — вскакивая с места, спросил Сетевайо. — На основании свидетельства этого белого человека, который, как всем известно, друг Умбелази и его советчика Садуко и который сам убил двух воинов из тех, кто считает меня своим вождем.
— Да, Сетевайо, — вмешался я, — я убил их потому, что они напали на меня. И нападение их ничем не было вызвано с моей стороны.
— Как бы то ни было, ты убил их, жалкий белый человек, — сказал Сетевайо, — и их кровь жаждет отомщения. Скажи, кто дал тебе разрешение явиться перед королем в сопровождении вооруженных людей, когда мы, его сыновья, имеем право брать с собой только палицы? И если это право дал тебе Умбелази, то пусть он защитит тебя.
— Я это и сделаю, если понадобится! — воскликнул Умбелази.
— Благодарю тебя, Умбелази, — сказал я. — Но в случае надобности я сам сумею себя защитить, как я это сделал вчера. — И, взведя курок моего двуствольного ружья, я взглянул прямо в лицо Сетевайо.
— Когда ты выйдешь отсюда, я посчитаюсь с тобой, Макумазан, — пригрозил Сетевайо, сплевывая сквозь зубы, как он всегда делал в минуту гнева.
Он был вне себя от ярости и хотел на ком-нибудь сорвать злобу, хотя до этого времени мы всегда были с ним друзьями.
— В таком случае я останусь здесь, — холодно ответил я, — под защитой короля, отца твоего. Неужели, Сетевайо, ты от ярости потерял голову до такой степени, что хочешь навлечь на себя гнев англичан? Знай, что если я буду убит, то от тебя потребуют отчета в моей крови.
— Да, — прервал Панда, — и знай, что тот, кто посмеет тронуть пальцем моего гостя Макумазана, умрет, все равно, простой ли он воин или мой сын. А также, Сетевайо, я налагаю на тебя штраф в двадцать голов скота, которые должны быть выплачены Макумазану за ничем не вызванное нападение на него твоих солдат, которых он убил в самообороне.
— Штраф будет заплачен! — сказал Сетевайо более спокойным тоном, так как он видел, что в своих угрозах зашел слишком далеко.
Затем Панда вынес приговор по делу столкновения, но, в сущности, этот приговор не привел ни к чему. Ввиду того, что было невозможно доказать, чья партия была более виновной, то он наложил на обе партии штраф в одинаковое число голов скота и прочитал им нотацию о плохом их поведении, но эта нотация была выслушана очень равнодушно.
После того, как с этим делом было покончено, был поднят самый главный вопрос.
Сетевайо встал и обратился к Панде:
— Отец мой, — сказал он, — страна бродит во тьме, и ты один можешь осветить нам дорогу. Я и мой брат Умбелази живем в неладах друг с другом, и причина нашего спора: кто из нас сядет на твое место, когда тебя не будет в живых. Одни племена хотят одного, другие — другого, но только тебе, о король, тебе одному принадлежит право решения этого вопроса. Но раньше, чем ты объявишь свою волю, я и те, которые стоят за меня, хотят тебе напомнить следующее: моя мать, Умквумбази, является твоей главной женой, а потому, согласно нашему закону, я, ее старший сын, должен быть твоим наследником. Кроме того, когда ты бежал к бурам перед падением Дингаана, который правил до тебя, белые спросили тебя, кто из твоих сыновей твой наследник, и ты указал тогда на меня. После этого белые нарядили меня в пышную одежду, чтобы почтить во мне будущего короля. Но в последнее время мать Умбелази и другие, — он взглянул на Садуко и на братьев Умбелази, — стали возбуждать тебя против меня, и ты стал холоден ко мне. Многие стали говорить, будто ты хочешь назначить Умбелази своим наследником. Если это так, отец мой, то скажи открыто, чтобы я мог знать, что мне делать.
По окончании своей речи Сетевайо снова уселся, ожидая ответа. Но Панда ничего не ответил, а только взглянул на Умбелази. Умбелази встал и был встречен бурными приветствиями и криками. Хотя Сетевайо имел большое число сторонников, в особенности среди отдаленных племен, но каждый зулус в отдельности любил больше Умбелази, может быть, из-за его роста, красоты и доброго характера.
