| << пред. << >> след. >> 41
Дни быстро увеличивались. Теперь, когда Жюльен начинал развозить рогалики, солнце стояло уже довольно высоко. Порою легкий туман еще окутывал улицы, сбегавшие к воде, и медленно уплывал по направлению к порту. По вечерам было тепло; если Морис и Жюльен почему-либо не могли стоять на пороге, они забирались на узкую крышу, тянувшуюся перед окном их комнаты, и, разлегшись на ней, читали. Приближение весны пробудило к жизни клопов; спасаясь от них, ученики убегали на крышу и после ужина. Завернувшись в одеяло, они оставались там до тех пор, пока ночная прохлада и сырость не загоняли их в комнату.
— Летом, когда становится по-настоящему жарко, — говорил Морис, — а снизу вдобавок припекает печь, жить в этой каморке просто невозможно, и тогда мы всю ночь спим на крыше.
Как-то утром в самом начале работы мастер сказал:
— Надо попросить хозяина, чтобы он сделал дезинфекцию у вас в комнате до наступления жары, все-таки часть клопов погибнет. Говорят, новые средства дают хорошие результаты.
— Всякий раз, когда о чем-нибудь просишь, тебя так встречают... — начал Морис.
— Будь мы членами профсоюза, — заметил мастер, — уж мы бы, конечно, добились от хозяина того, на что имеем право.
Остальные уставились на него. Он продолжал говорить, не отрываясь от работы.
— Я все хорошенько обдумал, — сказал он. — С конфедерацией труда сложнее, не все соглашаются туда вступать. Здесь примешивается политика, и это многих смущает.
Он на минуту умолк. Никто не произнес ни слова. Морис подсушивал на плите тесто для слоеных пирожных, он передвигал кастрюлю, и конфорки дребезжали; мастер дождался наступления тишины и снова заговорил:
— Вчера вечером я встретил Вормса, знаете, того эльзасца, что работает мастером у Мореля. Потолковали о том, о сем, и он сказал, что тоже хотел бы вступить в профсоюз. Он даже утверждает, будто мы можем создать свой профсоюз.
Никто не ответил. Скалка Виктора звонко стучала о мраморную крышку разделочного стола. Венчик Мориса звонко ударялся о железное дно миски, в которой он приготовлял заварной крем. Через минуту мастер спросил:
— Ну, что вы на это скажете?
— Надо подумать, — заметил Виктор.
— Вот именно, — поддержал Морис.
— Право, не знаю, — пробормотал Жюльен.
Он повернул голову и встретил взгляд мастера, который показался ему жестким и беспокойным. Мальчик взял противень с рогаликами и отнес его в сушильный шкаф. Когда он возвратился к столу, мастер пояснял:
— Вот что предлагает Вормс: он хочет, чтобы все мы собрались как-нибудь вечерком в кафе. Скажем, завтра или послезавтра, предупредить всех недолго. Там можно будет все толком обсудить.
Они наметили день, и мастер попросил хозяина разрешить Морису и Жюльену пойти вместе с другими на собрание.
— Разумеется, — объявил господин Петьо. — Вы имеете полное право создать независимый профсоюз, если конфедерация труда вас почему-то не устраивает.
И вот все собрались в маленьком зале кафе. Жюльен, однако, обратил внимание, что ни Доменка, ни Зефа там не было. Колетта также не пришла. Первым говорил Вормс. Это был коренастый блондин с грубым голосом и ярко выраженным эльзасским произношением. Он изложил свой план, а потом прибавил:
— Предлагаю голосованием избрать бюро.
По общему требованию голосовали поднятием руки. Председателем выбрали Вормса, секретарем — мастера Андре Вуазена, а казначеем — какого-то незнакомого Жюльену рабочего. Секретарь тут же начал свою деятельность, записав в блокнот имена и фамилии тех, кто пожелал вступить во вновь созданный профсоюз. Казначей между тем стал собирать первые членские взносы.
— Я знаю одного типографа, он быстро напечатает нам билеты, — сказал Вормс, — и при этом возьмет недорого.
Жюльен уплатил пять франков и расписался в блокноте мастера против своей фамилии. То же сделали и остальные.
Выйдя из кафе, мастер, Морис и Жюльен направились к Безансонской улице. Виктор отстал от них, ему нужно было на площадь Насьональ. Мастер и ученики почти не разговаривали. Собрание прошло оживленно, но теперь, когда они оказались втроем, между ними возникла какая-то неловкость. Дойдя до кондитерской, Андре пожал мальчикам руки и сказал:
— Спокойной ночи. Перед тем как подняться к себе, проверьте, топится ли печь, и закройте трубу.
Ребята пробыли в цеху всего минуту. Погасив свет и прикрыв дверь, Морис спросил:
— Ты не голоден?
— Немного. Но есть все равно нечего.
— Да, здесь ничего не найдешь, кроме обрезков бисквита да марципана, — сказал Морис. — Надо бы спуститься в погреб.
— Света в столовой нет, хозяева, верно, уже легли.
— Попробуем потихоньку откинуть дверцу погреба?
Они немного поколебались.
— А если нас застукают?
Морис секунду подумал.
— Скажу, что мне показалось, будто, уходя на собрание, я забыл прикрыть тесто для бриошей и рогаликов.
Они на цыпочках прошли через двор и замерли перед дверцей в погреб; медленно проведя рукой по толю, которым она была обита, Морис нащупал ручку. Немного приподняв дверцу, он прошептал:
— Полезай первым, придержишь дверцу, а я — за тобой.
Мальчики спустились по лесенке в полной темноте и сделали несколько шагов, выставляя перед собой руки. Оказавшись посреди погреба, они пошли на слабый свет, падавший из отдушины. Внезапно оба остановились.
— Слышишь? — шепнул Морис.
— Да.
Теперь они продвигались вперед с удвоенной осторожностью.
Перед дверью магазина, расположенной в нескольких шагах от отдушины, разговаривали хозяин и мастер.
— Я так и думал, что дело пойдет на лад, — послышался голос господина Петьо. — В конечном счете так будет лучше для всех.
— Вот именно, — согласился Андре. — Вот именно.
— В сущности, мальчишки у нас неплохие, но их легко провести. А эти коммунисты — мастаки водить людей за нос, вы это знаете не хуже меня.
Наступило недолгое молчание. Потом хозяин опять заговорил:
— Зайдите на несколько минут, выпьем по стаканчику, и вы мне все подробно расскажете.
— Нет-нет, — отказался мастер, — пора домой. Впрочем, особенно рассказывать не о чем. Все прошло очень быстро. Вормс был на высоте.
— Вы ему сказали, что билеты можно напечатать у Массона?
— Да. Он туда завтра пойдет.
— Массой славный малый, я его хорошо знаю. Он сделает все по сходной цене. Для него это пустяки, ведь он выполняет мои заказы. А потом с политической точки зрения он человек весьма надежный.
Опять наступило молчание. Жюльен и Морис старались не дышать. По тротуару заскрипели башмаки, мимо отдушины промелькнула тень.
— Я пошел, — послышался голос мастера. — Спокойной ночи, господин Петьо.
— Спокойной ночи, до завтра.
Звук шагов замер в отдалении, дверь захлопнулась, и мальчики услышали, как стукнул засов под рукой хозяина. Потом все стихло. Свежий воздух просачивался в отдушину, и в темноте чуть заметно раскачивался клочок бумаги, повисший на паутине.
— Только бы хозяин не вздумал подняться к нам в комнату перед тем как пойти спать, — сказал Жюльен.
— Вряд ли.
Ребята медленно возвратились на середину погреба.
— Что станем делать? — спросил Жюльен.
— Что станем делать? Черт побери, мы пришли сюда, чтобы пожрать, давай жрать! Надо только дождаться, чтобы он ушел к себе. Замри на месте.
Жюльен неподвижно стоял в темноте. Он слышал, как Морис мягко ступает плетеными подошвами по плотно убитому земляному полу погреба, осторожно направляясь к выходу. Хозяин вышел из столовой и теперь поднимался по лестнице.
Когда его шаги затихли, Морис вернулся к Жюльену.
— Света зажигать не стоит, — сказал он, — мало ли что...
Он ощупью открыл решетчатый шкаф, где стояли различные начинки для пирогов и бисквиты.
— Держи.
Жюльен пошарил в темноте и нащупал руку Мориса: тот протягивал ему какую-то миску.
— Тут хватит на восьмерых, — прошептал Морис. — Держи крепче. — Он захлопнул дверцы шкафа и прибавил: — Чего бы взять еще?.. Хочешь маслин?
— Нет. Они слишком соленые. Я не люблю есть их вместе со сладостями.
— А вот американцы любят!
Жюльен услышал, как Морис переставляет консервные банки, потом бутылки.
— Будь у нас консервный нож, мы бы полакомились вишнями или ананасами.
— По-моему, там есть начатая банка с яблочным компотом.
— Возможно, сейчас поищу.
Морис снова пошарил среди банок и бутылок, стараясь не шуметь и ничего не разбить; потом с торжеством объявил:
— Нашел! Тут даже лопаточку оставили. Вот повезло!
Жюльен подошел к товарищу. Его глаза уже привыкли к темноте, и теперь он угадывал очертания слабо освещенных предметов. Лицо Мориса казалось бледным, расплывчатым пятном, время от времени оно перемещалось из стороны в сторону. Они осторожно направились к отдушине, и Морис поставил на край бака, где хранились яйца, большую банку консервированного компота. Тут было достаточно светло, и ребята стали макать бисквиты в густой компот. Оба ели молча; Морис принялся искать пустую консервную банку, чтобы набрать в нее вина из бочки. Жюльен не любил неразбавленное вино. Но надо было что-нибудь выпить — от бисквита пересохло в горле. Затем они накинулись на компот, пользуясь вместо ложки деревянной лопаточкой. Когда все было убрано, Морис спросил:
— Слышал разговор мастера с хозяином? Что ты об этом думаешь?
— Просто не знаю, — пробормотал Жюльен.
— Странно... Очень странно.
Жюльен не ответил. Ему казалось, будто слова Андре и господина Петьо все еще звучат на пустынной улице. Они звучали и в недрах его существа, где звучали также шаги удалявшегося мастера, — звучали все тише, постепенно замирая в ночи.
<< пред. << >> след. >> |