[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Хемингуэй Эрнест. Острова в океане

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  II

  III

  IV

  V

VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  Часть вторая

  продолжение

  продолжение

  продолжение

  продолжение

  Часть третья

  II

  III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

<< пред. <<   >> след. >>

      VI
     
     
     Вечером, когда мальчики уже улеглись, Томас Хадсон и Роджер Дэвис сидели в большой комнате и разговаривали. Подводную охоту пришлось отменить из-за волнения на море, но после ужина мальчики выходили с Джозефом на ловлю снепперов. Вернулись они усталые и довольные и сразу же распрощались и ушли спать. Некоторое время еще слышно было, как они переговариваются между собой, но скоро все стихло.
     Эндрю боялся темноты, и братья это знали, но никогда не дразнили его этим.
      — Как ты думаешь, почему он боится темноты? — спросил Роджер.
      — Не знаю, — сказал Томас Хадсон. — А ты никогда не боялся?
      — Кажется, нет.
      — А я боялся, — сказал Томас Хадсон. — Это о чем-нибудь говорит?
      — Не знаю, — сказал Роджер. — Я боялся умереть и еще, что с моим братом что-нибудь случится.
      — Я и не знал, что у тебя есть брат. Где он?
      — Умер, — сказал Роджер.
      — Прости, пожалуйста.
      — Да нет, ничего. Мы тогда еще были мальчишками.
      — Он был старше тебя?
      — На год моложе.
      — А что произошло?
      — Мы катались на каноэ, и оно перевернулось.
      — Сколько тебе тогда было лет?
      — Двенадцать.
      — Ты не рассказывай, если тебе тяжело.
      — Вероятно, это не украсило мою жизнь. А ты в самом деле ничего не слыхал?
      — Ничего и никогда.
      — Мне долгое время казалось, что всем на свете это известно. В детстве все воспринимается по-особому. Вода была очень холодная, он, наверно, сразу сдал. Но как бы там ни было, важно, что я вернулся домой, а он нет.
      — Бедный мой Роджер.
      — Не надо, — сказал Роджер. — Конечно, в двенадцать лет рано сталкиваться с такими вещами. И потом, я его очень любил и всегда боялся, что с ним что-нибудь случится. Мне ведь тоже пришлось плыть в холодной воде, но не мог же я говорить об этом.
      — Где вы тогда жили?
      — В штате Мэн. Отец, кажется, так мне этого и не простил, хоть старался быть справедливым. Не было потом дня, когда бы я не жалел, что это случилось не со мной. Но нельзя жить так всю жизнь.
      — Как звали брата?
      — Дэв.
      — Ах, черт! Ты потому сегодня отказался от подводной охоты?
      — Может быть. Хотя я достаточно часто занимаюсь подводной охотой. Но тут ведь не рассуждаешь, это как-то само собой решается.
      — Ты уже не мальчик, чтобы так говорить.
      — Я тогда нырял за ним несколько раз, но не мог найти, — сказал Роджер. — Было слишком глубоко, и вода очень холодная.
      — Дэвид Дэвис, — сказал Томас Хадсон.
      — Да. В нашем роду старший сын всегда Роджер, а второй — Дэвид.
      — Родж, но ты все-таки сумел это превозмочь?
      — Нет, — сказал Роджер. — Такое превозмочь нельзя, и рано или поздно приходится в этом сознаться. Мне стыдно, когда я об этом думаю, так же как вчера было стыдно из-за драки на причале.
      — Тут тебе нечего было стыдиться.
      — Было чего. Я тебе уже раз сказал. Не будем возвращаться к этому.
      — Хорошо, не будем.
      — Больше я никогда не стану драться. Никогда. Ты же не дерешься, хоть мог бы драться не хуже меня.
      — Нет, не мог бы. А кроме того, я дал себе слово никогда не драться.
      — И я тоже не буду драться, и исправлюсь, и перестану писать всякую дрянь.
      — Вот это я очень рад услышать, — сказал Томас Хадсон.
      — А как ты думаешь, сумею я написать что-нибудь стоящее?
      — Попробуй. Почему ты бросил живопись?
      — Потому что мне надоело себя обманывать. А теперь и с литературой то же самое.
      — Что же ты надумал?
      — Уеду куда-нибудь и напишу честный хороший роман — если выйдет.
      — А зачем тебе уезжать? Оставайся здесь и пиши, когда ребята уедут. У тебя слишком жарко, чтобы работать.
      — А тебе это не помешает?
      — Нет, Родж. Мне ведь тоже бывает тоскливо одному. Нельзя все время от чего-то убегать. Но я, кажется, впадаю в риторику. Ладно, замолчал.
      — Нет. Говори. Мне нужно, чтобы ты говорил.
      — Если ты серьезно решил начать работать, начинай здесь.
      — А ты не думаешь, что на Западе у меня бы лучше пошло дело?
      — Для работы все места одинаковы. Главное — это не убегать.
      — Нет, не все места одинаковы, — возразил Роджер. — Уж я знаю. Но там, где поначалу хорошо, потом становится плохо.
      — Верно. Но здесь сейчас очень хорошо. Может быть, потом это изменится, но сейчас здесь прекрасно. И ты не будешь один вечером после работы, и я не буду один. Мешать друг другу мы не станем, и увидишь, что тебе пойдет на пользу такая жизнь.
      — Ты в самом деле веришь, что я могу написать хороший роман?
      — Чтобы знать, нужно попробовать. То, что ты мне сегодня рассказал, — великолепный материал для романа, если только ты захочешь писать об этом. Начни с каноэ...
      — А кончить чем?
      — Дальше, после каноэ, уже пойдет вымысел.
      — К чертям собачьим, — сказал Роджер. — Я настолько развращен, что стоит мне упомянуть о каноэ, и сейчас же в нем окажется прекрасная дева-индианка, а потом туда вскочит молодой Джонс, который спешит предупредить поселенцев о приближении Сесиля де Милля и пробирается вплавь, одной рукой цепляясь за сплетения водорослей, а в другой сжимая доброе старое кремневое ружье, и прекрасная индианка при виде него воскликнет: «Это ты, Джонс! Предадимся же любви, пока наш утлый челн скользит к водопаду, который когда-нибудь станет Ниагарой».
      — Нет, — сказал Томас Хадсон. — Ты опишешь каноэ и холодную воду озера, и как твой братишка...
      — Дэвид Дэвис. Одиннадцати лет.
      — Да. А потом будет вымысел, до самого конца.
      — Не люблю концов, — сказал Роджер.
      — Никто, вероятно, не любит, — сказал Томас Хадсон. — Но все имеет конец.
      — Давай замолчим, — сказал Роджер. — Мне пора начать думать над этим романом. Томми, почему хорошо писать картины — удовольствие, а хорошо писать книги — сплошная мука? Я никогда не был хорошим художником, но даже мои картины доставляли мне удовольствие.
      — Не знаю, — сказал Томас Хадсон. — Может быть, в живописи яснее традиция и направление и есть больше такого, на что можно опереться. Даже если отклонишься от главного направления большого искусства, все равно оно есть и может служить тебе опорой.
      — А потом, мне кажется, живописью занимаются более достойные люди, — сказал Роджер. — Будь я стоящим человеком, из меня, может, и вышел бы хороший художник. Но, может, я такая сволочь, что из меня получится хороший писатель.
      — Ну, знаешь, это чересчур упрощенный подход.
      — А я всегда все чересчур упрощаю, — объявил Роджер. — Это одна из причин, почему я ни на что не гожусь.
      — Ладно, пошли спать.
      — Я еще посижу, почитаю, — сказал Роджер. Спали они хорошо. Томас Хадсон даже не проснулся, когда Роджер, уже далеко за полночь, вышел на веранду, служившую спальней. Утром, когда все сошлись к завтраку, оказалось, что ветер улегся, на небе ни облачка и можно посвятить день подводной охоте.
      — Вы поедете, мистер Дэвис? — спросил Эндрю.
      — Непременно поеду.
      — Вот и хорошо, — сказал Эндрю. — Я рад.
      — Как твое настроение, Энди? — спросил Томас Хадсон.
      — Боюсь, — сказал Эндрю. — Как всегда. Но раз мистер Дэвис едет, я уже меньше боюсь.
      — Никогда не надо бояться, Энди, — сказал Роджер. — Нестоящее это дело. Так меня учил твой папа.
      — Все так учат, — сказал Эндрю. — Только тому и учат. А из всех умных ребят, которых я знаю, один Дэвид не боится.
      — Закройся, — сказал Дэвид. — Воображаешь о себе невесть что.
      — Мы с мистером Дэвисом всегда боимся, — сказал Эндрю. — Наверно, потому, что мы лучше всех все понимаем.
      — Будь осторожен, Дэви, обещаешь? — сказал Томас Хадсон.
      — Обещаю, папа.
     Эндрю взглянул на Роджера и пожал плечами.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft