[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Буало-Нарсежак. Очертя сердце.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

X

  XI

<< пред. <<   >> след. >>

      X
     
      — А-а! Вот и ты! — сказала Ева.
      — Да, вот и я. Прости меня, — сказал Лепра.
      — У тебя был приступ независимости. А теперь ты явился подобрать меня снова. И ты воображаешь...
      — Прошу тебя, — перебил он.
     Пройдя мимо нее, он подсел к роялю и небрежно, для собственного удовольствия, сыграл свою мелодию, не щеголяя ненужной виртуозностью, не фантазируя и неотрывно глядя на портрет Фожера.
      — Что скажешь? — спросил он, не оборачиваясь. — Пожалуй, для чернового наброска неплохо. А вот припев мне не дается.
     Он некоторое время поискал, наиграл несколько разных тем, выбрал ту, которая выпевалась сама собой, а потом вдруг сразу сыграл все вместе — куплет и припев.
      — Вот, — сказал он. — Дарю ее тебе.
     Он смеялся, он был счастлив.
      — Ты ничего не соображаешь, — прошептала Ева. — Ты обезумел.
      — Почему? Разве она не хороша?
      — Наоборот. Она... Я не хочу тебя обижать, но я не думала, что ты способен сочинить такое.
      — В чем же дело?
      — Во всем остальном. Лепра нахмурился.
      — Ах, остальное... Допрос! Письмо!
     Он взял Еву за плечи, легонько встряхнул.
      — Я в это не верю, представь себе, больше не верю. Такое письмо не похоже на твоего мужа. Знаешь, этой ночью я долго думал о нем. Я начинаю его понимать — понимать Фожера.
     Она села. Вся кровь отхлынула от ее лица. Ставшие серыми глаза были неподвижны, расширены.
      — Ты меня пугаешь, — сказала она.
      — Пугаю? Потому что я понял Фожера? Да ты смеешься. Нет, он никогда не собирался отправлять это письмо. Повторяю тебе, это на него не похоже. Он просто хотел тебя испытать. Если ты на себя донесешь, он окажется прав. Не донесешь — все равно прав он. Силен Фожер! Ей-Богу, старик меня восхищает.
      — А ты не подумал о том, что смерть Мелио все усложнила?
      — Я говорю не о Мелио, — стоял на своем Лепра. — Я толкую о том, что отправить такое письмо не в духе Фожера. Написать его он мог, я не спорю. Но готов пари держать, что Мелио приказано было его уничтожить и, уж во всяком случае, не пускать его в ход.
      — А убийца Мелио, по-твоему, тоже будет так щепетилен?
      — Но ведь...
     Лепра резко отвернулся, подошел к окну и нетерпеливо забарабанил по стеклу.
      — Быть может, убийца не нашел письма.
      — Пластинку он так или иначе нашел. А он не расстался бы с пластинкой, не будь у него в руках письма. Это же ясно!.. Ох, ты точь-в-точь мой муж. Если что-то было ему неприятно, он старался этого не видеть. Так удобнее.
     Зазвонил телефон — Лепра живо обернулся.
      — Меня нет дома, — сказала Ева.
     Но им одновременно пришла в голову одна и та же мысль: «А что, если это?..»
      — Возьми трубку сам, — шепнула она.
     Лепра на цыпочках прошел через гостиную. Снял трубку. Ева схватила отводную.
      — Подождите у телефона, — произнес женский голос. И почти тотчас послышался голос мужчины:
      — Алло... Алло?.. Это мадам Фожер? Ева, подавшись к Лепра, шепнула:
      — Это Борель.
      — Слушаю, — отозвался Лепра. — Мадам Фожер нет дома.
      — Кто со мной говорит?
      — Жан Лепра.
      — А! Очень рад, мсье Лепра... У телефона комиссар Борель... Я имел удовольствие аплодировать вам... Уверен, что мадам Фожер многим вам обязана... Когда она будет дома?
