| << пред. << >> след. >> III
Пьяный не пьяный, трезвый не трезвый, а веселый, распахнутый, как щедрый кошелек, выходил Олег Олегович из нехамовских чертогов. Гошка Чаусов, проходимец, хитрая бестия, завидев начальство, кинулся со всех ног, торопясь, открыл рот, чтобы спросить, куда держать путь-дорогу, но не успел — Прончатов так оглушительно хлопнул его ладонью по литому плечу, что Гошка присел и весь залоснился от радости.
— С захмеленьем вас, Олег Олегович! — с завистью пропел он. — Со счастливым воскресеньицем!
Ударила до твердой земле копытами тройка, захрипев, вздернул розовогубую морду коренник, пристяжные скакнули как бы в стороны, как бы из упряжки и — пошли плясать небо, земля, берега таежной реки Кети.
Опять тугой воздух ударил в прончатовское лицо, осенил глаза теплом, поддул под рубаху свежесть и пустоту. Восторг полета, радость бытия, счастье молодого, здорового тела... И, пролетая мимо дома плановика Полякова, будоража переулок громом и свистом, Олег Олегович призывно оглянулся, но женщины на крыльце поляковского дома не увидел. Пустым было крыльцо, и от этого с ним случилось полузабытое: почувствовал вдруг, как под сердцем остренько кольнуло. "Батюшки-светы! — удивился сам себе Прончатов. — Что же это делается, батюшки-светы!"
Тройка летела по крутому берегу Кети. Пронеслись мимо с воем, как мост под колесами курьерского поезда, пустые и зияющие сараи, громадой навалились шестиэтажные штабеля леса и теса, затем открылся зеленый, сквозной, точно облитый ранним холодом березняк; пахнуло прелью, земляникой, а уж потом скакнул выше головы густой кедрач.
— Стой, залетные!
Перед Прончатовым вальяжно разлеглась Кеть — река перед Обью невеликая, но по европейским масштабам широкая, могучая, глубоководная. И вместительной была она: сновали катера и лодки, разворачивая, причаливал под погрузку две большие металлические баржи буксирный пароход "Щетинкин", навстречу стрежню пробивался небольшой пассажирский пароход "Отважный", весельный паром пересекал реку сразу за "Отважным". Большое движение было на Кети.
— Встречать будешь в два часа! — сказал Прончатов.
Под яром стоял катер с цифрой "2" на борту. Он имел один мотор, одна красная труба маячила над палубой, в новой части стояла только одна скамейка, и только один трап соединял "Двойку" с твердой землей. В два раза меньше и в два раза слабее была "Двойка" по сравнению с "Единицей" — директорским катером, который стоял тут же, на причале.
Прекрасна была "Единица"! Если "Двойку" покрасили в желтое и темное, если у "Двойки" только труба была яркой, то "Единица" стояла под солнцем павлином: сама белая-белая, две трубы — голубые, корпус — кроваво-красный. В трюме у "Единички" два мотора по сто пятьдесят сил, в носовой надстройке две каюты — приемная и кабинет, в кормовой — коричневая спальная, зеленый линкрустовый туалет, желтая кухонька на четыре керосиновые конфорки. А как бежит "Единичка"! Как она бежит! Птица...
На этом месте повествования в судьбу Олега Прончатова активно вмешивается автор. Оставив главного инженера Тагарской сплавной конторы на берегу, он, автор, заглядывает в будущее товарища Прончатова. зная, что шестнадцатого июля 1965 года...
<< пред. << >> след. >> |