[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Аркадий Аверченко. Почести

 
Начало сайта

Другие произведения автора

Начало произведения

     Аркадий Аверченко. Почести
     
     
     -------------------------------------------------------------------
     Аверченко Аркадий Тимофеевич. Рассказы. Сост. П.Горелов. — М.: Молодая гвардия, 1990
     Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, сентябрь 2006
     -------------------------------------------------------------------
     
     
     
     В № 11981 «Нового Времени» Меньшиков
     написал тысячный фельетон.
     
     Меньшиков проснулся рано утром.
     Спустил с кровати сухие с синими жилами ноги, сунул их в туфли, вышитые и поднесенные ему в свое время Марией Горячковской, и — сейчас же подошел к окну.
      — Погодка, кажется, благоприятствует, — пробормотал он, с довольным видом кивнул головой, — я рад, что погода не помешает народным массам веселиться в радостный для них день юбилея.
     Одевшись, он зачерпнул из лампадки горстью масло и обильно смазал редкие, топорщившиеся волосы.
      — Для ради юбилея, — прошептал он, ежась от струйки теплого масла, поползшей по сухой согнутой спине.
     Через полчаса швейцар суворинского дома открыл на звонок дверь и увидел сидящего в ожидании на ступеньках лестницы Меньшикова.
      — Ты чего, старичок, по парадным звонишься? — приветствовал его швейцар. — Шел бы со двора.
      — День-то какой ноне, Никитушка!
      — Какой день? Обнаковенный.
      — Никитушка! Да ведь можешь ты понять, тысячный фельетон сегодня идет!
      — Так.
      — Ну, Никитушка?
      — Да ты что, ровно глухарь на току топчешься? Хочешь чего, что ли?
      — Поздравь меня, Никитушка!
      — Экий ты несообразный старичок... С чем же мне тебя поздравлять?
      — Никитушка!.. Тысячный фельетон. Сколько я за них брани и поношения принял...
      — Ну так что же?
      — Поздравь меня, Никитушка.
      — Эк ведь тебя растревожило. Ну что уж с тобой делать: поздравляю.
      — Спасибо, Никитушка! Я всегда прислушивался к непосредственному голосу народа. Вот обожди, я тебе на водку дам... Куда же это я капиталы засунул? Вот! Десять копеечек... Ты уж мне, Никитушка, три копеечки сдачи сдай. Семь копеечек, а три копеечки мне... Хе-хе, Никитушка...
      — На! Эх ты жила.
      — Не благодари, Никитушка... Ты заслужил. Это ведь говорится так — на водку, а ты бы лучше на книжку их в сберегательную кассу снес... Ей-богу, право. Сам-то встал?
      — Встал. Иди уж. Ноги только вытри.
     
      — К вам я, Алексей Сергеич...
      — Что еще? Говорил я, кажется, что не люблю, когда ты на дом приходишь. Не хорошо — увидать могут. Если нужно что, можешь в редакции поманить пальцем в темный уголок — попросишь, что нужно.
      — День-то какой нынче, Алексей Сергеич!
      — А что — дождь?
      — Изволили читать сегодня? Тысячный фельетон у меня идет.
      — Ну?
      — Можно сказать — праздник духа.
      — Да ты говори яснее: гривенником больше хочешь за строчку по этому случаю?
      — За это я вашим вечным молитвенником буду... А только — день-то какой!
      — Да тебе-то что нужно?
      — Поздравьте, Алексей Сергеич!
      — Удивляюсь... Ну, скажи — зачем тебе это понадобилось?
     Меньшиков переступил с ноги на ногу.
      — Хочу, чтобы, как у других... Тоже, если юбилей, то поздравляют.
      — Глупости все выдумываешь! Иди себе с богом!
     Придя в редакцию, Меньшиков подошел к столу Розанова и протянул ему руку.
      — Здравствуйте, Василь Васильич!
     Близорукий Розанов приветливо улыбнулся, осмотрел протянутую руку и повел по ней взглядом до плеча Меньшикова. С плеча перешел на шею, но когда дошел до лица, то снова опустил взгляд на бумагу и стал прилежно писать.
      — Я говорю: здравствуйте, Василь Васильич!
      — ...Брак не есть наслаждение... — бормотал Розанов, скрипя пером. — Брак есть долг перед вечным...
     От напряженного положения протянутая рука Меньшикова стала затекать. Опустить ее сразу было неловко, и он сделал вид, что ощупывает карандаш, лежавший на подставке.
      — Странный карандашик... Таким карандашиком неудобно, я думаю, писать...
     Меньшиков опустился на стул, рядом со столом Розанова, и беззаботно заговорил:
      — А я сегодня тысячный фельетон написал. Ей-богу. Можете поздравить, Василь Васильич... Много написал. Были большие фельетоны и маленькие были. Да-с... Сегодня меня, впрочем, уже многие поздравляли: швейцар Никита — этакий славный чернозем! Алексей Сергеич поздравляли...
      — Всякое половое чувство должно быть радостным и извечным... — бормотал, начиная новую страницу, Розанов.
      — Я уж так и решил, Василь Васильич: напишу фельетон о печати! Хе-хе! Изволили читать? Вы где, на даче в этом году живете? Впрочем, я думаю, что разговор со мной отвлекает вас? Ухожу, ухожу. Люблю, знаете, с приятелем в беседе старое вспомнить... До свиданья, Василий Васильич...
     Меньшиков протянул опять руку, подержал ее три минуты, потом потрогал пресс-папье и сказал одобрительно:
      — Славное пресс-папье!
     
     Старческими шагами побрел к кабинету А. Столыпина.
      — Здравствуйте, Александр Аркадьич!
     Меньшикову очень хотелось, чтобы Столыпин, хотя бы по случаю юбилея, пожал ему руку. Но старый, усталый мозг не знал — как это сделать?
     Постояв минут десять у стола Столыпина, Меньшиков пустился на хитрость:
      — А вы знаете — через три минуты будет дождь...
      — Вечно ты, брат, чепуху выдумываешь, — проворчал Столыпин.
      — Ей-богу. Хотите пари держать?
     Простодушный Столыпин попался на эту удочку.
      — Да ведь проиграешь, старая крыса?
     Однако руку протянул. Меньшиков с наслаждением долго мял столыпинскую руку. Когда Столыпин вырвал ее, Меньшиков хихикнул и, довольный, сказал:
      — Спасибо за то, что поздравили!
     
     Потом Меньшиков ушел из редакции и долго бродил по улицам, подслушивая, что говорит народ о его юбилее.
     Никто ничего не говорил. Только в трамвае Меньшиков увидел одного человека, читавшего «Новое Время».
     Подсел к нему и, хлопнув по своей статье, радостно засмеялся.
      — Что вы думаете об этой штуке?
     Меньшиков вышел из трамвая и долго шел без цели, бормоча про себя:
      — Сам ты старый болван! Туда же — в критику пускается.
     
     Вечером сидел у кухарки на кухне и рассказывал:
      — Устал я за день от всего этого шума, поздравлений, почестей... Начиная от швейцаров — до Столыпина — все, как один человек. А Столыпин... чудак, право... Схватил руку, трясет ее, трясет, пожимает — смех, да и только! Старик тоже — увидел меня, говорит: что нужно — проси! Отведи в уголок и проси. Ей-богу, не вру! Хочешь, говорит, надбавить — надбавлю. Публика тоже... В трамваях тоже... Обсуждают статью.
     
     Ночью он долго плакал.


Библиотека OCR Longsoft