| << пред. << >> след. >> 42
Вечером следующего дня Жюльен отнес ящик с мороженым в кинотеатр; и тут он увидел Доменка: юноша прохаживался под деревьями бульвара Сен-Морис. Он сделал мальчику знак, Жюльен подошел. Они обменялись рукопожатиями, и Доменк двинулся к центральной аллее. Достигнув того места, откуда был виден весь откос, он остановился, огляделся по сторонам и присел на невысокую ограду.
— Итак, ты свалял дурака? — спокойно спросил он. Жюльен, не отвечая, смотрел на него.
— Да-да, ты попал в сети, как желторотый птенец, — продолжал Доменк. — Таков ты и есть, но все же надо решить, чего ты хочешь. Нельзя входить сразу в десяток профсоюзов.
— Знаешь, я...
— Да-да, все знаю. Ты еще окончательно не определился. Но разве ты сразу не понял, что им на ваши интересы наплевать? Знаешь ли ты по крайней мере, кто подал мысль образовать этот «независимый» профсоюз?
— Вормс говорил о нем с нашим мастером.
— Так вот... ни с того ни с сего и заговорил?
— Ну, этого я не знаю.
— По-моему, я уже тебе как-то сказал: Вормс человек не плохой, но слишком уж он близок с хозяином, и доверять ему не следует.
Доменк внезапно умолк. Он немного подумал, потом спросил:
— Ну, а твой хозяин? Ничего вам не говорил по поводу конфедерации труда накануне вашего дурацкого собрания?
— Нет, ничего.
— Понятно. Он себе на уме. От природы он вспыльчив, но, когда нужно, умеет держать язык за зубами.
Доменк снова замолчал. Мальчик немного выждал и спросил:
— А в чем дело? Есть какие-нибудь новости?
— Секретарь профсоюза разослал письмо всем хозяевам, он требует, чтобы они придерживались установленного законом рабочего дня.
— Господин Петьо нам ничего не сказал.
— Еще бы! Но хозяева, видимо, встретились. Им известно, что некоторые из нас входят в конфедерацию, вот они и решили заранее принять меры, чтобы другие не последовали нашему примеру.
Доменк слез с ограды, подошел к Жюльену и, взглянув ему прямо в глаза, медленно сказал:
— Твой хозяин, и мой, и другие хозяева предложили мастерам образовать «независимый» профсоюз... Понимаешь? Теперь они смогут сказать представителям ВКТ: «Чего вы вмешиваетесь? Существует профсоюз, куда входит большая часть служащих и рабочих, с ним мы и имеем дело». Едва дело коснется продажи кондитерских изделий, хозяева готовы один другому глотку перегрызть, но, когда им нужно нас прижать, не беспокойся, они друг друга поддержат — они не так глупы, как мы!
Жюльен глубоко вздохнул. В ушах у него еще звучали слова, которыми обменялись господин Петьо и Андре, стоя возле кондитерской после собрания.
— И все же наш мастер — славный малый, — сказал он. — В этом я уверен. Он за меня всегда заступался, он ко всем нам хорошо относится.
— Просто смешно слушать. Славный малый! Папаша Петьо вертит им, как хочет; раз уж ему удалось вовлечь мастера в ряды «Боевых крестов», то заставить его организовать этот профсоюз уже ничего не стоило. Хозяину достаточно было сказать, что профсоюз отвечает общим интересам, что он помешает вам подпасть под влияние коммунистов. В противном случае вы, видите ли, окажетесь в руках всякого сброда. Я хорошо знаю людей такого сорта и могу слово в слово пересказать тебе речь, с которой ваш хозяин обратился к Андре.
Доменк остановился, а потом с усмешкой продолжал:
— Стоит только с этакими людьми заговорить о коммунистах, и они тотчас выходят из равновесия... Твой мастер не просто славный малый, он к тому же еще и жалкий человек. И такие, как он, представляют немалую опасность, потому что позволяют водить себя за нос.
Жюльен задумался. Все усложнялось, запутывалось. Серовато-голубой вечерний туман окутывал город, он как будто окутывал и его самого, и мысли от этого становились словно туманнее.
— А Вормс? Он тоже такой?
Доменк покачал головою, на губах его показалась горькая усмешка:
— Ну нет! Тут дело проще и вместе с тем отвратительнее... — пояснил он. — Желая растолковать Вормсу, чего от него ждут, Морель подкинул ему деньжат... Обрати внимание, что все и Вормса считают добрым малым. Разве можно осуждать семейного человека за то, что он не отказался от неожиданной прибавки к жалованью?
Доменк повернулся и облокотился на ограду. Жюльен стоял теперь рядом с ним. Вдоль бульвара зажглись фонари, на тротуаре с сумкой в руке неподвижно застыла старая проститутка. Доменк кивнул в ее сторону и спросил:
— Ты уже когда-нибудь ходил к девкам?
Жюльен замялся. Доменк повернулся к нему, наклонил голову, чтобы лучше разглядеть в полумраке лицо мальчика.
— Нет, ни разу, — сказал Жюльен.
— Можешь об этом не жалеть. Но если бы ты уже имел с ними дело, то, конечно, лучше понимал бы некоторые вещи.
Он снова посмотрел на женщину — она теперь медленно ходила по тротуару, освещенному фонарем, — вздохнул и чуть слышно прибавил:
— Есть проститутки и похуже тех, что на панели. А потом, никогда нельзя знать, отчего женщина сделалась проституткой.
С минуту Доменк и Жюльен стояли не шевелясь. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. Город спал. Лишь время от времени одинокая машина проезжала через площадь Греви или вдоль бульвара, и шум ее мотора замирал вдали, рождая эхо, еще долго звучавшее между домами.
— Пожалуй, тебе пора возвращаться, — сказал Доменк, — а то мамаша и папаша Петьо станут, чего доброго, беспокоиться.
Мальчик выпрямился.
— Что я должен делать? — спросил он.
Доменк пожал плечами.
— Пока — ничего. Надо подождать. Надо всегда ждать. — Он понизил голос. — И надо всегда надеяться.
Шагая рядом, они дошли до площади.
— Здесь я с тобой распрощаюсь, — сказал Доменк. — Спокойной ночи.
Жюльен двинулся дальше. Он шел медленно. Поднявшись в гору по улице Бьер, он остановился. Перед его мысленным взором вдруг возникла кухонька: быть может, мастер еще слушает радио, сидя рядом со своей белокурой женою, а она вяжет и улыбается.
Если же пройти по этой улице чуть дальше, то окажешься перед большим домом — Жюльен часто задерживался возле него. И он вновь представил себе лицо девушки с длинными пушистыми локонами... Потом опять увидел мастера... его улыбающуюся жену...
На противоположном тротуаре показался прохожий. Мальчик снова зашагал. Спустилась ночь, повеяло прохладой. Город не спал: он, казалось, вымер.
<< пред. << >> след. >> |