[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Виль Владимирович Липатов. Дом на берегу.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  ПОПРАВКА К ПРОГНОЗУ

  ТОЧКА ОПОРЫ

  НАШИХ ДУШ ЗОЛОТЫЕ РОССЫПИ

  ДВА РУБЛЯ ДЕСЯТЬ КОПЕЕК...

  ДОМ НА БЕРЕГУ

  ПЯТАКИ ГЕРБАМИ ВВЕРХ

  ПИСЬМА ИЗ ТОЛЬЯТТИ

  КОРАБЕЛ

  ЛЕС РАВНОДУШНЫХ НЕ ЛЮБИТ

  КАРЬЕРА

  КОГДА ДЕРЕВЬЯ НЕ УМИРАЮТ

  ТЕЧЕТ РЕКА ВОЛГА...

  СТЕПАНОВ И СТЕПАНОВЫ

  ТОТ САМЫЙ ТИМОФЕЙ ЗОТКИН? ТОТ, ТОТ...

  ШОФЕР ТАКСИ

  ОБСКОЙ КАПИТАН

  ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ…

  ЗАКРОЙЩИК ИЗ КАЛУГИ

  СЕРЖАНТ МИЛИЦИИ

  СТАРШИЙ АВТОИНСПЕКТОР

  01! 01! 01!

РАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

  ГЕГЕМОН

  ЧТО МОЖНО КУЗЕНКОВУ?

