[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Генри Райдер Хаггард. Ожерелье Странника

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  КНИГА ПЕРВАЯ

  Глава II

  Глава III

  Глава IV

  Глава V

  Глава VI

  КНИГА ВТОРАЯ

  Глава II

  Глава III

  Глава IV

  Глава V

  Глава VI

  Глава VII

  Глава VIII

  Глава IX

  Глава X

  КНИГА ТРЕТЬЯ

Глава II

  Глава III

  Глава IV

  Глава V

<< пред. <<   >> след. >>

      Глава II
     
     Статуи у Нила
     
     Первое, что я припоминаю из своего путешествия в Египет, — это себя, сидящего под жарким утренним солнцем на палубе нашего небольшого судна, носившего имя богини здоровья Дианы. Мы бросили якорь в порту Александрии. Мартина, которую теперь называли Хильдой, стояла рядом со мной и описывала мне этот великий город, раскинувшийся перед нами. Она рассказывала о знаменитом маяке Фаросе, спокойно возвышавшемся на утесе. В нем больше не горели сигнальные огни, так как с тех пор, как мусульмане захватили Египет, они погасили их, ибо, по слухам, опасались, что маяк укажет путь флоту христиан в случае атаки. Она описывала также великолепные дворцы, построенные греками, многие из которых пустовали или были сожжены, христианские церкви и мечети мусульман, широкие улицы и причалы, поросшие травой.
     Мы были поглощены разговором, она рассказывала, а я слушал, задавая вопросы. Вдруг она сказала:
      — К нашему судну подходит лодка с офицерами порта, которые должны проверить и пропустить судно до того, как будет разрешена разгрузка. Теперь, Олаф, помните, что с этого времени вас зовут Хёдом. (Это имя я выбрал себе в честь слепого бога северных стран.) Хорошенько играйте свою роль и, самое главное, будьте смиренным. Даже если вас оскорбят или же ударят, не проявляйте гнева и убедитесь, что ваш красный меч хорошо укрыт под одеждой. Пока вы будете вести себя подобным образом, мы будем в безопасности, ибо я должна вам сказать, что мы неплохо преобразились.
     Со стороны берега подошла лодка, и я расслышал шаги людей, поднимавшихся по трапу. Кто-то пнул меня ногой. Это был наш капитан, Менас, хорошо играющий свою роль.
      — Убирайся с дороги, слепой попрошайка! — проворчал он. — Благородные офицеры халифа поднимаются на борт, а ты загораживаешь им дорогу.
      — Не следует трогать того, кому Бог причинил страдание, — проговорил властный голос на ломаном греческом. — Нам нетрудно обойти его. Кто он такой, капитан, и зачем он прибыл в Египет? Судя по их виду, можно предположить, что и он, и она видели лучшие дни.
      — Я не знаю, господин, — ответил капитан, — кто они такие. После того как они мне уплатили деньги за проезд, я на них больше не обращал внимания, но поют и играют они хорошо. Они помогали развеселить моряков, когда судно попало в штиль.
      — Господин, — вмешался я. — Я норманн по имени Хёд, а эта женщина — моя племянница. Я торговал янтарем, но нас с компаньонами ограбили воры, когда мы добрались до Византии. Меня, бывшего старшим, они задержали для выкупа, но ослепили, чтобы я не мог свидетельствовать против них. Остальных они убили. А это единственное дитя моей сестры вышло замуж за грека, и мы с ней теперь добываем себе на пропитание своим искусством, играя на арфе.
      — Воистину вы, христиане, крепко любите друг друга, — сказал офицер. — Признайте Коран, и с вами не будут поступать подобным образом. Но зачем вы прибыли в Египет?
      — Господин, до нас дошли слухи, что это богатая страна, где люди любят музыку. И мы приехали сюда в надежде заработать некоторую сумму денег, чтобы отложить хоть что-то на будущее. Не гоните нас, мы имеем небольшие сбережения. Племянница Хильда, где тот кусочек золота, что я дал зам? Покажите господину.
      — Нет, нет, — возразил офицер, — разве можно вырывать кусок хлеба изо рта бедняка? Эй, писарь! — обратился он по-арабски к мужчине, стоявшему чуть в стороне. — Заготовьте и вручите этим двоим бумагу, разрешающую им сойти на берег и беспрепятственно заниматься своим делом в любом районе Египта, не подвергаясь при этом лишним расспросам. И дайте эту бумагу мне, я скреплю ее печатью. Прощайте, музыканты. Боюсь все же, что вам не найти много денег в Египте, ибо эта страна и сама голодает. Идите, и пусть вам сопутствует удача во имя Аллаха. Может быть, он обратит ваши сердца в истинную веру.
     Так все и обошлось благодаря доброму отношению этого мусульманина, чье имя я узнал только при следующей нашей встрече, — его звали Юсуфом. Так наши ноги миновали многие камни преткновения. Казалось бы, он должен был воспользоваться властью, которой наделяло его положение, чтобы запретить выход на берег таким людям, какими мы ему представлялись, а поскольку эти люди оказались христианами, то применить против нас силу. Но оттого ли, что он видел, как капитан плохо обращался с нами, или же, будучи просто солдатом, он догадался, что я был человеком той же профессии, но только он не использовал свою власть против нас. Как бы то ни было, бумага, врученная нам, давала возможность отправиться в любой уголок Египта, ни у кого не спрашивая разрешения. Где бы нас ни остановили, что бы нам ни грозило, а это в дальнейшем случалось не один раз, достаточно было предъявить эту бумагу, и нам разрешали следовать своим путем.
     Прежде чем мы покинули судно, я в последний раз поговорил с капитаном Менасом, сказав ему, что он должен оставаться в александрийской бухте якобы в ожидании прибытия груза, например хлеба, или же под любым другим предлогом, как ему будет удобнее. Оставаться до тех пор, пока мы не появимся здесь вновь. Если же по прошествии определенного времени этого не случится, то он должен совершить заход в соседние порты с торговыми целями и вновь вернуться в Александрию. Таким образом ему надлежит действовать до тех пор, пока от меня не поступит других распоряжений или он сам не убедится в том, что мы погибли. Все это капитан пообещал исполнить.
      — Вы обещаете сделать все, капитан, — вмешалась Мартина, присутствовавшая при нашем разговоре, — и мы вам верим. Но у меня есть вопрос: можете ли вы поручиться и за всех остальных? Например, за матроса Космаса, который, как я вижу, уже абсолютно пьян и громко говорит о многих лишних вещах?
      — С этого момента, госпожа, Космас будет пить одну только воду. Когда его чаша пуста, он честный малый, и я за него ручаюсь.
     Но, увы, как выяснилось впоследствии, никто не мог ручаться за Космаса.
     