      — Не знаю.
      — Жаль. Вы увидите ее сегодня?
      — Думаю, что да.
      — Будьте любезны, скажите ей, что я жду ее у себя в кабинете... Ничего серьезного, маленькая формальность... Я даже не хотел посылать ей официальный вызов... Если вы пожелаете ее сопровождать, буду счастлив пожать вам руку...
      — Договорились.
      — До свиданья, мсье Лепра. До скорой встречи. Лепра осторожно повесил трубку.
      — Фарисей, — сказала Ева.
      — Ясно, что он не собирается устраивать тебе очную ставку с шофером, — заметил Лепра. — Это означало бы обвинить тебя. А мне кажется, он много раз подумает, прежде чем это сделать.
      — Тебя он тоже хочет видеть, — сказала Ева.
      — Да, но я вовсе не обязан...
      — Ты предпочитаешь, чтобы я пошла туда одна?
      — Ладно, пусть! — вздохнул Лепра. — Если ему нужен виновник, я признаюсь. Ты этого хочешь?
      — В чем ты признаешься?
      — Насчет... насчет Фожера.
      — И согласишься, чтобы тебя обвинили в смерти Мелио?
      — Нет.
      — Чтобы в ней обвинили меня?
      — Это ужасно, — пробурчал Лепра. — Еще утром я почти обо всем забыл, а теперь...
     Ева одевалась у себя в спальне. Лепра в тысячный раз обдумывал создавшееся положение. Борель наверняка сказал себе: «А что, если Фожер был убит, как и Мелио...» И таким образом почти угадал правду. Но в этом случае идти в Уголовную полицию — это все равно что броситься в волчью пасть. Лепра сквозь куртку нащупал бумажник. Там лежал листок, на котором столбиком было выписано расписание поездов, уходящих в Бельгию. Быть может, еще есть время. А там... он станет сочинять музыку под каким-нибудь вымышленным именем. Вначале ему будет нелегко пробиться — как Фожеру. Но рано или поздно он преуспеет, как Фожер. Это Ева тянет его книзу мертвым грузом. Он не потерпит, чтобы она выносила ему приговор. Вот в чем его истинная слабость, его трусость. Фожер не стал бы колебаться.
     Лепра подошел к двери. Повернул ручку замка. Юркнуть в лифт, забежать домой, взять чемодан... потом в поезд... граница... Искушение было таким сильным, что он прислонился к стене, переводя дух. Ну же! Еще усилие!.. Только открыть эту дверь и захлопнуть ее за своим прошлым.
      — Я готова, — крикнула Ева.
     Лепра ждал. Он двадцать раз мог убежать. Когда Ева вышла, он поглядел на нее затравленным взглядом. Да, она была, как всегда, элегантна, уверена в себе, неприступна. Если уговорить ее не резать правду-матку в глаза Борелю, они, без сомнения, получат отсрочку.
      — Мне вот что пришло в голову, — сказал он. — Вдруг Борель получил еще одно анонимное письмо.
      — Он говорил о формальности, — возразила Ева.
      — Так или иначе, пусть выскажется первым.
     Лепра открыл дверь лифта. Проходя мимо него в кабину, Ева улыбнулась.
      — Бедный Жан, — сказала она. — Иногда мне тебя просто жалко. Ты так упорно не хочешь смотреть правде в глаза!
     На улице никаких подозрительных фигур. Лепра уже готов был увидеть инспектора, делающего вид, будто он читает газету или прохаживается мимо витрин. Он поставил свою маленькую красную машину напротив дома, но Ева предпочла взять такси. Она подняла стекло, отделяющее их от водителя.
      — Не бойся, — сказала она. — У меня пропало желание говорить. Если бы не история с Мелио, тогда дело другое — это был бы наилучший выход. Я дала бы пластинку Борелю. И он сам бы понял, что мой муж сошел с ума.
      — Это Фожер сошел с ума?
      — Именно. Он прекрасно знал, что слишком много пьет и ездит слишком быстро. Он знал, что может разбиться во время любой поездки. Желание обвинить меня — разве это не замысел алкоголика? Словом, я могла бы оправдаться. А теперь...
      — Никогда он не был сумасшедшим, — возразил Лепра.
      — Как же, защищай его, — жестко сказала Ева. — Завидная у тебя будет роль. Любовь! Отличный предлог! Я тебя люблю, я наложил на тебя лапу и уж теперь больше не выпущу. Вот так рассуждал он, так рассуждаете вы все, и ты в первую очередь.
      — Я?
     
      — Именно ты. Разве ты думаешь обо мне в эту минуту?
      — Но надо же быть последовательной. Ты...
      — Ох, ты мне надоел, в конце концов!
     Она забилась в угол, приподняв плечо, чтобы подчеркнуть, что хочет остаться одна. Машина быстро катила вдоль берега Сены. Быть может, Борель заполняет сейчас ордера на арест. «И все же я в это не верю, — думал Лепра. — Не могу себе этого представить!» Такси остановилось у хорошо знакомого ему подъезда. Как он дрожал за Еву, когда она в первый раз ходила к Борелю. Как он любил ее тогда! А сейчас он смотрел, как она поднимается впереди него по лестнице, и думал: «А что, собственно, я здесь делаю?» Дело Фожера — Мелио? Старая история — пусть в ней разбираются между собой вдова и полицейский. При чем здесь он!
     Борель принял их с тягостной для них сердечностью. Он так сожалеет, что побеспокоил их. Вообще говоря, никакой спешки нет. Он вызвал их из добросовестности, чтобы случайно чего-нибудь не упустить... Сидя за своим столом, комиссар по очереди смотрел на каждого из них, зябко потирая руки. На его манжетах блестели запонки. Галстук на нем был дорогой, и держался он как человек, который привык добиваться своего и заранее просит прощения за то, что одержит верх.
      — Смерть Мелио доставила нам много хлопот, — сказал он. — Сами понимаете! И конечно, вы не знаете ничего, что могло бы нам помочь?
      — Ничего, — подтвердила Ева.
      — Не приходило ли вам в голову как-то связать эту смерть со смертью вашего мужа?
     Ева разыграла удивление с примесью любопытства.
      — А, стало быть, — спросила она, — есть связь между...
      — Ничего определенного, — уточнил Борель. — Если хотите, это рабочая гипотеза. Люди нашей профессии обыкновенно рассматривают все возможности, даже самые неправдоподобные.
     Тихо заверещал телефон. Борель снял трубку, и его лицо в мгновение ока преобразилось.
      — Я занят, — отрезал он.
     Потом снова обрел непринужденный, любезный, чуть снисходительный тон.
      — Есть одна подробность, которая наводит на размышления... — заметил он. — Тот самый женский голос... Вы читали газеты? Вы в курсе?
      — Да, — сказал Лепра.
      — Так вот, — продолжал Борель, щурясь с видом сообщника. — У меня ведь до сих пор хранится то анонимное письмо, написанное женщиной... Улавливаете связь?
      — Не совсем, — сказала Ева.
     Борель улыбнулся с видом учителя, понимающего, что он непомерно требователен.
      — С одной стороны, дорогая мадам Фожер, мы располагаем письмом, которое пытается вас скомпрометировать, с другой стороны, за несколько минут до смерти Мелио его, быть может, посетила таинственная женщина. А вдруг это одна и та же женщина? Понимаете ход?..
     Лицо Евы на мгновение озарилось какой-то внезапной радостью.
      — Понимаю, — сказала она.
      — Как только мне удастся установить, кто писал письмо, я, быть может, выиграю партию, — заключил Борель. — Пока же...
     Он встал, подошел к низкому столику и включил магнитофон.