— Отец мой, — сказал он, — подобно моему брату Сетевайо, я ожидаю твоего ответа. Не знаю, что ты мог говорить в поспешности и в страхе белым людям, но не могу допустить, чтобы ты когда-либо объявлял зулусскому народу о своем желании назначить Сетевайо своим наследником. Я говорю, что у меня такое же право на престол, как у него, и что тебе, одному тебе, надлежит решить, кто из нас наденет королевский плащ в те дни, когда тебя не станет. Однако, чтобы избежать кровопролития, я согласен поделить страну с Сетевайо (при этих словах Панда и Сетевайо покачали головой, а все присутствующие рявкнули: «Нет!») или же, если он этого не хочет, я согласен вступить с Сетевайо в единоборство и биться на копьях, пока один из нас не будет убит.
— Выгодное предложение! — насмешливо проговорил Сетевайо. — Не называют ли моего брата «Слоном» и не считается ли он самым сильным воином среди зулусов? Нет, я не хочу, чтобы судьба моих сторонников зависела от какой-нибудь случайной раны при поединке или от силы мускулов. Решай, о отец, скажи, кому из нас сидеть в твоем кресле после того, как ты перейдешь к праотцам.
Панда казался очень расстроенным, и немудрено. Из-за изгороди, за которой подслушивали женщины, выбежали Умквумбази, мать Сетевайо, и мать Умбелази и стали нашептывать королю одна на одно ухо, другая на другое. Не знаю, какие советы они ему давали, но, очевидно, советы были разные, потому что бедняга король совсем сбился с толку и вращал своими белками то в одну, то в другую сторону. Наконец он закрыл уши руками, чтобы больше ничего не слышать.
— Выбирай, выбирай, о король! — ревела толпа. — Кто твой наследник, Сетевайо или Умбелази?
Было видно, что Панда переживал мучительную борьбу. Его жирное тело колыхалось, и, несмотря на холодный день, пот струями катился с его лба.
— Как поступили бы белые в таком случае? — спросил он меня хриплым шепотом.
Не поднимая глаз и говоря так тихо, что лишь немногие могли слышать меня, я ответил:
— Я думаю, о король, что белый человек ничего бы не сделал. Он сказал бы, что пусть другие решают это дело после его смерти.
— Ох, если бы я мог так же сказать! — пробормотал Панда. — Но это невозможно!
Затем последовала долгая пауза, в течение которой мы все молчали, так как каждый из нас чувствовал, что минута была решающая. Наконец Панда с усилием приподнял свое тяжеловесное, неуклюжее тело и произнес роковые слова:
— Когда два молодых быка ссорятся, они решают ссору рогами.
Оглушающий рев немедленно грянул в ответ, в знак принятия королевского решения — решения, означавшего собою гражданскую войну и смерть многих тысяч.
Затем Панда повернулся и, еле передвигая ноги (я думал, он упадет), прошел через калитку изгороди. За ним последовали обе его жены, и каждая из соперниц хотела первой пройти за ним, думая, что это будет предзнаменованием успеха для ее сына. Однако, к разочарованию толпы, обе прошли одновременно.
После их ухода толпа стала расходиться. Как бы сговорившись, сторонники каждой партии уходили вместе, не нанося оскорбления своим противникам. Я думаю, что миролюбивое расположение вытекало из сознания, что теперь не время для частных ссор, когда начинается междоусобная война. Они чувствовали, что спор их будет решен не палками перед воротами Нодвенгу, но копьями на каком-нибудь большом поле битвы, и к этой-то битве им надо было тут подготовиться.
Через два дня ни одного воина не было видно в окрестностях Нодвенгу, за исключением тех полков, которые Панда содержал для охраны своей особы. Королевичи тоже отбыли, чтобы произвести смотр своим силам. Сетевайо разбил лагерь среди племени Мандхлакази, которыми он командовал, а Умбелази вернулся в краль Умбези, который случайно находился в центре той части страны, которая стояла за него.
Не знаю, взял ли он с собой Мамину. Я думаю, однако, что, опасаясь не слишком любезного приема в отцовском доме, Мамина поселилась в каком-нибудь уединенном крале по соседству и здесь ожидала поворота в своей судьбе. Во всяком случае, я ее во все это время не видел, так как она тщательно старалась не попадаться мне на глаза.
С Умбелази и Садуко у меня было одно свидание. Прежде чем покинуть Нодвенгу, они зашли ко мне вместе. По-видимому, они были в наилучших отношениях, и оба они просили моей поддержки в наступающей войне.
Я ответил им, что хотя я их лично и люблю, но зулусская гражданская война меня нисколько не касается и что лучше мне сразу уехать, чтобы не быть втянутым в нее.
Они долго убеждали меня, соблазняя заманчивыми предложениями и обещая большую награду.
274
Наконец, видя, что им не удастся поколебать моего решения, Умбелази сказал:
— Идем, Садуко, не станем унижаться больше перед этим белым человеком. В конце концов, он прав. Это не его дело, и к чему будем мы просить его рисковать своей жизнью, зная, что белые люди не похожи на нас — они всегда очень дорожат своей жизнью. Прощай, Макумазан. Если я выйду победителем и сделаюсь когда-нибудь королем, то тебя ожидает всегда хороший прием в нашей стране. Если же я потерплю поражение, то, может быть, для тебя будет лучше оставаться по ту сторону реки Тугела.
Я остро почувствовал насмешку, скрытую в его словах. Но твердо решив хоть один раз в жизни быть благоразумным и не дать моей любви к приключениям втянуть себя в опасности и неприятности, я ответил:
— Ты говоришь, что я не отличаюсь храбростью и дрожу за свою жизнь. Может быть, ты прав. Но тебе я желаю счастья, Умбелази, в твоих предприятиях.
— Что такое счастье, Макумазан? — возразил Умбелази, схватив мою руку. — Иногда я думаю, что жить и благоденствовать — это счастье, а иногда мне кажется, что счастье в том, чтобы умереть и спать вечным сном. Во сне нет никаких забот; во сне спят честолюбивые замыслы, и те, кто не видит больше солнца, не страдают от измен неверных жен или неверных друзей. Если боевое счастье повернется против меня, Макумазан, то, по крайней мере, это счастье — счастье вечного сна — будет моим, потому что никогда я не соглашусь жить под пятой Сетевайо.
С этими словами он ушел. Садуко проводил его мненого, но затем, под каким-то предлогом, покинул его и вернулся ко мне.
— Макумазан, друг мой, — сказал он, — я полагаю, что мы расстаемся навсегда, а потому у меня к тебе большая просьба. Она касается той, которая умерла для меня. Макумазан, я думаю, что этот вор Умбелази, — эти слова вырвались у него с злобным шипением, — дал ей много скота и спрятал ее или в ущелье Зикали Мудрого или где-нибудь поблизости от него на его попечении. Если война повернется против Умбелази и я буду убит, то, я думаю, этой женщине придется плохо, так как она имеет отношение к Умбелази и помогала ему в его заговоре, то ее убьют, когда поймают. Макумазан, выслушай меня. Я скажу тебе правду. Мое сердце все еще пылает к этой женщине. Она околдовала меня, ее глаза преследуют меня во сне, и в порывах ветра я слышу ее голос. Она для меня больше значит, чем земля и все небо, и хотя она причинила мне много зла, я не желаю, чтобы с ней случилось что-нибудь дурное. Макумазан, прошу тебя, если я умру, будь ее другом и позаботься о ней. Держи ее в своем доме, хотя бы служанкой. Я думаю, что она относится к тебе лучше, чем к кому бы то ни было. А с ним, — он указал по направлению, куда ушел Умбелази, — она убежала только потому, что он королевич, и она в своем безумии верит, что он будет королем. По крайней мере, увези ее в Наталь, и там, если ты захочешь освободиться от нее, она может выйти замуж за кого хочет и будет жить в безопасности, пока наступит вечная ночь. Панда тебя очень любит, и если победит Сетевайо, король помилует ее, если ты у него об этом попросишь.
Затем он провел ладонью по глазам, и я заметил в них слезы.
— Если ты желаешь ей счастья, исполни мою просьбу, — пробормотал он, повернулся и ушел, прежде чем я мог вымолвить слово.
«Странный человек! — подумал я. — Назначить меня опекуном Мамины! Благодарю покорно! Взять ее служанкой в дом после того, что я узнал о ней!» Я утешал себя только надеждой, что обстоятельства, при которых явится необходимость стать ее опекуном, никогда не наступят.
«Этот вор Умбелази!» Странные слова в устах Садуко накануне того дня, когда они сообща с Умбелази собирались начать рискованное предприятие. «Она в своем безумии верит, что он будет королем». Еще более странные слова! Значит, Садуко сам не верит, что Умбелази будет королем. И, однако, он собирается принять участие в его борьбе за трон, он, который сказал, что его сердце пылает к той женщине, которую «вор Умбелази» украл. Будь я Умбелази, подумал я, я не хотел бы иметь Садуко своим советчиком и военачальником. Но, к счастью, я не Умбелази и не Садуко и никто из них. А главное, я завтра же собираюсь отправиться в обратный путь в Наталь и попрощаться со страной зулусов.
