<< пред. << V
Травы благоухали по-летнему; жужжали мухи; солнце золотило реку, накаляло черепицы. Старуха Симон, вернувшись в комнату, дремала.
Ее разбудили удары колокола; народ расходился от вечерни. Фелисите перестала бредить. Она думала о процессии и видела ее воочию, как будто сама следовала за ней.
По тротуарам шли школьники и школьницы, певчие и пожарные, а посредине улицы выступали впереди: привратник, вооруженный алебардой, причетник с большим крестом, наставник, наблюдавший за мальчиками, монахиня, озабоченная поведением девочек; три самые маленькие, завитые, как ангелы, разбрасывали лепестки роз; диакон, широко расставив руки, управлял хором, два служителя с кадилами оборачивались на каждом шагу к дарохранительнице, которую нес господин кюре, облаченный в великолепную ризу, а четыре церковных старосты держали над ним балдахин пунцового бархата. Сзади, между белыми простынями, которыми были завешены стены домов, сплошным потоком двигался народ, и вот процессия подошла к подножию холма.
Холодный пот выступал на висках у Фелисите. Тетка Симон вытирала его полотенцем и думала про себя, что и ей тоже это предстоит.
Гул толпы все нарастал, сделался оглушителен, потом начал удаляться.
Окна задрожали от ружейной пальбы: почтари приветствовали дароносицу. Фелисите, вращая глазами, чуть слышно проговорила:
— Хорошо ли ему?
Она беспокоилась о попугае.
Началась агония. Фелисите хрипела все чаще и чаще, грудь ее высоко вздымалась. В углах рта выступила пена, и все ее тело дрожало.
Вскоре послышалось гудение валторн, раздались звонкие голоса детей, басы мужчин. Временами все умолкало, и тогда звук шагов, заглушённых цветами, которые устилали землю, напоминал топот стада по лугу.
Во дворе появилось духовенство. Тетка Симон залезла на стул, стоявший под слуховым окном, и теперь смотрела сверху на алтарь.
Он был убран гирляндами зелени, украшен оборкой из английских кружев. Посредине его стоял ларец с мощами, по углам — два апельсинных дерева, а вдоль него — серебряные подсвечники и фарфоровые вазы, из которых во все стороны устремлялись подсолнечники, лилии, пионы, наперстянки, пучки гортензий. Все это нагромождение ослепительно ярких красок достигало второго этажа и, наклонно ниспадая, сливалось с ковром, устилавшим камни, и были тут странные вещи, привлекавшие к себе внимание. На серебряной сахарнице с позолотой венком сплетались фиалки, на мху блестели подвески из алансонских камней, две китайские ширмы выставляли напоказ пейзажи, изображенные на них. Лулу закрывали розы, и виден был только его голубой лоб, напоминавший лазоревый камень.
Церковные старосты, певчие, дети выстроились с трех сторон двора. Священник медленно поднялся по ступеням и положил на кружево свою ношу, увенчанную золотым солнцем. Все опустились на колени. Воцарилось глубокое молчание. А кадила мерно и быстро раскачивались на цепочках.
Сизый дым поднялся в комнату Фелисите. Она потянула носом, в благоговейном сладострастии вдыхая его запах, закрыла веки. Губы ее улыбались. Сердце билось все медленнее, все тише и слабее — словно иссякающий родник, словно замирающее эхо, а когда она вздохнула в последний раз, ей показалось, что в разверстых небесах гигантский попугай парит над ее головой.
<< пред. << |