      — Хочу просить вашей помощи, дорогая мадам Фожер. Я занимаюсь тем, что записываю низкие голоса, голоса «как у некоторых певиц по радио», если воспользоваться выражением нашего шофера... Занятие само по себе не такое уж неприятное, но беда в том, что все голоса похожи друг на друга.
     Он включил магнитофон.
      — «Улица Камбон, 17 бис... Да, вот здесь, спасибо... Улица Камбон, 17 бис, да... Сколько я вам должна?.. Улица Камбон, 17 бис... Остановитесь чуть подальше...»
     Голоса сменяли друг друга, выговаривая абсурдную, бредовую фразу. Борель смотрел на Еву. Был ли он на редкость умен или на редкость глуп? Он продолжал улыбаться, держа руку на кнопке.
      — «Улица Камбон, 17 бис... Опустите, пожалуйста, стекло... Улица Камбон, 17 бис...» Он выключил магнитофон.
      — По правилам мне следовало бы пригласить всех тех, у кого низкий голос и кто поет на радио, и устроить очную ставку с шофером... Но это, само собой, невозможно... По множеству причин! У некоторых есть покровители... Весьма влиятельные... Такая очная ставка, несомненно, вызвала бы скандал. Нет... лучше было сделать так. — Он нажал клавишу.
      — «Улица Камбон, 17 бис... Я спешу... Улица Камбон, 17 бис...»
     Пленка кончилась. Борель вздохнул.
      — Каждая певица, — продолжал он, — назвала адрес Сержа Мелио, добавив несколько слов, какие ей пришли в голову... Так что щепетильность соблюдена... Но этот опыт ничего не даст. Как шофер может узнать голос по записи?
      — Тогда зачем же? — спросила Ева.
      — Рутина, дорогая мадам Фожер.
      — Значит, и я, — заметила Ева. — Я тоже должна сказать «Улица Камбон, 17 бис»?
      — Пожалуйста.
     Лепра стиснул руки на подлокотниках кресла. О» подозрительно смотрел на Бореля, но тот никогда еще не был так учтив.
      — Подойдите поближе, — посоветовал он. — Вот сюда... Включаю запись... Говорите негромко, прямо в микрофон.
      — Улица Камбон, 17 бис, — сказала Ева. — И побыстрее.
      — Довольно, — сказал Борель. — Благодарю вас. И снова он потер руки, едва ли не манерничая.
      — Для меня, — добавил он, — эта лента дорога как собрание автографов. Это же бесценный сувенир.
      — В самом деле? — пробормотала Ева. — В таком случае вам следовало просить, чтобы они спели... Почему бы и нет?
     Она посмотрела на Лепра, как-то судорожно усмехнулась и снова взяла крошечный микрофон.
      — Раз вам это доставляет удовольствие, — сказала она Борелю. И произнесла название песни: — «Очертя сердце».
     Белые катушки вращались. Лепра встал:
      — Ева!
     Но Ева, сверкая глазами, уже поднесла микрофон к губам. Она вполголоса спела первый куплет, не сводя глаз с Лепра. Она обращалась к нему. К нему и к Флоранс, которую она перечеркивала своим талантом. Конец Флоранс — убита наповал! Вызывающая интонация придавала словам Фожера особый оттенок, невыносимую грусть. Эта прощальная песнь, которую Фожер сочинил для Евы, здесь, в комиссариате полиции, превращалась в прощальную песнь Евы, обращенную к Лепра. Мало-помалу на лице Евы проступила затаенная боль; ее голос словно бы черпал свои модуляции в биении самой крови. Это был надорванный, сломленный и торжествующий голос. «Через него, — думал Лепра, — через меня она любит самое себя!» Припев она исполнила без слов, словно колыбельную, сомкнув губы. Казалось, песня пришла откуда-то издалека, где уже состоялась разлука и прощанье. Борель покачивал головой в такт.
      — Хватит! — закричал Лепра.
     Ева умолкла, все трое были растерянны.
      — Для господина комиссара этого достаточно, — заговорил Лепра, всеми силами стараясь казаться непринужденным.
      — Ошибаетесь, дорогой мсье, — возразил Борель. — Я с удовольствием прослушал бы песню до конца. Вы изумительны, мадам. Какой подарок! Не знаю, как вас благодарить.
      — Не стоит благодарности, — сказала Ева. — Теперь я могу уйти?
     Борель, восхищенный, растроганный, приветливый, проводил их до самой лестничной площадки.
      — Если я узнаю что-нибудь новое, рассчитывайте на меня, дорогая мадам Фожер. Вы знаете, как я вам предан.
     Лепра взял Еву под руку. Они стали спускаться по ступенькам.
      — Через пять дней он получит письмо, — сказала Ева.
      — Молчи! — сказал Лепра.
     Он обернулся, но Борель уже ушел.
      — Ты сошла с ума, — продолжал Лепра, когда они вышли на набережную. — Совершенно сошла с ума.
      — О! — сказала она. — В нашем нынешнем положении!
      — Извини. Я намерен жить. Ева остановилась.
      — Уходи... — сказала она. — Уезжай... Можно подумать, что ты упрекаешь меня за то, что случилось. Но я тебя не удерживаю. Ты свободен.
     Он хотел возразить. Она его перебила:
      — Послушай, милый Жан. Давай раз и навсегда расставим точки над «i».
      — Не здесь же.
      — А почему бы нет?
     Он предпочел облокотиться на парапет, как если бы вел с Евой оживленную задушевную беседу.
      — Между нами что-то разладилось, — сказала Ева. — После смерти Мелио.
     Он хотел вставить слово.
      — Дай мне договорить! — потребовала она. — Да, разладилось. С тех пор как ты почувствовал себя в опасности, ты думаешь только о том, как бы удрать. Может, я жестока, но это правда. Прежде, да, я верила, что ты меня любишь. Может, эта любовь тебе льстила. Теперь я тебя компрометирую. Я становлюсь опасной... Я заразна.
      — Ева!
      — И потом, ты воображаешь, что можешь без меня обойтись. Оттого что сочинил эту песенку без чужой помощи. И она дает тебе оружие против меня. Ха! Подумаешь, какое дело! Ты вообразил, что заменишь моего мужа. Ей-Богу, ты вошел в его роль. Минутами мне начинает казаться, что я слышу его голос... Смех, да и только! Ведь это я тебя сделала!
     Она стукнула кулаком по шероховатому камню, на котором дрожала тень листвы.
      — Это не он вывел тебя в люди. Это я. Кто научил тебя одеваться, жить, даже любить, да... Ладно, уходи!.. Я справлюсь сама. Я привыкла.
     Стоя совершенно прямо, она смотрела на воду, на город, отражавшийся там, она старалась справиться со своим волнением. Но не могла произнести больше ни слова. И Лепра не знал, чем ее утешить. Он чувствовал, что любое его слово прозвучит фальшиво и только ухудшит дело. Так они и выжидали, стоя бок о бок. Наконец Ева словно против воли оторвалась от парапета. Лепра зашагал рядом с ней.
      — Ева, — прошептал он, — Ева... уверяю тебя, это недоразумение.
     Она даже головы не повернула.
      — Ну что ж, — сказал Лепра.
     Он дал себе зарок не обращать внимания на враждебность Евы. И даже старался непринужденно болтать, как в былые дни. Но болтал он один. Они пообедали в маленьком ресторанчике позади собора Парижской богоматери. Наконец Лепра это надоело, и он решил замолчать. Поскольку они сидели друг против друга, они всячески избегали поднимать голову одновременно; иногда, коснувшись друг друга рукой, они вздрагивали и отдергивали руку, но тут же из приличия пытались замаскировать этот жест.
      — Кофе для мадам, — сказал Лепра.
      — Спасибо, я не хочу.
     Воспользовавшись минутой, когда Лепра расплачивался по счету, она вышла. Ему пришлось догонять ее бегом.
      — Это наконец несносно! — заявил он.
     Она не ответила. Они долго шли по набережным, не произнося ни слова. Ева с равнодушным видом, казалось, любуется рекой. Лепра стал всего лишь тенью рядом с ней. Они перешли площадь Согласия, потом площадь Рон-Пуэн. Ева остановилась у кинотеатра, рассеянно пробежала глазами афишу и вошла. Лепра двинулся за ней. Ева выбрала свободное кресло между двумя зрителями. Он сел на два ряда сзади. Чего она добивалась? Подвергала его испытанию? Или просто решила вдруг устранить его из своей жизни? Глупо, прямо хоть криком кричи! А тем временем Борель терпеливо делает свое дело. «Она будет только рада, если я уйду», — думал Лепра. На экране сменялись какие-то бессвязные кадры... Мужчина... женщина... любовь... страдание... Лепра больше не слушал, не следил за происходящим. Он наблюдал за Евой. Он мог почти дотянуться до нее рукой, и его вдруг бросило в жар от волнения: быть может, ему никогда больше не обладать ею. Быть может, он уже потерял ее навсегда. Она все еще была здесь, так близко, — нежный профиль, впадинка под скулой, подчеркнутая сладострастной тенью. Он воспринимал Еву не столько зрением, сколько осязанием. Полузакрыв глаза, он ласкал ее; он воображал ее обнаженной, и невыразимая скорбь сдавливала ему горло. Надо было немедля, немедля вернуть ее, унизиться, исповедоваться ей, забыться, сгинуть. Ева!.. Я люблю тебя... Ты все еще мне необходима.
     Он ждал ее в холле. Она прошла мимо, движением плеча уклонившись от протянутой к ней руки.
      — Дрянь! — проворчал Лепра.
     Дрожа от ярости, он самым непринужденным образом занял свое привычное место слева от нее. Она шла, останавливаясь то у одной, то у другой витрины, и ее невозмутимость приводила Лепра в бешенство, которого он уже не мог сдержать... У-у! Как он понимал теперь Фожера! Она наверняка устраивала мужу подобные сцены. Или по крайней мере пыталась... Но Фожер был из другого теста!.. На террасе ресторана Фуке какой-то мужчина встал и подошел к Еве.
      — О, Патрик!.. Как я рада!
     Мужчина поклонился Лепра. Ева небрежно бросила:
      — Жан Лепра... мой аккомпаниатор. — И со светской улыбкой добавила: — Не ждите меня, Жан... Я вернусь поздно.
     И она села рядом с этим Патриком, который казался таким растроганным, так засуетился. Лепра хотелось кинуться на него с кулаками; головы, лица, глаза окружающих были обращены к этой паре. Лепра закурил сигарету. Сколько раз, бывало, он закуривал так, чтобы скрыть свое смущение, робость. Он вышел на улицу один, заглянул в какой-то бар, потом в другой. В конце концов стемнело, а с темнотой явились дерзкие мысли и свирепые мечты. Лепра снова прошелся перед рестораном. Евы в ресторане не было. Другой увел ее... куда? Лепра остановил такси, добрался на нем до собственной машины и начал объезжать все рестораны и кабачки... Само собой, это было безнадежно. Не мог же он расспрашивать посыльных, здесь ли Ева. Он был слишком похож на обманутого мужа. Слово попало в точку. Он вспомнил тот последний вечер, несчастного пьяного Фожера. Да, старина, мы с тобой угодили в один и тот же переплет. Только я все еще таскаюсь за ней... Я еще не отступил... Она удерживает меня не любовью. Презрением... Сидя за рулем, Лепра разговаривал сам с собой, на большой скорости срезая перекрестки... Разбиться бы вдребезги, и фарсу конец!.. Из полумрака улиц он выезжал на резкий свет, струившийся из танцевальных залов. Его встречал рев труб и удары литавр. Он мчался дальше, выжимая предельную скорость, как смерч несся по улицам, которые мало-помалу пустели. Новая остановка. Новый всплеск веселья. Шатаясь, Лепра возвращался в машину. Куда теперь?.. Может, объехать гостиницы? Он усмехнулся, погляделся в зеркало. Ну и видик у тебя! Хорош! Он полез за носовым платком, чтобы обтереть лицо, мокрое от усталости. Пальцы нащупали ключ от Евиной квартиры. Ну что ж, подожду ее у нас дома. У нас! Вот умора!
     Он стремительно понесся к дому. Бешеная скорость немного притупляла боль. Часы на щитке в машине показывали два. Она наверняка уже вернулась. Он притормозил у тротуара и выскочил из машины. Он предпочел взбежать по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек — так быстрее, чем на лифте. Ключ повернулся в замке. Он толкнул дверь. Нет. Она еще не вернулась. Он зажег свет, медленно прошел по пустой квартире. Ну и что? Чего он ждал? Разве она не свободна тоже? Но, Господи, Ева, я этого не думал. Ты же сама сказала, что ты моя жена. Я как сейчас слышу твой голос: «Я твоя жена». Лепра задыхался, захлестнутый отчаянием, сбитый им с ног. Он зажег верхний свет в спальне, посмотрел на неприбранную постель. На стуле валялся Евин халат. На коврике перед кроватью стояли ее домашние туфли, он уставился на них так, словно они только что двигались.
     Мягко громыхнув, остановился лифт. Лепра как зачарованный сделал шаг в сторону прихожей. Потом еще один. Ключ нащупывал замочную скважину. Дверь открылась, на пороге обрисовался силуэт Евы.
      — Ева!..
     Лепра говорил и двигался как во сне.
      — В чем дело? — спросила Ева. — Что с тобой?
     Она не успела заслониться рукой. Он наотмашь ударил ее по лицу, она пошатнулась, стукнулась о стену.
      — Этот Патрик! Кто он такой... А?
     Она оттолкнула его, побежала в спальню, захлопнула дверь. Лепра вцепился в дверную ручку, налег на дверь.
      — Открой!.. Открой!..
     
     И вдруг силы ему изменили. Он прижался лицом к створке двери, руки его слепо шарили по деревянной преграде.
      — Открой, — стонал он. — Ева, прости меня... Я скотина... Минутами я сам себя не узнаю... Вы все виноваты — вы сами меня подстрекали... Малыш Лепра... Он был для вас пустым местом... Открой... Мне надо с тобой поговорить.
     Она стояла там, приложив ухо к двери, он был уверен в этом. Она слышала каждый его вздох, каждую его мольбу.
      — Я не хотел тебя ударить, Ева... Я искал тебя всю ночь. Ты с этим человеком... тебе этого не понять. У меня тоже, в конце концов, есть гордость... Ты меня слышишь?.. Ева, родная, я люблю тебя... Я неправильно вел себя с тобой. Но мы оба еще можем начать сначала.
     Он всем телом навалился на дверь, ему показалось, что она поддалась. Он прижался губами к дереву так, что почувствовал во рту вкус краски.
      — Ева, забудем все... Будем считать, что мы квиты... Согласна? Письмо в полицию не придет, вот увидишь... Не мешай мне поступать по-своему.
     Надо было спешить, чтобы она выслушала его до конца. Грудью, животом он налегал на доски, которые не мог сдвинуть с места.
      — Не мешай мне жить по-своему... Обещаю тебе, что добьюсь успеха... Ты еще поможешь мне, Ева! Ты ведь не перестанешь меня любить, оттого что... оттого что...
     Глаза его наполнились слезами.
      — Я не злой человек, Ева. Я раскаиваюсь... во всем... Он сполз на колени, потом растянулся на полу и увидел под дверью свет; ничья тень не заслоняла его. За дверью никого не было. И он остался неподвижно лежать на полу.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft