[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Аркадий Аверченко. Невозможное

 
Начало сайта

Другие произведения автора

Начало произведения

     Аркадий Аверченко. Невозможное
     
     
     -------------------------------------------------------------------
     Аверченко Аркадий Тимофеевич. Рассказы. Сост. П.Горелов. — М.: Молодая гвардия, 1990
     Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, сентябрь 2006
     -------------------------------------------------------------------
     
     
     
     Учитель истории Максим Иванович Тачкин сидел, склонив голову к журналу и тихо зловеще перелистывал его.
      — Вызовем мы... ну, хотя бы... Синюхина Николая!
     Синюхин Николай побледнел, потупил голову, приблизился к кафедре и открыл судорожно искривленный рот.
      — Ну-с? — поощрил его Тачкин.
      — Я урока не знаю... — смотря в окно, испуганно заявил Синюхин.
      — Да? — наружно удивился Тачкин. — Почему? Не можешь ли ты мне объяснить?..
     Синюхину Николаю нужно бы было объяснить, что система «от сих до сих» и «повторить то, что было задано в прошлую среду» — настолько сухая система, что она никак не могла заинтересовать Синюхина. Мог бы Синюхин сказать и то, что он пытался несколько раз вчитаться в книгу, несколько раз начинал «от сих», но сухие, не будившие пылкого воображения факты, путались в голове, рассыпались и своей ненужной громоздкостью мешали Синюхину добраться «до сих», до этих милых, манящих каждого прилежного, зубрящего ученика своим уютом и грядущей свободой — «сих».
     Синюхин не хотел откровенничать с учителем.
      — У меня голова болела... мама захворала... в аптеку бегал...
      — Ой-ой-ой, — засмеялся Тачкин. — Как много! А поставлю-ка я тебе, Синюхин Николай, единицу. А?
     Он посмотрел внимательно в лицо ученику Синюхину и, заметив на нем довольно определенное лицо, лишенное двусмысленности выражение — отвернулся и задумался...
     «Воображаю, как он сейчас ненавидит меня. Воображаю, что бы он сделал со мной, если бы я был на его месте, а он на моем».
     
     .........
     
     Держа под мышкой журнал, в класс вошел ученик Николай Синюхин и, вспрыгнув на кафедру, обвел внимательным взором учителей, сидевших с бледными, испуганными лицами на ученических партах.
     Ученик Николай Синюхин опустился на стул, развернул журнал и, помедлив одну зловещую минуту, оглядел ряд сидящих лиц, в вицмундирах с блестящими пуговицами...
      — Ну-с, — сказал он. — Кого же мы вызовем?.. Разве Ихментьева Василия.
     Учитель географии Василий Павлович Ихментьев съежился, обдернул вицмундир и робко приблизился к кафедре.
      — Ихментьев Василий? — спросил ученик Синюхин, оглядывая учителя. — Гм... Должен сказать вам, Ихментьев Василий, что ваше поведение и успехи меня не радуют!
      — Почему же? — оторопев, спросил учитель. — Почему же, Николай Степаныч? Кажется, я стараюсь...
      — Да! — иронически улыбнулся Синюхин. — Стараетесь? Я бы этого не сказал... Видите ли, г. Ихментьев... Я человек не мелочный и не придерусь к вам из-за того, что у вас вон сейчас оторвана одна пуговица вицмундира и рукав измазан мелом.. Это пустяк, к науке не имеющий отношения, и мне до сих пор стыдно за то время, когда за подобные пустяки виновные наказывались уменьшением отметки в поведении. Нет! Не то я хочу сказать. Ихментьев Василий... А позвольте спросить вас... Как вы преподаете?! Как вам не стыдно? Ведь вы получаете деньги не за то, чтобы дуться по ночам в винт, пить водку и потом являться на уроки в таком настроении, при котором никакая география нам в голову нейдет...
      — Я не буду... — тихо пролепетал учитель. — Это... не я... Я не виноват... Это Тачкин Максим приглашал меня к себе на винт... Я не хотел... а это он все.
     Синюхин сердито хлопнул своей крохотной ладонью по кафедре.
      — Имейте в виду, господин Ихментьев, что и шпионства, предательства и доносов па ваших товарищей не допущу! Я не буду этого поощрять, как поощряли это в свое время вы. Стыдно-с! Ступайте на свое место и поразмыслите-ка хорошенько о вашем поступке. Тачкин Максим!
      — Здесь! — робко сказал Максим Иваныч.
      — Я знаю, что здесь. Пойдите-ка ближе... Вот так. Сейчас один из ваших недостойных товарищей насплетничал на вас, будто бы вы подбивали его играть в карты. Может быть, это и было так, но оно, в сущности, меня не касается. Я не хочу мешаться в вашу частную жизнь и вводить для этого какой-то нелепый внешкольный надзор за учителями — я стою выше этого! Но должен вам заявить, что ваше отношение к делу — ниже всякой критики!
      — Почему же, Николай Степанович, — опустил голову учитель Тачкин. — Кажется, уроки я посещал аккуратно.
      — Да черт ли мне в этой вашей аккуратности! — нервно вскричал Синюхин Николай. — Я говорю об общем отношении к делу. Ваша сухость, ваш формализм убивают у учеников всякий интерес к науке. Стыдитесь! У вас такой интересный, увлекательный предмет — что вы из него сделали? История народов преподается вами, как какое-то расписание поездов. А почему? Потому, что вы не учитель, а сапожник! Ни дела вашего вы не любите, ни учеников. И, будьте уверены — они народ чуткий и платят вам тем же... Ну, скажите... что вы задали классу на завтра?
      — От сих — до сих, — прошептал Тачкин.
      — Да, я знаю, что от сих до сих! А что именно?
      — Я не... помню...
     Лицо Синюхина Николая сделалось суровым, нахмуренным. Он сердито вскочил, стал на цыпочки, дотянулся до уха учителя и, нагнув его голову, потащил за ухо в угол.
      — Безобразие! — кричал он. — Люди в футлярах! Формалисты! Сухари! Себя засушили и других сушите! Вот станьте-ка здесь в углу на колени — может быть, это отрезвит немного вашу пустую голову... А завтра пришлите ваших родителей — я поговорю с ними!
     Стоя на коленях и уткнув голову в угол, учитель истории Максим Иванович Тачкин горько плакал...
     «Если единица, — думал он про себя, — застрелюсь!..»
     ...Тачкин улыбнулся себе в усы, поднял от журнала голову и сказал, обращаясь к угнетенному единицей, растерянному Синюхину Николаю:
      — Так-то, брат Синюхин. Поставил я тебе единицу. А если мое поведение тебе почему-либо не нравится — можешь и ты мне поставить где-нибудь единицу.
     Класс засмеялся удачной шутке.
     Учитель поднял голову и устало сказал:
      — Молчать! На следующий урок повторите то, что было задано в прошлую среду.
     Где-то ликующе прозвонил звонок...


Библиотека OCR Longsoft