  ДЕНЬГИ

  БРЕЗЕНТОВАЯ СУМКА

  ВОРОТА

  ВСЕ МЫ, ВСЕ -- НЕЗАМЕНИМЫЕ

<< пред. <<   >> след. >>

     РАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
     
     1
     
     Бригадир малой комплексной бригады Хилокского леспромхоза Владимир Грешилов хорошо, сердечно относится к людям. Спокойный, улыбчивый, по-военному подтянутый, он известен как бригадир, с которым легко работать: не важничает, не покрикивает, учит мастерству незаметно, исподволь, чтобы не показать своего бригадирского превосходства. С Владимиром лесозаготовители работают по многу лет, а коли случится уйти, навсегда сохранят добрую память о нем.
     Народ в бригаде дружный, а с трактористом Иваном Хохряковым Владимир дружит лет десять; вместе на работу, вместе в кино, вместе за праздничный стол, даже в баню ходят рядышком. Бригада всегда выполняет производственные задания, лесозаготовители получают премиальные. Каждую субботу бригада работает сверх плана.
     И вот однажды случилось, что в бригаде вместо пяти человек осталось четыре — один уехал учиться. Что же, бывает, и дирекция леспромхоза, не долго думая, назначила пятого. Рассуждали так: "Грешилов — бригадир умелый, опытный. Быстро найдет подход к человеку!"
     Новенький, пятый, вышел на работу в понедельник. Широкоплечий, высокий, здоровый, плотно облитый новенькой спецовкой, он произвел хорошее впечатление на лесозаготовителей. Назвавшись Николаем Иннокентьевичем Яблочкиным, новичок сел на пень, неторопливо закурил, огляделся и басовито, солидно спросил:
      — По какой таблице работаете, товарищ бригадир?.. Гляжу, смекаю — лесосека дрянная. По какой таблице работаете?
      — Кажется, по четвертой, — неуверенно ответил Владимир, так как работали тогда по недорубам, брали лес, чтобы не погиб, и было, собственно, не до таблиц. — А впрочем, и не знаю!
      — Это и видно! — весело, но без насмешки сказал Николай Иннокентьевич и, поглядывая на кончик папиросы, заговорил о себе. Оказалось, что в лесной промышленности он не новичок: работал раньше мастером лесозаготовок, был, впрочем, начальником и повыше, но именно кем, не сказал. Говорил Николай Иннокентьевич гладко, не сбиваясь, и таким тоном, точно стоял на высокой трибуне перед большим залом. Слова у него звучали солидно, округло. Между прочим, он сказал:
      — На руководящую должность я не претендую, решил стать рабочим классом... Работать так работать, товарищи!
     Лесозаготовители слушали его внимательно, доверчиво, понимая, что с интересным человеком свела их судьба, а когда Николай Иннокентьевич намекнул на то, что он пострадал "за правду", сучкоруб Агафья Матвеевна сочувственно покачала головой — добрым человеком была Агафья. Потом Николай Иннокентьевич подробно расспросил лесозаготовителей о мастере — кто такой, давно ли работает, с образованием ли, хорошо ли знает расценки? Расспросив, сделал вывод:
      — Понятно! Можете быть спокойны, товарищи, за мной вы будете, как за каменной стеной... С мастером мы найдем общий язык. — Хитренько улыбнулся.
     Пока Николай Иннокентьевич разговаривал, тракторист Иван Хохряков завел машину, Владимир Грешилов проверил и заправил бензопилу, Агафья Матвеевна наточила топор, а помощник тракториста Фадеев — молодой и веселый парень — приготовил чокера.
      — Начнем, ребята! — распорядился Владимир и повернулся к Николаю Иннокентьевичу. — Вы, товарищ Яблочкин, сегодня приглядывайтесь к нашей работе, изучайте, а завтра решим, на какую операцию встанете.
      — Прекрасно! — пробасил Николай Иннокентьевич...
     Весело, дружно набросились ребята на хлысты, заготовленные для трелевки с вечера. Выпрыгнул из машины Иван, схватил чокера, нырнул под хлыст, впереди него — помощник Фадеев, позади — сам бригадир. Загремел металл, захрустели сучки. Николай Иннокентьевич и оглянуться не успел, как четыре хлыста были зачокерованы, подтащены к трактору и парни снова бросились к деревьям. Словно на приступ шли они — раскрасневшиеся, ловкие, подвижные. Работали молча, но с улыбкой, двигались быстро, но точно. И на лицах — воодушевление. На тракторе работали поочерёдно — то Владимир, то Фадеев, то Иван. Все были хорошими трактористами.
      — Волоки воз! — наконец закричал бригадир Грешилов.
     Трактор, урча, ушел на эстакаду, а Владимир уже одно за другим валил деревья. Николай Иннокентьевич Яблочкин потер руки, широко улыбнулся, бодро сказал:
      — Хорошо работаете, товарищи!
     
     2
     
     Утром, на следующий день, в то время, когда Иван заводил трактор, бригадир проверял бензопилу, Агафья точила топор, Николай Иннокентьевич делился впечатлениями о прошедшем рабочем дне. Он сидел на том же пеньке, что и накануне, курил.
      — В организации труда есть существенные недостатки, — сказал он. — Мастер слабо следит за производственным процессом, магистральные волоки заранее не разбиваются, запасных цепей для пилы нет. Следовательно, цепи приходится время от времени точить, что отнимает дорогие рабочие минуты. Есть и другие серьезные недостатки в организации труда, которые надо вскрыть.
     Он поднял палец и, внушительно подчеркивая слова, закончил.
      — Мы — рабочий класс! Наша задача — вскрывать недостатки!
     Когда трактор был заведен, а пила проверена, Владимир Грешилов подошел к Яблочкину.
      — Вы совершенно правы, Николай Иннокентьевич, — серьезно сказал он. — Недостатки есть. На днях будет производственное совещание, я выступлю, а вы поддержите меня. Хорошо?
      — Обязательно! — заверил Яблочкин.
      — Ну, а теперь за работу! — удовлетворенно улыбнулся бригадир. — Вам придется встать на чокеровку... Вы говорили, что знакомы со всеми операциями... Так ведь? — спросил Владимир, но вдруг спохватился: — Да что я спрашиваю, вы же мастером работали.
      — Я знаю все производственные операции! — важно подтвердил Николай Иннокентьевич.
     И он не обманул — действительно знал, как чокеруется хлыст, разбирался в тросах, понимал, что к чему, и он, конечно, проработал бы всю смену, если бы не случилась неприятность: через сорок минут после начала смены Николай Иннокентьевич вдруг медленно осел на землю, протяжно ойкнул и, словно флажком, замахал левой рукой.
      — Что случилось?! — испуганно закричали лесозаготовители, бросаясь к нему.
      — Неосторожным движением поранил палец левой руки! — жалобно пояснил Николай Иннокентьевич и показал бригадиру руку. Действительно, на большом пальце была длинная рваная рана — острый сучок вспорол кожу.
      — Почему сняли рукавицы? — строго заговорил Владимир, но жалостливая Агафья Матвеевна, сучкоруб, перебила его.
      — Из человека кровища хлещет, а он ругается... — сочувственно сказала она. — Человек неопытный, неумелый, а он ругается... Нельзя так...
      — Перевязать надо! — хмуро заметил Иван.
     Когда палец перевязали, Николай Иннокентьевич печально сказал:
      — Придется прервать трудовую деятельность... — И вдруг торопливо обратился к Владимиру: — Товарищ бригадир, нельзя ли считать эту смену полностью отработанной? В смысле начисления зарплаты... По бюллетеню много ли получишь!
      — Подумаем! — сердито ответил Владимир.
     