     Мы сошли на берег и остановились в одном доме, где могли чувствовать себя в безопасности. Были ли хозяева христианами, знали ли они, кто мы на самом деле, сказать не могу. Но как бы то ни было, с их помощью вечером нас доставили во дворец к Политену — мелькитскому патриарху [1] в Александрии. Это был мужчина со строгими чертами лица, с черной бородой и с честным сердцем, хотя и с ограниченным кругозором, о котором епископ Бернабас часто рассказывал как о своем близком друге. Этому Политену я рассказал все, как человеку одной со мной веры, и попросил его содействия в моем деле. Выслушав меня, он сказал:
      — Вы — смелый человек, генерал Олаф, настолько смелый, что, я думаю, сам Бог, должно быть, направляет вас в его собственных целях. То, что вы слышали, правда. Бернабас, мой возлюбленный брат и наш отец во Христе, ушел от нас. Он был убит каким-то мусульманским убийцей-фанатиком вскоре после возвращения из Византии. Также верно и то, что в войне с этим эмиром Мустафой был убит Могас и что госпожа Хелиодора вырвалась из его когтей. Но что с ней случилось после этого, не знает ни один человек. Что же касается меня, то я верю в то, что ее уже нет в живых.
     
     [1] Потеря Византией Египта, как и других восточных провинций, была во многом обусловлена тем, что местное христианское население выступало против официальной византийской православной церкви, чьих сторонников называли мелькитами.
     
      — А я верю, что она жива, — твердо ответил я, — поэтому и направляюсь на поиски.
      — Тогда отправляйтесь в путь, и пусть поможет вам Бог. Я предупрежу кое-кого из людей нашей веры о вашем прибытии, так что в случае нужды недостатка в друзьях у вас не будет. Когда вы вернетесь, если вернетесь вообще, приходите ко мне, ибо я пользуюсь большим влиянием на мусульман и, быть может, буду в состоянии сослужить вам добрую службу. Не стану больше ни о чем говорить, да для вас и не совсем безопасно задерживаться здесь слишком долго. Подождите, я забыл сказать еще вот о чем. Есть две вещи, о которых вам надлежит знать. Во-первых, эмир Мустафа, захвативший в плен госпожу Хелиодору, накануне своего смещения. Эта новость поступила ко мне от самого халифа Харуна, так как мы с ним находимся в дружеских отношениях из-за услуги, которую я оказал ему благодаря своим познаниям в медицине. Во-вторых, Ирина обманула Константина или же околдовала его — не знаю, что здесь истинно. По крайней мере, по его собственным словам, сказанным официально, она опять правит империей совместно с ним, и мне кажется, что эти его слова были смертным приговором самому себе. И, возможно, вам тоже.
      — В последнее время я ни в чем не нуждался, жил в полном достатке, а это есть истинный грех, — ответил я. — Что ж, если я останусь жить, у меня будет возможность узнать, осуществит ли свои проклятия и обещания Ирина, как и то, насколько силен сам Константин.
     На этом мы расстались.
     
     Покинув Александрию, мы вначале отправились в город Гизех, расположенный возле огромных пирамид, в тени которых в пустой гробнице мы провели ночь [1]. Оттуда мы не спеша пошли вдоль берега Нила, зарабатывая себе на пропитание своим искусством. Два раза нас задерживали, принимая за шпионов, но немедленно освобождал... когда я предъявлял бумагу, данную мне на судне. В остальном же нам никто не досаждал: в этой стране бродяги-нищие были весьма обычным явлением. Правда, денег мы зарабатывали мало, но так как у нас было достаточно своего золота, зашитого в наши одежды, то нас это не очень волновало. Пища — единственное, в чем мы нуждались, как я уже говорил, и в ней у нас недостатка не было.
     Так мы продолжали свое необычное путешествие, день за днем, все более углубляя познания в языках, на которых разговаривали в Египте, и особенно в арабском, употребляемом в разговоре мусульман. Куда мы направлялись? На это мы и сами не могли дать определенного ответа. Я стремился найти две огромные статуи, которые видел во сне в Ааре, в ночь ограбления могилы Странника. Мы слышали о том, что такие каменные изваяния существуют, нам рассказывали, что они поют на рассвете, что они расположены на равнине на западном берегу Нила, рядом с развалинами большого города. Ранее он назывался Фивами, теперь же стал деревней, называемой арабами аль-Кусур [2], или, иначе, Замки... Насколько нам удалось узнать, деревня эта находилась недалеко от того места, где Хелиодоре удалось ускользнуть от Мустафы. И там я надеялся получить вести о ее судьбе. Кроме того, что-то внутри меня влекло туда, к тем статуям, позабытым Богом и людьми.
     В конце концов через два месяца после того, как мы оставили Александрию, а возможно, и через больший срок, с палубы лодки, нанятой нами, чтобы преодолеть последние мили нашего путешествия, Мартина разглядела на востоке развалины Фив. На западе же она увидела другие развалины и две огромные каменные фигуры, находившиеся перед ними.
      — Это то самое место, — сказала она, и мое сердце забилось от этих простых слов. — Теперь давайте высадимся на берег и предоставим Судьбе все остальное.
     
     [1] Гизех, ныне г. Гиза, расположен на территории некрополя древнего Мемфиса. Здесь находится одно из «семи чудес света» — ансамбль пирамид Хуфу-Хеопса, Хафра-Хефрена и Менкаура-Микерина, а также пирамиды меньшего размера и «Большой сфинкс».
     [2] Ныне — город Луксор.
     
     На заходе солнца мы направили нашу лодку к западному берегу реки, попрощались с ее хозяевами и сошли на берег.
      — Куда теперь? — поинтересовалась Мартина.
      — К каменным фигурам, — ответил я.
     И она повела меня через поле, на котором росла пшеница, к самой кромке пустыни. На этом пути мы встречали только ящериц, и ни одного человека. Затем милю или больше мы брели по песку, пока наконец поздним вечером Мартина не остановилась.
      — Мы стоим как раз перед статуями, — сказала она. — И они внушают благоговение своим видом. Это сидящие цари выше любого дерева.
      — А что позади них? — спросил я.
      — Развалины большого дворца.
      — Ведите меня к нему.
     Мы прошли через ворота внутрь и здесь остановились.
      — Теперь расскажите мне, что вы видите, — попросил я.
      — Мы находимся на месте, которое раньше было коридором; здесь множество колонн, — ответила она, — но большинство из них разбиты. Внизу, у самых наших ног, бассейн, в котором есть немного воды. Перед нами простирается равнина, на которой на протяжении нескольких миль по направлению к Нилу, окаймленному пальмами, расположены статуи. По ту сторону Нила — развалины древних Фив. За ними много других развалин и линия неровных каменистых холмов, а между ними, к северу — что-то, похожее на проход в ущелье. При свете луны вид очень красивый, но только все печально и заброшено.
      — Это то самое место, которое я много лет назад видел в Ааре во время сна, — задумчиво произнес я.
      — Возможно, — согласилась она. — Но если это так, то многое изменилось с тех пор, потому что, кроме шакалов, крадущихся между рядами рухнувших колонн, да лая собаки из соседней деревни вдали от нас, ничто не говорит о присутствии в этих местах живых существ. Что будем делать, Олаф?
      — Поедим и ляжем спать, — предложил я. — Возможно, во сне мы увидим что-либо, что подскажет нам, как быть дальше.
     Мы подкрепились принесенной с собой провизией, затем легли отдохнуть в небольшой комнате, найденной Мартиной среди руин дворца. Все стены этой комнаты были разрисованы изображениями богов.
     В течение той ночи мне ничего не снилось, и также не случилось ничего, что бы нас потревожило в этом старинном здании, каменный пол которого был истерт ногами давно умерших людей.
     Перед рассветом Мартина снова отвела меня к гигантским статуям, и мы подождали там, надеясь услышать их песню, которую, как говорилось в преданиях, они пели на рассвете. Солнце поднялось так же, как оно поднималось с самого начала мира, осветив своими лучами эти гигантские изображения, как и две тысячи лет назад, но статуи оставались молчаливыми. Не думаю, что когда-нибудь я так горевал о своей слепоте, как в этот день, когда я зависел от Мартины, рассказывающей мне о сиянии солнечных лучей над пустынями Египта, над всеми этими величественными руинами, созданными руками людей, давно позабытых всеми.
     Солнце поднялось, и, так как статуи не заговорили, я взял в руки арфу и стал играть на ней, Мартина же запела под мой аккомпанемент вольную песню Востока. И оказалось, что моя музыка услышана. Несколько крестьян, направлявшихся в поля на работу, подошли посмотреть, что происходит, и, обнаружив всего лишь двоих бродячих музыкантов, вскоре ушли прочь...
     Все же одна женщина осталась. Судя по ее платью, она была из коптов. Я слышал, как Мартина беседовала с нею. Она спросила, кто мы такие и почему забрались в это место, на что Мартина поведала ей историю, которую мы рассказывали уже сотни раз. Женщина заявила, что здесь мы денег не заработаем, так как в прошлом году жителей верховьев Нила постиг тяжкий голод. И пока не вырастет новый урожай, а это случится только через несколько недель, даже самой простой пищи будет недостаточно, хотя и самих едоков сейчас, после того как мусульмане убили большинство жителей Верхнего Египта, осталось совсем немного.
     Мартина пояснила, что ей об этом известно и что по этой причине мы предполагаем направиться в Нубию или же возвратиться на север. Но поскольку я, ее слепой дядюшка, вдруг почувствовал себя плохо, то мы высадились из лодки в надежде отыскать какое-нибудь место, где могли бы отдохнуть неделю или две, до тех пор, пока я не окрепну.
      — И вот, — продолжала она, — будучи бедными христианами, мы не знаем, где нам найти такое место, так как почитающие крест не могут рассчитывать на гостеприимство тех, кто следует заповедям Пророка.
     Едва женщина услышала, что мы христиане, ее тон сразу же изменился.
      — Я тоже христианка, — сказала она, — но сперва докажите, что вы христиане.
     Мы осенили себя крестным знамением, что ни один мусульманин не осмелился бы сделать.
     Они с мужем, продолжала женщина, живут вон там, в деревушке Курна, расположенной почти у самых гор, а ближайшее ущелье называется Бибан-эль-Мулук, то есть Долина царей, так как там лежат в гробницах монархи древних времен, которые некогда были правителями предков коптов [1]. Это очень маленькая деревня, потому что мусульмане поубивали большую часть ее жителей во время недавней войны между ними и войском принца Могаса. Но все же у них с мужем хороший дом, и хотя они бедны, но рады будут предоставить нам пищу и кров, если у нас найдется чем заплатить.
     
     [1] В ущелье, называемом Долиной царей, находятся скальные гробницы царей Нового царства (16 — 11 вв. до н. э.).
     
     В конце концов после непродолжительного торга, так как мы не осмелились сказать ей, что у нас много денег, мы заключили сделку с этой доброй женщиной, которую звали Палка. Получив недельный задаток, она повела нас в деревню Курна, до которой мы шли целый час, и там познакомила с мужем, мужчиной средних лет, по имени Маркус, который произнес несколько фраз на общие темы, ничего не говоря о своем хозяйстве.
     А трудились они на клочке плодородной земли, орошаемой ручьем, вытекавшим из-под горы; были у них и другие участки земли, ближе к Нилу, на которых они выращивали пшеницу и корм для скота. В их доме, некогда составлявшем часть какого-то древнего каменного здания, свободной площади было больше, чем они могли использовать, так как у них не было детей. Нам были предоставлены две комнаты, где мы устроились с удобством, потому что Маркус, несмотря на тяжелые времена, был богаче, чем казался на первый взгляд, и жил хорошо. Что же касается жителей деревушки, то все ее население, как они нам рассказали, не превышало тридцать душ. Все были христианами и время от времени навещали своего священника в скромной обители, расположенной далеко в горах.
     Постепенно мы подружились с Палкой, приятной и жизнерадостной женщиной из хорошей семьи. Палка любила слушать рассказы о заморских краях, но оказалась весьма проницательной и вскоре стала подозревать, что мы были чем-то гораздо большим, нежели просто бродячие музыканты.
     Представляясь слабым и немощным, я ходил немного, но иногда сидел рядом с ней, когда она занималась домашней работой, и тогда мы беседовали на разные темы.
     Однажды я перевел разговор на принца Могаса и восстание, поднятое им, и узнал, что он был убит в местности миль на пятьдесят к югу. Затем я поинтересовался, правда ли, что его дочь тоже убита вместе с ним.
      — А что вам известно о госпоже Хелиодоре? — резко спросила Палка.
      — Только то, что моя племянница, которая была служанкой в императорском дворце в Константинополе до недавнего времени, когда ее вместе с другими выслали после падения императрицы, видела ее там. Именно моей племяннице было поручено ухаживать за юной особой и ее отцом, принцем. Поэтому ее и интересует судьба этой женщины.
      — А мне кажется, что вас она интересует больше, чем вашу племянницу, которая ни разу о ней не вспомнила, — огрызнулась Палка. — Что ж, поскольку вы мужчина, я не нахожу это странным, и не будь вы слепым, вы бы сказали, что она была самой красивой женщиной в Египте. Что же касается ее судьбы, то спросите о ней Бога, так как, кроме Него, никто не знает об этом. Когда армия Мустафы расположилась лагерем вон там, возле Нила, мой муж Маркус взял двух ослов, нагруженных фуражом, и отправился в лагерь продавать зерно. На обратном пути он видел госпожу Хелиодору, пробегавшую мимо него с окровавленным ножом в руке. Она направлялась в сторону Долины царей. После этого он ее больше не видел, как и кто-либо другой, хотя мусульмане долго за ней охотились, искали даже в гробницах, которые они, как и наши люди, не особо-то любят навещать. Без сомнения, она или сама упала, или бросилась в одну из расщелин в скалах. Или, возможно, ее сожрали дикие звери. Но для той, в чьих жилах течет кровь древних фараонов, такой исход лучше, чем стать женщиной для неверных.
      — Да, — ответил я. — Это лучший исход. Но почему крестьяне так боятся посещать эти могилы, о которых вы рассказываете?
      — Почему? Да потому что там обитают призраки, вот и все. И даже самые храбрые боятся увидеть духов. А здесь, несомненно, обитают духи, ибо все знают, что это ущелье усеяно могущественными мертвецами, как поле засеяно пшеницей.
      — Но мертвые же спят вечным сном, Палка!
      — Обыкновенные мертвые, Хёд, но не цари, царицы и принцы, которые, подобно богам, умереть не могут. Говорят, что ночью они устраивают там свои празднества с песнями и диким смехом, а того, кто взглянет на них, не позднее чем через год постигнет несчастье. Так ли это, сказать не могу. Уже в течение многих лет никто не осмеливается посещать ущелье ночью. Но то, что духи едят, я знаю совершенно точно.
      — Как вы это узнали, Палка?
      — Из-за добрых побуждений. Вместе с другими жителями деревни я совершаю подношения духам в виде пищи. Говорят, что когда-то в этом большом здании, частью которого является наш дом, обучали будущих языческих жрецов, чьей обязанностью было делать подношения лежащим в могилах мертвым фараонам. Когда сюда пришли христиане, они убрались восвояси, но мы, жители Курны, обитающие в этом доме, все еще совершаем старинный обряд. Если же мы не станем соблюдать его, на нас обрушатся несчастья, как всегда случалось с теми, кто забывал о приношениях или пренебрегал ими. Это дань, которую мы платим, принося пищу и молоко, а также воду к специальному камню, расположенному у входа в ущелье.
      — И что же происходит потом, Палка?
      — Ничего, за исключением того, что подношения принимаются.
      — Бедняками-нищими или, возможно, дикими зверями!
      — Разве нищие осмелятся войти в эту обитель смерти? — произнесла она с презрением. — И разве дикие звери берут пищу и после этого аккуратно складывают тарелки и кладут плоские камни на горлышки кувшинов с молоком и водой, что может сделать только домашняя хозяйка. О! Не смейтесь! В последнее время это происходит постоянно, так как я часто хожу за этими сосудами и хорошо знаю, о чем вам говорю.
      — Вы когда-нибудь видели духов, Палка?
      — Да, однажды я видела одного из них. Это было примерно месяца два назад, когда я после восхода луны шла к Долине. Я искала потерявшегося козленка. Думая, что он мог забраться в это ущелье, я и стала смотреть туда. И тогда я увидела, как среди расположенных полукругом больших скал плавно передвигается дух. Это была женщина, она остановилась, залитая лунным светом, и стала смотреть на Нил. Я неподвижно стояла в тени, шагах в сорока от нее. Затем она подняла руки, как бы в отчаянии, повернулась и пропала.
      — Она! — чуть не проговорил я, но тут же взял себя в руки и невозмутимо спросил: — Ну, и как выглядел этот дух?
      — Насколько я успела заметить, это была юная и прекрасная дева, одетая в платье такого покроя, которые носили лишь древние, только обернутое вокруг нее более плотно.
      — Было у нее что-нибудь на голове, Палка?
      — Да, была золотая лента или корона в голосах, а вокруг шеи — зеленое с золотом ожерелье. Лунный свет отражался от него. Это было в точности такое же ожерелье, какое носите вы, Хёд, под своей одеждой.
      — Интересно, откуда вам известно, что я ношу, Палка? — полюбопытствовал я.
      — Да просто у меня есть то, чего недостает вам, бедняге, — глаза. Однажды ночью, когда вы крепко спали, мне нужно было пройти через вашу комнату в другую, находящуюся за ней. Вы сбросили с себя верхнюю одежду, так как было жарко; тогда-то я и увидела ваше ожерелье. Видела я также и большой красный меч, лежавший сбоку от вас, и заметила на вашей груди множество шрамов, какие бывают у охотников и солдат. И я подумала, Хёд, что все это весьма странно, ибо мне известно, что вы всего-навсего бедный слепой нищий, зарабатывающий на жизнь игрой на арфе.
      — Бывают нищие, которые не сразу стали ими, Палка, — медленно произнес я.
      — Совершенно верно, Хёд, бывает, и важные, богатые особы появляются среди людей в виде нищих... Много чего бывает на свете. Но вы не бойтесь, что мы украдем ваше ожерелье или расскажем кому-нибудь об этом красном мече или о золоте, которое ваша племянница Хильда носит в своей одежде. Бедная девушка, у нее привычки изнеженной госпожи, жившей при дворе, о котором вы проговорились, наверное, случайно. Видно, тяжело ей было опуститься так низко. Но все равно, не бойтесь, Хёд. — И она, взяв мою руку, пожала ее определенным образом, как это было принято у преследуемых христиан Востока, когда они должны были открыться один другому. Затем она, посмеиваясь, ушла.
     Что же касается меня, то я сразу же отыскал Мартину, которую дневная жара сморила в сон, и поведал ей обо всем.
      — Отлично! — воскликнула она, когда я закончил. — Благодарите Бога, Олаф, так как нет никаких сомнений, что этот дух — госпожа Хелиодора... Что ж, значит, Джодд! — расслышал я слова, сказанные полушепотом: после того как я стал слепым, мой слух значительно обострился...
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft