| << пред. << >> след. >> Глава 8
Лоб передал разговор, состоявшийся в автомастерской.
— Однако механик не может утверждать что-либо определенно, — заметила Мари-Анн.
— Разумеется, — сказал Лоб.
— По-моему, — вмешался Нелли, — сомнений больше нет. Некто покушается на жизнь Зины, и ей этот «некто» известен, даю руку на отсечение. Он уже неоднократно пытался ее убить. Поди знай, не скрыла ли она от нас другие случаи... По милости этого типа она и пыталась покончить с собой... Вот мое мнение! Если помните, я с самого начала подозревал что-нибудь вроде этого... Погодите, я еще не закончил. Это даже объясняет, почему она решила стать гидом, — это наилучший способ всегда быть на людях, постоянно переезжать с места на место. Убийца был вынужден подстроить аварию автобуса, а в Милане — нанять человека...
Мари-Анн, сложив ладони вместе, улыбнулась мужу.
— Бедняжка Филипп!.. Какая богатая фантазия...
— То есть как? Но ведь я вовсе не фантазирую. Я сближаю факты во времени. Для чего, по-вашему, она устроилась в Ницце? Для чего же еще, как не для того, чтобы сбить с толку своего преследователя? Однако он отыскал ее и здесь. Тогда она предпочла покончить с этим раз и навсегда. Мы ее спасли. Но он по-прежнему где-то здесь... Отсюда и повреждение тормозной трубки, открытая загородка... Вы иного мнения, Эрве?
— Нет. Думаю, что дело обстоит если и не совсем так, то близко к этому.
— А мне кажется, вы занимаетесь грубой подтасовкой фактов, — возразила Мари-Анн.
— Но ведь Зинино самоубийство тоже грубое насилие над жизнью, — возразил Лоб, — и тем не менее факт налицо.
— А знаете, почему здесь она вновь обрела уверенность в себе? — спросил Нелли. — Потому что наш дом стоит изолированно, а людей, которые сюда при ходят, видно издалека. Чужака можно сразу распознать — по крайней мере, ей так кажется.
— Да я и сама так думаю! — с горячностью вскричала Мари-Анн. — Филипп, вы никогда не заставите меня поверить в то, что кто-либо мог...
— Не исключено, что этот «кто-либо» живет в Антрево, — оборвал он жену. — Там полным-полно дачников... Ему оставалось только следовать за Зиной в машине и, воспользовавшись обстановкой... Тут ведь что?.. Полагаю, двух-трех минут хватит за глаза, чтобы, юркнув под ее «симку», надрезать трубку... К несчастью для него, надрез оказался поверхностным. Масло просачивалось медленно, и Зина вернулась домой целой и невредимой.
— А как насчет загородки?
— Тут, — сказал Лоб, — объяснение и того проще. Мы с Филиппом уже анализировали этот случай. Сколько времени Зина оставалась на ферме?.. Около часа?
— Даже меньше, — уточнила Мари-Анн.
— Ладно. По дороге туда ничего подозрительного не произошло. По-видимому, ворота были заперты. Я приехал вместе с Филиппом. Затем пришел сюда. Тем временем Филипп, поджидая механика, видел, как маленький Дино играл на дороге.
— Точно, — подтвердил Нелли. — Мне была видна дорога, которая тянется по кромке луга, но я особенно не всматривался... Никаких причин для подозрительности...
— Наконец Филипп вернулся домой, и мы вдвоем отправились на ферму. В этот самый момент ворота и были открыты. С явно преступными намерениями... Теперь меня поражает то обстоятельство, что неизвестный, по-видимому, долго наблюдал за нашими передвижениями... Он точно знал, когда для него наступит самый благоприятный момент.
— Но где же он мог прятаться все это время? — возразила Мари-Анн.
— Видите, — Нелли призвал Лоба в свидетели, — моя жена ничего не желает слушать!..
— Да у него и не было никакой нужды прятаться, — продолжал Лоб. — Ведь гуляющих на холмах пруд пруди. Можно сделать вид, что срезаешь тросточку или отдыхаешь в тенечке. О-о! Никакой проблемы отодвинуть засов и при этом не привлечь к себе чьего-либо внимания.
— Допустим, — согласилась Мари-Анн. — И все-таки тут есть одно обстоятельство, которое меня очень смущает. Эти покушения... Они растянулись на годы...
— Нас тоже, — признался Лоб. — Мы тоже бьемся над этой загадкой.
— Если кто-то задумал ее убить, — продолжала Мари-Анн, — ему ничего не стоило выстрелить в нее — и делу конец. Что означают эта погоня и все эти промашки?
Воцарилось молчание. Каждый из присутствующих взвешивал свое объяснение. Нелли затянулся трубкой. Мари-Анн предложила Лобу вина, но тот отказался.
— То, что речь идет о преступных намерениях, теперь уже вне сомнений. Но, в сущности, какой из известных нам фактов можно отнести к разряду покушений на жизнь?
Филипп поднял руку. Но Лоб подал знак, что хочет продолжить.
— Я пытаюсь ответить на вопрос мадам Нелли. Например, случай в Милане. Было ли это покушением или своего рода предупреждением? И даже авария автобуса. Где доказательства, что она была подстроена человеком, желавшим показать... ну, как бы это выразиться... что он сильнее?
— В таком случае этот человек психически болен, — категорически заявила Мари-Анн.
— Не обязательно. По правде говоря, нам неизвестен характер его отношений с Зиной, и, возможно, мы толкуем его поведение превратно.
— Да, — согласился Нелли, — я вижу, куда клонит Эрве. К примеру, речь может идти о шантаже, как если бы человек добивался от Зины того, в чем ему упорно отказывали.
— Или же, — предположил Лоб, — допустим, она когда-то порвала с любовником и тот преследует ее, движимый чувством мести.
— В таком случае «промашки» — часть его плана.
— Это не разрешит проблемы времени, — настаивала на своем Мари-Анн. — Ни преследования, ни шантаж не могут растягиваться на годы!
— Что вы об этом знаете? — буркнул Нелли.
— И потом, — сказал Лоб, — возможно, мы ошибочно полагали, что преступник тенью следует за Зиной. А что, если он вынужден отлучаться, совершать длительные поездки — деловые или иного характера?
— А почему бы, — предположил Нелли, — его отношениям с Зиной не меняться? Почему бы периодам мирным не чередоваться с враждебностью?
— У вас обоих просто талант, — устало пробормотала Мари-Анн.
— И все же не мешало бы поставить в известность Бонатти.
— Кто это такой? — поинтересовался Лоб. Ответила Мари-Анн:
— Полицейский комиссар в Ницце. Мы неоднократно оказывали ему услуги, и Бонатти, разумеется, сподручнее разобраться в ситуации.
— Следует безотлагательно его повидать, — продолжил Нелли. — И если малышке и в самом деле угрожает опасность, на нас ложится слишком большая ответственность.
— Конечно. Однако неудобство состоит в том, что, получив предупреждение, комиссар пожелает расспросить Зину, и та сразу узнает, что с того момента, как она тут, на ее жизнь дважды покушались. Каким это станет для нее ударом!
— Вы правы, — согласилась Мари-Анн. — Но тогда что нам остается делать?
— Я не могу за ней неотступно присматривать. И потом, по чести говоря, дел у меня по горло. Бонатти — парень дошлый. Уверяю вас, он справится.
— Возможно, — без особого убеждения сказал Лоб. — Но вряд ли он кого-нибудь высмотрит. Можете на это не рассчитывать. Угроза слишком безлика. Если желаете, поставьте его в известность, чтобы не нести ответственности самим. Но, думается, мы могли бы провести расследование и без посторонней помощи. Я могу заняться этим самолично. Чего мы, в сущности, хотим? Проверить факты, и все. Посмотреть на прошлое Зины своими глазами — разве не так? И выяснить, что же она продолжает от нас скрывать.
— Это приведет ее в бешенство, — сказал Филипп.
— Или же она вздохнет с облегчением, — предположила Мари-Анн.
— А как же вы подступитесь к людям, которых станете расспрашивать? — спросил Филипп.
— О-о! Нет ничего проще. Я расскажу им, что Зина желает застраховаться, но моя компания, учитывая предшествующие обстоятельства Зининой жизни, хочет точно определить размеры риска, которому подвергается ее жизнь.
Наступило смущенное молчание.
— Странное же гостеприимство мы оказываем ей, — наконец сказала Мари-Анн. — Однако лучшего решения я не вижу. Когда вы отправляетесь в путь?
— Чем скорее, тем лучше... уже завтра... Почему бы и нет? Зина убеждена, что моя работа не оставляет мне никакого досуга.
— А что... если вы обнаружите, что на ее жизнь кто-то покушается? — спросил Нелли.
— Ну что ж, тогда мы ее предупредим... Сообщим ей правду.
— Ну а если она попытается наложить на себя руки вторично?
— Вы невыносимы, мой бедный Филипп! — вскричала Мари-Анн. — Да, знаю, я в самом начале совершила ошибку, приняв эту малышку в своем доме. Но, умоляю, не старайтесь напоминать мне об этом по любому поводу... Я стану присматривать за ней сама, если вам это в тягость.
На лице Филиппа ясно читалось изумление.
— Вот уж совсем не так. Ну, просто абсолютно. Я сказал только, что мы играем с Зининой жизнью; мне хотелось бы этого избежать. Допустите, что ваше расследование насторожит преступника... В конце концов, такая мысль не лишена здравого смысла... А не ускорим ли мы события, которым хотим воспрепятствовать?
— Мое отсутствие не затянется, — сказал Лоб. — Со своей стороны, не смогли бы вы придумать средство удержать Зину при себе?
— Да, это лаборатория. Я могу предложить ей поработать со мной в Ницце. Об этом уже шел разговор. Намечалось более позднее время. Я не в восторге от необходимости сократить свой отпуск, черт подери. Но прекрасно понимаю, что другого выхода у меня уже нет.
— Подытожим сказанное, — предложил Лоб. — Вы даете мне недельный срок, что вполне достаточно для поездки в Эльзас и Италию. А пока не отпускайте Зину от себя ни на шаг, а значит, лучшая идея — занять ее в лаборатории.
— А я в двух словах ввожу Бонатти в курс дела, — предложил Нелли.
— Согласен. Выбора у нас нет. Если я не привезу серьезных данных, нам не останется ничего иного, как положиться на полицию.
— Так что приложите максимум усилий, — пробормотала Мари-Анн.
Она встала, все обменялись пожеланиями доброй ночи.
Но прежде чем улечься, Лоб выкурил у окна последнюю сигарету. Ферма выглядела темным пятном под сенью деревьев. Вокруг все замерло. На плоскогорье — ни души. Живым казалось лишь бескрайнее небо. Внизу Нелли методично запирал двери и окна. В соседней комнате Зина, должно быть, уже спала мирным сном. Лоб еще раз продумал выдвинутые гипотезы и, не полагаясь на память, занес их в свою тетрадь, добавив от себя:
«Деньги тоже являются правдоподобным мотивом. Вполне резонно предположить, что какой-нибудь родственник в Польше оставил ей после смерти свое состояние. В таком случае, кто наследует Зине? Залески или тот, чье имя Зина упорно скрывает?.. Это не исключено, но весьма маловероятно, поскольку исчезновение Зины немедленно привлекло бы внимание к этому таинственному наследнику. К тому же Зина, скорее всего, знала бы, что она богата. Ее предупредили бы заранее... Тем не менее спешить с отказом от такой гипотезы не следует».
Помечтав с минуту, он приписал мелкими буквами:
«Да, поскольку Зина, скорее всего, знает своего преследователя, она никогда не простит мне вмешательства в семейные дела. Тем самым я, возможно, сам себе рою могилу, так как могу ее потерять. И все-таки я решил предпринять расследование, не раздумывая. Значит ли это, что во мне и вправду живет некто, не желающий потерпеть неудачу, некто, очень мне близкий и готовый создать ей новые трудности? И выходит, мадам Нелли была права, сказав, что мы играем с Зининой жизнью. Только играют не они, а я... И в таком случае...»
Лоб долго колебался, не зная, как закончить фразу, поскольку не особенно доверял расхожим истинам, которые, на миг вспыхнув ярким огнем очевидности, гаснут, оставляя тягостное впечатление, что ты способен на все. А ведь он так трепетно дорожил этой девушкой! Это сомнению не подлежит. Он никому не позволит причинить ей зло. Но разве он сможет запретить это самому себе? Разве себе он откажет в разрешении? Только для того, чтобы она знала: он тоже не отступит ни перед чем и способен разделить с ней и желание небытия, и стремление к счастью...
Кончилось тем, что он записал с красной строки:
«Уехать ранним утром во избежание ненужных объяснений».
И в пять часов покинул дом, всячески стараясь никого не разбудить. Он только оставил на столе в столовой записку:
«Дорогие друзья!
Возвращусь через пару-тройку дней. Мне необходимо уладить кое-какие дела, прежде чем взять отпуск. До встречи. С чувством большой дружбы.
Лоб.
P.S. Даже не забираю вещей».
Он решил начать со Страсбурга — просто потому, что юность Зины интересовала его больше, нежели ее детство на ферме. И он упорно верил, что найти человека, желавшего убить Зину, можно и не углубляясь в ее давнее прошлое. Поэтому перво-наперво он обратился в агентство по туризму. Шефа по кадрам его визит ни капельки не удивил. Он сохранил о Зине наилучшие воспоминания.
— Нам сразу было ясно, что она на этой работе не задержится.
— Почему?
— О-о! Такое сложилось впечатление. Было очевидно, что она создана для чего-то иного. И даже порой из-за нее у нас возникали трудности с клиентурой... Знаете, наши клиенты воспринимают гида как... Гид, сопровождающая — им все едино! Они склонны требовать тысячу мелких услуг, как от какой-нибудь горничной. Зина давала им отпор в резкой форме. Вот у меня имеются опросники, заполняемые туристами после каждого тура... Впрочем, если пожелаете с ними познакомиться, они к вашим услугам... Вот, читаю... один пример из множества: «Мы предпочли бы иметь дело с более услужливым гидом...» Или вот еще: «Мадемуазель Маковски — приятная особа, она эрудированна, но несколько перебарщивает, принимая автобус с туристами за классную комнату...» Вот такая еще фраза... Я не акцентирую внимание на орфографических ошибках: «Гид постоянно давала нам почувствовать свое умственное превосходство».
— Ясненько, — сказал Лоб.
— Она вела себя высокомерно даже с нами, — добавил он. — Этакая гранд-дама, которая вынуждена давать уроки музыки. Такая манера поведения всегда вызывает раздражение!
— Я слышал про аварию, в которой она чуть не погибла...
— Ах да! Несчастный случай, когда автобус свалился в овраг. Разумеется, работая гидом, можно попасть в рискованные ситуации.
— Удалось ли установить причину аварии?
— Нет. Водитель скончался в больнице, так и не придя в сознание. Свидетельства пассажиров... Вы прекрасно знаете цену свидетельским показаниям. Вполне возможно, водитель совершил ошибку... Некоторые газеты писали про вредительство. Но кто и кому захотел навредить? Расследование ничего не дало.
Видя смущение своего собеседника, Лоб перешел к проблеме, которая преследовала его неотступно.
— Расскажите-ка про ее личную жизнь.
— С этой стороны я ее не знаю. Не подумайте, что мы ведем слежку за нашими сотрудниками. Каждый волен жить по своему разумению. Но все же при отборе претендентов на должность гида мы вынуждены соблюдать известную осмотрительность. И кроме того, мы прислушиваемся к пересудам... Известны случаи, когда сопровождающие, стоит им пересечь границу...
— Манкируют своими обязанностями? — подсказал ему Лоб.
— Именно так. В этом отношении поведение мадемуазель Маковски было безупречным. Вот почему ее заявление об уходе... к тому же до завершения тура... застало нас врасплох. Нашей первой мыслью было, что у нее не все дома... Я хочу сказать... — он хлопнул себя ладонью по лбу, — что она страдает душевным расстройством. В дальнейшем это и подтвердилось, не так ли?
— А разве это не могло произойти на романтической почве?
— Наверняка нет! Такое впечатление... это мое личное суждение...
— Говорите, прошу вас.
— У меня создалось такое впечатление, что мадемуазель Маковска не могла найти достойного партнера. Я упрощаю, но по сути так оно и есть. Она никогда не упускала случая дать понять, что является дочерью крупного ученого...
— Это сущая правда! — подтвердил Лоб.
— Да неужели? Я-то полагал, что она выдумывает. Ну допустим... Но это не повод корчить из себя разорившуюся графиню.
— А были ли у нее источники к существованию помимо жалованья?
— Чего не знаю, того не знаю. Однако нередко она просила выплатить аванс. Не на тряпки, отнюдь. Она покупала уйму книг с немыслимыми названиями. И всегда держала одну из них под мышкой... Ее коллеги утверждали — чтобы пустить пыль в глаза.
— Наверное, они относились к ней с неприязнью.
— Не скажите. Она вовсе не из тех, кого называют «синий чулок». В чем-то она была необыкновенно мила. Над ней подтрунивали, но незлобиво. Все считали, что ей не везет в жизни.
— Премного благодарен, — распрощался Лоб. — Я начинаю лучше разбираться в этой особе.
На самом деле он испытывал страшное разочарование. В Зининой жизни неопровержимо затаился мужчина. Но как его обнаружить? Впервые у Лоба промелькнула мысль, что она всегда жила двойной жизнью. Вкус к просвещению, скрытный характер, напускное высокомерие в отношении окружающих имели целью пресекать любопытство — разве в этом не проявлялась нарочитость?
В сущности, Зининой жизни во внеслужебное время не знал никто. Возможно, Лонер — книготорговец — был о ней осведомлен лучше. Однако Лоб уже засомневался в этом; Зина начинала рисоваться ему ловкачкой, которая все предусмотрела заранее. И если ей удавалось вводить в заблуждение стольких людей, где гарантия, что в этот самый момент, в Ницце, она не занимается тем же — не водит за нос супругов Нелли? С кем она встречалась, покидая дом якобы для прогулки?.. Абсурдное предположение, разумеется. Лоб тотчас же выбросил его из головы. Однако временами он так сердился на себя за любовь к Зине, что был не прочь находить поводы для нападок, считать ее виноватой. И потом: это было новое, изящное решение проблемы, лучший способ не позволить себя больше дурачить... Сразу же по возвращении в Ниццу он начнет вести за Зиной неослабное наблюдение... Отныне у него имелись на то и повод и извинения. Плохой повод! Недостаточное извинение! Возможно... Но кто начал первый?
Лоб без труда отыскал книжный магазин. Лонер явно не пришел в восторг от такого визита.
— Странная девушка, — сказал он, выслушав Лоба. — Лично мне жаловаться на нее не приходилось, но я так до конца ее и не понял. Я пробовал ею заинтересоваться... Был с ней так любезен, насколько это только возможно со служащей собственного магазина... Но она считала, что ей все чем-то обязаны, и в один прекрасный день покинула меня, не предупредив о своем намерении.
— Была ли она серьезной?.. Иными словами, встречали ли ее с молодыми людьми? Скажем, ждал ли ее кто-нибудь после работы?
У Лонера была физиономия порядочного эльзасца — круглая, румяная, — полная противоположность тому, что вообразил себе Лоб после Зининых откровений.
— Никогда! — ответил тот не задумываясь, так что его нельзя было заподозрить в обмане.
— Она была... кокетлива?.. Ну, не знаю... находясь целыми днями в магазине наедине с вами, она могла...
— О-о!
Лонер был оскорблен в лучших чувствах.
— Начнем с того, — продолжил он, — что в магазине я практически не бывал. В ту пору жена моя серьезно болела, так что у меня не оставалось времени на коммерцию. И потом: я никогда не позволил бы себе никаких вольностей.
Но в таком случае не была ли Зина фантазеркой? Лоб раздражался, чувствуя, как истина ускользает от него.
Расспрашивать Лонера было пустой тратой времени. Он так и не навел Лоба на новый след. Угадывая возрастающее недоверие к нему со стороны книготорговца, Лоб ретировался.
На следующий день, собираясь ехать к Залески, он уже потерял надежду на успех своего предприятия. По всей видимости, опасность, угрожавшая Зине, не могла зародиться на ферме, а возникла немного позже... если предположить, что она существовала, что все — туристический автобус, нападение в Милане, повреждение тормозов, бык — не было чистой случайностью, как и гадюка.
Лоб разыскал Зинину тетку — старую женщину, совершенно разбитую непосильным физическим трудом. Стоило ему заговорить о Зине, и она пригласила его войти в просторную комнату, служившую, похоже, лишь для особо торжественных приемов, и водрузила на стол бутылку водки. Она ужасно разволновалась, сжимая руки под черной шалью, и Лобу не удавалось вставить и словечка... Эта девочка, которую они вырастили как родную дочь... Конечно же, ей не повезло... и потом, она — дитя города... Но все же она могла бы время от времени черкнуть им хоть словечко, сообщить, как дела... Так нет же... Со времени ее отъезда она как в воду канула... Ни разу не прислала хотя бы открытки... а ведь она путешествует по дальним странам... Что ей стоило доставить им удовольствие! Друзья из Страсбурга рассказывали о ней. От случая к случаю!.. У нее всегда был такой странный характер. Сколько бы о ней ни пеклись, мсье, все впустую. Такое впечатление, что она всегда витала в облаках...
Она говорила не переставая, с трогательным немецким акцентом, позабыв о посетителе, полностью во власти застарелых обид.
— А между тем эта девочка ни в чем не нуждалась, можете мне поверить. Конечно же, жизнь в послевоенные годы была несладкой. Но на ферме в Зине нуждались. Ведь на Януша рассчитывать не приходилось.
— Януш... Кто такой Януш?
— Ее брат.
— То есть как это? У Зины есть брат?
— Да, разве вы не знали?
Лоб наклонился вперед. На сей раз он наконец ухватился за кончик ниточки.
— Нет, — ответил он, стараясь, чтобы его интерес не выходил за рамки вежливости. — Расскажите мне про этого мальчика. Сколько же ему лет?
Загибая пальцы, она занялась подсчетами.
— Теперь ему должно быть лет тридцать.
— И где же он сейчас?
— Кто может знать? Это был не ребенок, а сущий дьявол... Сатана! С ним невозможно было поладить — он никого не слушался. Если вы делали ему замечание, он исчезал на несколько дней. Случалось, его приводили домой жандармы. Они хорошо нас знали. Знали, что мы тут ни при чем. Они жалели нас, мсье. Да только что проку! А потом...
Похоже, она вдруг застыдилась. Лобу показалось, что он догадался. Он тихонько пробормотал:
— Изнасилование?.. Так это был он?
— Какое изнасилование?
— Но, помилуйте... я считал... что на Зину однажды напали?
— На Зину? О нет, мсье! Этого еще не хватало! Бедняжка и без того достаточно настрадалась. Упаси Бог от такой напасти! Нет. Речь идет совсем о другом. Я хочу рассказать о скирдах...
— Скирдах?
— Да... Януш стал поджигать копны соломы. Лично я так и не поняла, какая муха его укусила. Ведь надо быть сущим чертом. Потом его увезли в психушку. Нам объяснили: якобы он помешался... Его поместили в палату с буйными. И мы о нем больше слыхом не слыхивали. В каком-то смысле оно даже и лучше, правда ведь, мсье?
— Да, конечно, — машинально поддакнул Лоб.
— Бедная малышка очень любила брата. Как ни странно, он оказывал на нее огромное влияние, потому что был старше... А еще потому, что в его голове рождались странные идеи... Как и у их отца. Вы что-нибудь слышали об ее отце? Он тоже был с приветом. И я знаю все, что пришлось выстрадать моей несчастной сестре... Януш был точная копия своего отца.
Она пошла к шкафу и, покопавшись в стопках белья, принесла старую фотографию. Сначала Лоб рассмотрел Зину — вьющиеся волосы и глаза, восхищенно глядевшие в пространство. Януш положил руку ей на плечо. Это был толстозадый деревенский паренек с короткой стрижкой и взглядом, выражавшим какую-то неутолимую алчность. Неужто это он теперь травит Зину? И с чего бы это?
— Никто так больше и не видел вашего племянника?
— Никто. Думаю, он по-прежнему там.
— Где там?
Она развела руками, давая понять, что не знает.
— Вы хотите сказать, что он все еще под замком? Это невероятно. Послушайте, с тех пор его наверняка выпустили на волю!
— Не знаю. Но будем надеяться, что это не так. Это было бы лучше для всех.
— Есть ли у вас еще родственники в Польше?
— Нет. Все погибли в войну. Когда-то семья Маковски была большой. Осталась одна Зина.
Старушка расплакалась.
— Извините, мсье. Есть люди, пережившие слишком много горя!
<< пред. << >> след. >> |