Но вышло не так, как я предполагал. Я не выехал на следующий день и надолго застрял в стране зулусов. Вернувшись к моим фургонам, я нашел, что мои волы таинственным образом исчезли с луга, где они обычно паслись. Я выслал всех своих охотников на поиски их и остался только вдвоем с Скаулем. Оставлять в такое тревожное время фургоны мне не хотелось.
Прошло четыре дня, прошла неделя, а не было ни слуху ни духу ни об охотниках, ни о волах. Наконец кружным путем я получил известие, что охотники нашли волов на далеком расстоянии от моего лагеря, но при их попытке вернуться в Нодвенгу они были прогнаны отрядом из партии Сетевайо за реку Тугелу в Наталь, откуда они не смели больше вернуться.
Кажется, в первый раз в жизни я пришел в бешенство и осыпал проклятиями и ругательствами несчастного гонца, доставившего мне это известие и присланного неизвестно кем. Затем, поняв бесплодность ругательств, я отправился к королевскому кралю и попросил свидания с самим Пандой. Меня сразу допустили к нему, и, войдя в ограду, я застал короля совсем одного. Около него стоял только слуга и держал над ним большой щит, чтобы защитить его от солнца.
Панда горячо приветствовал меня, и я рассказал ему свою неприятную историю с волами, после чего он отослал щитоносца и мы остались одни.
— Макумазан, — сказал он, — почему ты возлагаешь на меня вину за эти события, когда ты знаешь, что я теперь никто в своем собственном доме? Я говорю тебе, я мертвый человек, за наследство которого дерутся мои сыновья. Я не могу тебе сказать, кто угнал твоих волов. Но я рад, что их нет и что ты не можешь уехать. Если бы ты попытался отправиться в Наталь, то узуту убили бы тебя по дороге, потому что они считают тебя советчиком Умбелази.
— Я понимаю, о король, — ответил я, — и допускаю, что потеря моих волов оказалась для меня благоприятной. Но скажи, что мне делать? Я хочу покинуть страну. Не дашь ли ты мне других волов для моих фургонов?
— У меня нет объезженных волов, Макумазан. Ты ведь знаешь, что у нас, зулусов, мало телег. Но если бы у меня они были, я бы не дал их тебе, потому что не хочу, чтобы твоя кровь пала на мою голову.
— Ты скрываешь от меня что-то, о король, — сказал я прямо. — Чего ты хочешь от меня? Чтобы я остался в Нодвенгу?
— Нет, Макумазан. Когда начнутся военные действия, я желаю, чтобы ты отправился с моим собственным полком, который я пошлю в подкрепление моему любимому сыну Умбелази. Таким образом, он сможет воспользоваться твоими мудрыми советами. О Макумазан, я скажу тебе правду. Сердце мое любит Умбелази, и я боюсь, что Сетевайо победит его. Если бы я мог, я спас бы ему жизнь, но я не знаю, как это сделать, так как я не должен слишком открыто принимать ту или другую сторону. Но я могу послать свой полк под видом твоего конвоя, если ты согласишься, в качестве моего доверенного лица, следить за ходом битвы и потом донести мне о ней. Скажи, ты пойдешь?
— Зачем мне идти? — ответил я. — Кто бы ни победил, я могу быть убитым, а если Сетевайо победит, то я буду убит наверняка и все это совершенно зря.
— Нет, Макумазан. Я отдам приказание, что кто бы ни победил, никто, под страхом смерти, не посмеет поднять копья против тебя. В этом отношении, по крайней мере, не посмеют меня ослушаться. О, умоляю тебя, не покидай меня в беде! Пойди с полком, который я пошлю, и вдохни мудрость свою сыну моему Умбелази. А я клянусь головой Лютого Владыки (Чака), что награда за это будет велика. Я позабочусь о том, чтобы ты покинул не с пустыми руками страну зулусов.
Я все еще колебался, так как подозрительно относился ко всей это истории.
— Макумазан! — воскликнул Панда, — надеюсь, ты не покинешь меня. Я боюсь за Умбелази, которого я люблю больше всех своих детей. Я страшно боюсь за него. — И бедный отец разразился слезами.
Без сомнения, это было глупо, но вид старика, оплакивавшего своего любимого сына, которого он считал осужденным на гибель, растрогал меня до такой степени, что я забыл всякую осторожность.
— Если ты желаешь, Панда, — сказал я, — я отправлюсь на поле битвы с твоим полком и буду помогать сыну твоему Умбелази.
<< пред. << >> след. >> |