     3
     
     Трудовая деятельность Николая Иннокентьевича была прервана надолго. Получив бюллетень, он прочно обосновался в теплой комнате общежития, куда и пришел однажды вечером бригадир Владимир Грешилов. Пришел, конечно, не один, а с Иваном Хохряковым. Принесли кое-что из съестного, новости из леса. Когда они вошли в комнату, Николай Иннокентьевич торопливо поднялся с кровати, бросил на пол гитару, на которой, видимо, играл. Он, вообще, был хорошим музыкантом — и на гитаре мог, и на балалайке, и на мандолине.
      — Болею! Скучаю! — меланхолично признался Николай Иннокентьевич. — Взял гитару, не выходит — палец болит.
      — Поправитесь! — ободрили его друзья, зная, как тяжело разговорчивому Николаю Иннокентьевичу быть одному.
     Владимир коротенько рассказал Николаю Иннокентьевичу о том, что бригада намного перевыполнила месячный план, получена премия.
      — Вышла, так сказать, в передовики! — весело подхватил Николай Иннокентьевич. Он быстро разговорился. Снова напомнил о том, что работал раньше мастером лесозаготовок, намекнул на то, что занимал пост и повыше, потом перешел на дела бригады.
      — Наша задача, — сказал он, — систематически повышать комплексную выработку... Между прочим, собираюсь, как только выздоровлю, проверить деятельность нашего мастера как с точки зрения руководства производственным процессом, так и начисления заработной платы.
     Выяснилось, что деньги по бюллетеню Николай Иннокентьевич получил, получил и за два проработанных дня и пока в деньгах не нуждается. На вопрос, когда выйдет на работу, туманно ответил:
      — Все зависит от работников медицины...
     Друзья пожелали Николаю Иннокентьевичу скорейшего выздоровления и распрощались. Когда они вышли на крыльцо, то услышали песню, которую пел Николай Иннокентьевич, аккомпанируя себе на гитаре:
     
     Эх, раз да еще раз,
     Еще много, много раз...
     
     
     Они переглянулись, пожали плечами и пошли своей дорогой. Шли молча.
     
     4
     
     В бригаду одна за одной приезжали делегации. Ехали из всех концов Читинской области, из Владивостока и Хабаровска, чтобы перенять опыт крупнопакетной погрузки леса, которую бригада Грешилова в области освоила первой. И надо сказать, отлично освоила. Гости с удовольствием наблюдали за работой, оглядывали новое приспособление — козлы, что-то писали в записных книжках. Уезжали довольные, на прощанье крепко жали руку бригадиру.
      — Спасибо!
     В тот день, когда Николай Иннокентьевич Яблочкин вышел на работу, делегаций в лесосеке не было. Розовощекий, сильный, здоровый приехал Николай Иннокентьевич в лес, Радушно поприветствовал товарищей по работе.
      — Салют! — воскликнул он. — Вливаюсь в рабочий коллектив... Разрешите узнать, по какой таблице сейчас работаем?
      — По той же самой, — серьезно ответил Владимир. — Придется вам сегодня стать на обрубку сучьев, Николай Иннокентьевич.
      — Отлично!
     Николай Иннокентьевич приступил к работе. Для начала он поширкал напильником по лезвию топора, потом, зажмурив левый глаз, требовательно посмотрел на острие и недовольно пожал плечами, словно хотел сказать: "Это разве топор! Вот когда я мастером работал — вот были топоры так топоры!" Только после этого Николай Иннокентьевич осторожно пробрался к ближайшему хлысту и стал работать. Первый хлыст он обрубил быстро и довольно-таки ловко. Искоса наблюдавший за ним бригадир успокоился: "Может, на этот-раз и не подставит палец!"
     Как всегда, весело, лихо шла работа. Лесозаготовители отвозили воз за возом, с грохотом валились на землю сосновые стволы. Время до полудня пролетело незаметно.
      — Обед! — закричал Владимир.
     Последним к эстакаде пришел Николай Иннокентьевич. Он грузно опустился на пенек, молча развернул мешочек с обедом. Он был печален, чуточку согнутый, и, вероятно, от этого не казался высоким и сильным. Он лениво съел хлеб с салом, потом сразу же лег на спину и закрыл глаза. В такой позе он лежал до тех пор, пока бригадир не распорядился:
      — Начали работу, товарищи!
     Тогда Николай Иннокентьевич встрепенулся, торопливо посмотрел на часы и заявил, что до конца обеденного перерыва осталось еще шесть минут.
      — По рабочему законодательству полагается часовой рабочий перерыв, — ворчливо сказал он, снова ложась на землю. — Шесть минут я могу отдохнуть.
      — Ого! — сказал Иван Хохряков. — Здорово закручено! — Но спорить с Николаем Иннокентьевичем не стал, а пошел к трактору.
     Очередной воз хлыстов был почти зачокерован, когда в лесосеке появился Николай Иннокентьевич — шагал медленно, тяжело, топор нес в руке так, словно боялся замараться. Приступил к работе он лениво, неохотно — ударит топором, постоит, глядя по сторонам, опять ударит, затем закурит, а покурив, точит топор.
     Через полтора часа после обеда Николай Иннокентьевич вдруг бросил работу, сел на хлыст и замер.
      — Что случилось? — хором спросили Владимир и Иван.
      — Устал! — коротко пояснил Николай Иннокентьевич.
      — Такой здоровый и — устал! — притворно удивился Иван и неожиданно предложил: — Давай поборемся!
     Не глядя на него, Николай Иннокентьевич махнул рукой и медленно пошел по волоку. Он уходил из лесосеки.
      — Вот это да! — всплеснул руками Иван...
     
     На следующий день Николай Иннокентьевич на работу не вышел. Не вышел и на другой; когда Владимир и Иван навестили его в общежитии, Николай Иннокентьевич лежал на кровати, перебирая струны гитары. На этот раз он даже не пошевелился.
      — Играешь, значит? — с усмешкой спросил Иван.
      — Играю.
      — Ну вот что, — сказал Владимир. — Из нашей бригады еще никто не увольнялся по собственному желанию... Вы понимаете мой намек...
      — Прощайте! — сказал Иван и все-таки не удержался, захохотал: — Болтун!
     
     Это был единственный случай, когда из бригады Владимира Грешилова человек ушел по собственному желанию. Бригадир об этом случае до сих пор вспоминает с гневом.
      — Нет, вы понимаете, — возбужденно говорит он. — Лентяй, болтун, а называет себя рабочим классом. Рвач — и ничего больше!
      — Рвач! — с удовольствием подтвердил Иван Хохряков.
     
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft