[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Бернар Клавель. В чужом доме.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  Часть вторая

  19

  20

  21

22

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  Часть третья

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  Часть четвертая

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  Часть пятая

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

<< пред. <<   >> след. >>

     22
     
     После перерыва мастер закончил основную часть своей работы; Жюльен в это время мыл бак и развозил заказы. В три часа дня, когда хозяин еще отдыхал у себя в комнате, Андре отдал необходимые распоряжения Виктору; затем взял несколько больших листов белой бумаги, свернул их в трубку и, протянув Жюльену, сказал:
      — Собирайся, пошли.
     Во дворе они столкнулись с господином Петьо, но тот даже не посмотрел на них. Андре отворил дверь в столовую и крикнул:
      — Клодина, передайте хозяйке, что я ушел с Жюльеном.
     Они спустились по маленькой улочке Бьер. Мастер жил на улице Пастера.
     Оба устроились рядом за кухонным столом, лицом к окну. Жена Андре, маленькая, очень живая блондинка, не переставая улыбалась. Она ненадолго вышла из комнаты и возвратилась с пачкой сухого печенья.
      — Я вам приготовлю по чашке чая, — сказала она.
      — Ты, видно, решила, что к тебе кумушки с визитом пожаловали, — пошутил мастер.
      — Ничего, чаю все-таки выпейте.
     Она поставила на плиту кастрюлю с водой, и та вскоре запела. Было жарко. В комнате царил покой. Женщина устроилась возле окна. Она шила.
     Прежде всего мастер вытащил из коробки для обуви несколько почтовых открыток.
      — Кроме этих открыток, — сказал он, — у меня есть книга с рисунками, есть там и китайские вещицы.
      — А словарь? — спросил Жюльен.
      — Постой-ка, ведь ты прав, надо будет и в нем посмотреть. Мне это не пришло в голову.
     В энциклопедическом словаре, который принес мастер, они нашли изображение пагоды.
      — Это поможет нам соорудить витрину.
      — А из чего вы собираетесь ее делать? — поинтересовался мальчик.
      — Из шоколада. На первый взгляд здорово трудно, но, сам увидишь, в конечном счете это так же просто, как и все в жизни. Немного умения да побольше усердия. Ты доволен, что будешь мне помогать?
      — Еще как, шеф.
      — Ну, тогда попробуй нарисовать что-нибудь. Помнишь нашу маленькую витрину, ту, что слева?.. Так вот, надо использовать всю ее ширину.
     Жюльен принялся рисовать. Он лишь несколько раз побывал на уроках в вечерней студии, когда последний год учился в школе. Но у него были способности к рисованию. Карандаш его так и летал по бумаге, оставляя на ней уверенные и четкие штрихи. Мальчик сделал четыре или пять беглых набросков.
      — Подробности придумаем позднее, — сказал мастер. — Ты прав, для начала нужно представить себе все в целом.
     Они принялись обсуждать наброски.
      — Вот эту часть возьмем отсюда, а ту — оттуда, лестницу поместим посредине, — пояснил Андре, — и, думаю, у нас получится толково.
     Жюльен сделал еще один набросок, но уже более тщательно.
      — Черт побери! — воскликнул мастер. — Хорошо, что ты так славно рисуешь! В нашем деле это очень пригодится... Я хотел бы устроить тут небольшой водоем. И напустить туда золотых рыбок.
      — Можно сделать бассейн в саду перед пагодой. Только разве шоколад удержит воду?
      — Нет, бассейн придется сделать из цинка, а края его мы замаскируем утесами из сахара.
      — Как это, господин Андре?
      — Увидишь. Из жженого сахара вырубим утесы, а мох сделаем из толченого миндаля.
     Мальчик на мгновение задумался.
      — Хорошо бы еще сделать деревья, — пробормотал он.
      — Это не легко. Тогда без проволоки не обойтись.
      — Ну и что из того?
     Мастер нахмурил брови.
      — Нет-нет, — заявил он. — Не желаю плутовать. Если уж делать из шоколада, то из одного шоколада, иначе вся затея ничего не стоит.
      — И вы думаете, что сможете изготовить все только из шоколада?
      — Ты рисуй, рисуй, не беспокойся. Когда я говорю «шоколад», то подразумеваю также сахар, толченый миндаль и все такое.
     Жюльен нарисовал сад перед тремя пагодами, соединявшимися друг с другом небольшими ажурными переходами. В конце концов они решили устроить по маленькому бассейну с каждой стороны главной лестницы, выходившей в середину сада.
      — Ну и работка нам предстоит! — ахнул Жюльен.
      — Не волнуйся. Она пойдет быстрее, чем ты думаешь.
     Мальчик добавил еще несколько деталей, потом сказал:
      — Хорошо бы еще соорудить горбатый мостик над обоими бассейнами.
      — Это ты здорово придумал! — одобрил мастер. — Такой мостик — совсем в китайском духе. Давай рисуй, рисуй, я же тебе сказал — потом все сделаем.
     Чем дольше они работали, тем больше он загорался. Его жена поднялась, чтобы подать чай, и бросила взгляд на рисунки.
      — Красиво у вас получается, — заметила она. — Гораздо интереснее, чем корабль, который ты соорудил в прошлом году.
      — Еще бы, — откликнулся Андре. — А потом, что ни говори, это ведь ниоткуда не срисовано. Сами придумали.
      — Жаль только, что не будет освещения, — сказала его жена. — На корабле оно было. До чего он красиво выглядел по вечерам, когда все иллюминаторы светились.
     Мастер на минуту задумался.
      — И тут можно устроить освещение, — сказал он. — Я ведь собираюсь делать стены ажурными. Мы приклеим их к прозрачной разноцветной бумаге, а сзади приладим крохотные лампочки.
      — А шоколад от этого не потечет?
      — Не тревожься, я проделаю незаметные дырочки, чтобы просачивался воздух.
     Жюльен нарисовал мостики. Он спросил:
      — И вы думаете, они будут держаться без каркаса?
      — Будут, — ответил Андре. — Должны держаться.
     Жена его рассмеялась.
      — О, вы еще не знаете, какой человек ваш мастер, — проговорила она. — Если уж он что задумает, то обязательно доведет дело до конца. Ни перед чем не остановится.
      — Делать так делать, — сказал мастер. — И коли делать, так уж без обмана.
     Задумавшись, он смотрел на рисунки. Проводил толстым пальцем по штрихам, и при каждом движении мускулы на его предплечье перекатывались под поросшей волосами кожей.
      — А как же бассейны? — спросил Жюльен. — Ничего, что они будут из цинка?
     Мастер выпятил губы и поскреб подбородок.
      — Конечно, хорошо бы обойтись без этого, — начал он. — Но тут нет обмана. Всякий может видеть, что бассейны металлические. А потом любому известно, что шоколад не удержит воды. Нет, больше всего меня огорчает, что в саду у нас не будет деревьев.
     Андре еще немного подумал; от напряжения на лбу у него появились морщины, потом он внезапно выпрямился и улыбнулся.
      — Все в порядке, — сказал он. — Придумал. Можно будет соорудить пальмы. Мы их сделаем из марципана. Нарисуй-ка мне несколько пальм вон там, чтобы я представил себе, как это будет выглядеть.
     Жюльен вновь принялся рисовать.
      — Деревья не должны быть слишком большими, — заметила жена мастера, — не то они будут скрывать пагоду.
      — Не мешай ему. У него есть чувство пропорции.
      — Возьмите печенье и выпейте чай, пока он не остыл, — проговорила она.
     Жюльен покончил с пальмами, и все принялись пить чай с печеньем. После чая мастер поднялся и взял сигарету в ящике буфета. Жюльен еще никогда не видел его курящим. Андре держал сигарету кончиками пальцев и выпускал клубы дыма, почти не затягиваясь. Перед тем как снова присесть к столу, он зажег свет. Надвигались сумерки, улица казалась узкой и темной. Время от времени по тротуару проходили люди. Их шаги гулко отдавались между стенами домов.
     Несколько раз Жюльен вспоминал о девушке, похожей на Марлен Дитрих. Она, должно быть, жила где-то неподалеку.
     Они немного помолчали. Мастер по-прежнему внимательно изучал рисунок. Его жена подсела ближе и теперь шила при свете лампы. Она то и дело поднимала голову, улыбаясь мужу и Жюльену. У нее была узкая маленькая рука, длинные ногти иногда царапали материю. Когда она откусывала нитку, на ее щеках появлялись ямочки.
      — Теперь, — сказал мастер, — нужно сделать план в натуральную величину, это лучший способ.
     Он достал из кармана записную книжку, полистал ее, потом поднялся, чтобы взять метр.
      — Так вот, ширина витрины приблизительно метр шестьдесят сантиметров, — продолжал он, — а глубина ее — неполных восемьдесят сантиметров.
     Андре опять задумался. Он продолжал стоять, лампа под низким абажуром оставляла в тени верхнюю часть его туловища и голову. Видно было только, как блестят у него глаза.
      — Мне кажется, сделаем так: возьмем сто сорок сантиметров на шестьдесят.
     Они склеили несколько листов бумаги, а потом обрезали их точно по размеру; пользуясь вместо линейки длинным куском электрического провода, мастер принялся вычерчивать план. Работая, он напевал. Жюльен также встал с места и ходил вокруг стола, поддерживая бумагу, на которую мастер наносил контуры будущей витрины.
     Когда план был закончен, Андре бросил взгляд на часы, стоявшие на камине.
      — Уже пять, — заметил он. — Когда занят интересным делом, время летит быстро. Ты согласен со мной, дружок?
      — Конечно, шеф.
     С минуту они молча глядели друг на друга. Мастер улыбался. Лицо у него было доброе, взгляд открытый.
     Жюльен потупился. Он подбирал слова, ему хотелось поблагодарить мастера, но тот заговорил первый:
      — Теперь тебе пора возвращаться. Сверни рисунки в трубку и передай их хозяйке. Если увидишь, что господин Петьо в столовой, не входи туда. Оставь все в цеху, она их потом поглядит.
     Мальчик собрал чертежи. Ему казалось, что мастер хочет еще что-то сказать. Когда рисунки были свернуты в рулон, Жюльен опять поднял голову. Андре по-прежнему глядел на него. Так прошло несколько секунд, наконец мастер протянул ему руку.
      — Спокойной ночи, Жюльен, — сказал он, — главное, не валяй дурака.
      — Спокойной ночи, шеф, большое вам спасибо.
     Мальчик попрощался с женой мастера, которая улыбнулась ему, и последовал за Андре; тот отворил дверь и отступил в сторону, давая ему дорогу.
     На улице ученик оглянулся. Мастер вышел вслед за ним, чтобы закрыть ставни, помахал ему рукой и сказал:
      — Ступай быстрее.
     Жюльен почти бегом направился к улице Дюсийе. Там он остановился. На душе у него было легко, ему казалось, будто он уносит с собой что-то теплое и дорогое. Перед глазами все еще стояла чистенькая кухонька. Вспомнив высокую и сильную фигуру мастера, его черные улыбающиеся глаза, мальчик подумал о дяде Пьере.
     Однако, когда он достиг Безансонской улицы, настроение у него упало. Теперь на душе у Жюльена было уже не так радостно. Проходя мимо окон кафе «Коммерс», он попробовал разглядеть, нет ли там господина Петьо, но мужчины, стоявшие возле стойки бара, загораживали глубину зала.
     Войдя в кондитерскую, Жюльен тихонько отворил дверь в коридор, прислушался, а потом двинулся вперед, стараясь бесшумно ступать. В столовой никого не было. С сильно бьющимся сердцем он вошел туда, положил на стол свернутые рисунки и быстро проскользнул в цех. Морис вычерпывал воду из мойки. Увидя товарища, он насмешливо спросил:
      — Ну как, Леонардо да Винчи, ты уже родил свой шедевр?
     Жюльен замер на месте. А Морис продолжал с раздражением в голосе:
      — Вот что: я тут, не разгибаясь, стоял у мойки, но печь еще не топится. Если не боишься повредить руки, можешь ею заняться.
     Жюльен ничего не ответил. Только вздохнул, снял куртку, положил ее на мраморный стол и принялся выгребать золу.
     На следующий день Жюльен снова обедал в одиночестве, в цеху. Морис, пришедший за вторым блюдом, проворчал:
      — Тебе-то хорошо, не приходится вылезать из-за стола во время еды, а я должен подыматься сюда дважды. Ты валяешь дурака, а я отдувайся.
      — Что ж мне теперь делать, по-твоему? — спросил Жюльен. — Ведь я не по своей воле тут сижу!
     Морис вышел, хлопнув дверью.
     После полудня столяр принес большую доску, которую мастер заказал еще с утра. Хозяин, казалось, не обращал внимания на сооружение пагоды. Всю первую половину дня он не разжимал рта. Пока он находился в цеху, рабочие также молчали. Когда господин Петьо выходил, Виктор принимался шутить, но, несмотря на это, всем было как-то не по себе, и смеялись они через силу. Морис держал себя неприветливо. Мастер один трудился над пагодой. Для начала следовало залить доску шоколадом. Дело это было нехитрое, и Андре с ним быстро справился. Он только подозвал Жюльена, когда понадобилось нанести на еще теплый шоколад контуры сооружения.
     Затем мастер принялся готовить засахаренные каштаны и шоколад с начинкой — для рождественских праздников. Теперь работы становилось все больше и больше, и с каждым днем задерживались в цеху все дольше и дольше. Часто к шести часам вечера бак еще не был вымыт, а печь разжигали до того, как поднималось тесто для рогаликов и бриошей.
     Почти целую неделю хозяин дулся, но однажды утром, едва войдя в цех, где кипела работа, он принялся шутить. Обстановка немного разрядилась, зато уже начала накапливаться усталость, и все по большей части работали молча. У мастера бывали вспышки гнева, но они походили на весенние грозы и длились недолго. Он кричал, иногда наделял учеников пинком в зад, правда, это были легкие пинки, они не причиняли боли.
     К концу первой недели декабря уже стали вырисовываться очертания пагоды. Господин Петьо время от времени поглядывал на нее, высказывал какое-либо пожелание, давал совет или о чем-нибудь спрашивал. Андре отвечал, не прекращая работы. Жюльен рисовал на бумаге ажурные детали пагоды, а мастер тщательно покрывал шоколадом карандашные линии, выжимая из воронки тонкие струйки теплого шоколада. Когда шоколад затвердевал, он осторожно отдирал бумагу и соединял друг с другом тончайшее шоколадное кружево. Его толстые пальцы с удивительной ловкостью выполняли эту ювелирную работу. Он проводил за нею долгие часы и никогда не выходил из себя, никогда не бранился.
     Морис также перестал дуться. Жюльен старался побыстрее закончить рисунки для мастера, а затем выполнял положенную работу, с тем, чтобы никому не приходилось ему помогать.
     Установилась сухая морозная погода. По утрам, когда Жюльен развозил рогалики, северный ветер обжигал ему лицо и пальцы. Мальчик упрямо крутил педали, но старался подольше задержаться в вокзальном буфете, где официантка неизменно наливала ему стакан горячего кофе с молоком. Он макал в него два или три рогалика, которые ему удавалось незаметно сунуть в корзину чуть ли не на глазах у хозяина, под самым его носом. Официантка, славная женщина лет тридцати, со смехом говорила:
      — Ты совершенно прав, малый, хозяева твои достаточно наживаются! Стоит только посмотреть, какие туалеты шьет себе госпожа Петьо, один ее рукав стоит дороже всего моего платья. Я уж не говорю о мехах.
     Иногда она лакомилась рогаликами вместе с Жюльеном.
     Вечерами было слишком холодно, и долго стоять на пороге коридора становилось невозможно; к тому же нередко приходилось работать до самого ужина. Жюльен уже давно заметил, что девушка, удивительно похожая на Марлен Дитрих, регулярно проходит мимо кондитерской между половиной седьмого и без четверти семь. Она шла быстро и держалась очень прямо, голову откидывала назад, и ее длинные каштановые кудри развевались на ветру. Пальто у нее было чуть распахнуто, и казалось, что она вся стремится вперед. Девушка никогда не поворачивала головы в сторону кондитерской. И вот, когда наступало время ее появления, Жюльен почти всегда находил какой-нибудь предлог и спешил в конец коридора. Приоткрыв дверь, он смотрел налево. Заметив девушку, он больше не выпускал ее из виду, но, по мере того как она приближалась, постепенно отступал назад; затем, когда девушка проходила мимо лавки, он снова высовывался из двери и провожал ее взглядом, пока она не исчезала на улице Бьер.
     Однажды вечером ему пришлось поехать с заказом в нижнюю часть города. Было около шести часов, он поспешил закончить дело и некоторое время ждал в конце улицы Пастера. Потом направился к улице Бьер. Еще издали Жюльен увидел, как девушка миновала первый фонарь, и тогда, привстав на педалях, он начал взбираться по крутому откосу, по которому ездить на велосипедах и машинах не разрешалось. Вцепившись в руль, навалившись на него всей своей тяжестью, вкладывая в каждое движение всю силу, он одолел откос и ехал теперь навстречу девушке, не сводя с нее глаз. Она медленно шла по улице, как всегда, держась прямо и глядя перед собой. На мальчика она даже не посмотрела.
     Достигнув верхней части улицы, он опустил ногу на землю и оглянулся.
     Теперь девушка казалась крошечным светлым пятном, которое плясало где-то внизу, в полумраке, и вскоре исчезло за углом дома.
     Жюльен несколько минут не двигался с места, сердце его бешено колотилось, он тяжело дышал, а его промокшая от пота холщовая куртка прилипала к спине. Мимо проходили люди, но он их не видел. Дважды он прошептал:
      — Я никогда не решусь... Никогда не решусь.
     Он все больше и больше думал об этой девушке и вырезал из журналов фотографии Марлен Дитрих.
     Как-то вечером, когда Виктор и Морис оказались рядом с ним на пороге, Жюльен показал им ее. Виктор улыбнулся и покачал головой.
      — Ну, эта девушка не про тебя, — заметил он. — Никаких шансов. Во-первых, ей не меньше шестнадцати. Так что ты для нее слишком молод. А потом, видишь ли, она «воображала» и на нашего брата даже глядеть не станет. Таким девицам подавай студентов или папенькиных сынков, а такие, как мы, ей ни к чему.
     Виктор ушел. Жюльен и Морис вернулись в цех и уселись спиной к дверцам печи в ожидании обеда. Они долго молчали, потом Морис сказал:
      — Напрасно ты втюрился в эту девчонку. Никогда ты от нее ничего не добьешься, Виктор прав.
     Жюльен вздохнул. Морис быстро посмотрел на него и прибавил:
      — Во всяком случае, если хочешь попробовать, то бери быка за рога. Нечего тянуть.
      — Не могу, — признался Жюльен. — Она... — он старался подобрать слово, — она меня волнует.
      — Она кого хочешь взволнует. Виктор говорит, что ей не меньше шестнадцати. Должно быть, так, но по уму ей, конечно, больше. Слишком уж у нее серьезный вид. Верно, она никогда не смеется. И потом всегда ходит одна, как хочешь, но это странно.
      — Вот именно, — поддакнул Жюльен.
     Больше он ничего не прибавил. Морис немного подождал, поболтал ногами, отбивая каблуками дробь по дверце сушильного шкафа, который гудел, как барабан, и спросил:
      — А тебе не кажется, что она больна?
      — С чего ты взял?
      — На твоем месте я бы хорошенько подумал. Уж очень она худа.
      — Послушать тебя, так у нее чахотка!
     Морис помахал рукой в воздухе и пожал плечами.
      — Утверждать не берусь, но в таких случаях надо остерегаться...
      — Чего остерегаться?
      — Ну, это передается. Разве ты не знаешь, там ведь микробы.
      — Знаю, но я на это плевать хотел.
     Морис повертел пальцем у виска.
      — Да ты часом не рехнулся? — спросил он.
     Жюльен ни разу не думал о том, что девушка, быть может, больна. И теперь он почти радовался этому.
      — Если б это было так, — заявил он, — мои шансы возросли бы. Может, из-за болезни никто с ней не хочет водиться. Господи, хоть бы это была правда!
     В голосе его прозвучала надежда, она светилась и в глазах. Морис смотрел на него с нескрываемым удивлением.
      — Черт побери! — вырвалось у него. — Никогда не встречал таких ребят. Врезался в девчонку, думает, что она, может, чахоточная, и радуется! Ну, знаешь, это уж слишком.
      — Тебе не понять, — пробормотал Жюльен. — Тебе не понять...
      — Ты еще скажешь, что это я спятил!
     Жюльен не слушал. Теперь перед его глазами все было точно в тумане. И далеко, очень далеко он различал ее. Она шла, как всегда, прямая и молчаливая, но на губах у нее играла бледная улыбка.
     Морис что-то еще долго говорил, но до Жюльена доносилось только какое-то бормотание, какие-то неразборчивые слова. Когда приятель остановился, Жюльен сказал вполголоса:
      — Если б для начала я мог достать хоть ее фото...
      — Фото? А ты попроси у нее, — расхохотался Морис.
      — Тебе не понять, — опять повторил Жюльен.
      — Слушай, если уж тебе и впрямь так хочется иметь ее карточку, можешь ее сфотографировать, когда она проходит мимо. Немного отступи в глубь коридора, она тебя и не увидит.
      — А ведь ты прав, — сказал Жюльен, расплываясь в улыбке. — Ты прав.
     Но тут же улыбка его уступила место гримасе разочарования, и он прибавил:
      — Да, но для этого нужен аппарат.
      — У моего папаши есть аппарат, но он ни в жизнь не позволит вынести его из дому.
      — Теперь сам видишь, что ничего не выйдет.
      — А ты купи себе аппарат.
      — Купить? А где взять монеты?
      — Ты ж получаешь чаевые, и жалованье тебе идет.
      — Скажешь! Все мое жалованье — двадцать пять франков в месяц, на стирку я трачу восемнадцать, а то и все двадцать, много ли остается? Чаевых я не трачу, коплю, и за то время, что я здесь работаю, у меня набралось сто семьдесят франков.
      — Дело в том, — заметил Морис, — что ее можно сфотографировать на ходу только при дневном освещении. Поэтому тебе придется дожидаться весны. На праздники, сам увидишь, заказов будет куча, и чаевых прибавится. Если не будешь растяпой, сможешь купить к пасхе фотоаппарат.
     Жюльен задумался.
      — Как ты думаешь, сколько у меня к тому времени наберется денег?
     Морис что-то подсчитывал в уме.
      — Думаю, франков четыреста или пятьсот скопишь, — сказал он. — А коли повезет, то и больше.
      — Сколько стоит хороший аппарат?
      — Не знаю, надо пойти посмотреть.
     В нескольких шагах от кондитерской помещалась фотография. Морис убедился, что в книге заказов не появилось новых записей, и предложил:
      — Давай сбегаем, только одним духом.
     Чтобы не проходить мимо магазина, откуда хозяйка или ее сестра могли их заметить, мальчики двинулись в обход, по улице Дюсийе. Запыхавшись, они вошли к фотографу, чуть сгорбленному старику с желтым морщинистым лицом и в огромных круглых очках. Он изобразил подобие улыбки и спросил:
      — Что вам угодно, юные кондитеры?
      — Нам хотелось бы узнать, сколько стоит фотографический аппарат, — ответил Морис.
      — И вам так приспичило, что вы всю дорогу бежали?
     Морис усмехнулся.
      — Нет, — сказал он, — бежали мы не потому...
      — А какой вам нужен аппарат?
      — Хороший.
     Старик повернулся и указал пальцем на черный квадратный ящик, стоявший в небольшой витрине.
      — Вот такой? — спросил он.
     Морис взглянул на Жюльена. Тот утвердительно кивнул.
      — Он стоит тысячу сто двадцать франков, — заявил старик.
     Мальчики переглянулись и замотали головами.
      — Слишком дорого? — спросил фотограф.
      — Малость дороговато, — откликнулся Морис.
      — Сколько же вы положили на это?
      — Да франков четыреста, — с трудом выдавил Жюльен, у которого пересохло в горле.
     Старик дернул носом, отчего очки у него полезли на лоб, и направился в глубь лавки, проворчав:
      — Ну, это совсем другое дело.
     Он достал из ящика маленький металлический аппарат.
      — Вот что вам нужно, — сказал он.
     Жюльен взял в руки аппарат и подивился, какой тот легкий.
      — Только не урони, — пробормотал старик.
      — А он хорошо работает? — поинтересовался Морис.
      — Понятно, работает!
     Морис поколебался, потом спросил:
      — А сколько же он все-таки стоит?
     Фотограф посмотрел на ярлык:
      — Четыреста девяносто франков.
     Морис повернулся к Жюльену и спросил:
      — Что скажешь?
      — Пожалуй, подойдет, — ответил тот.
     Он с минуту помолчал, потом спросил у торговца:
      — А можно, скажем, сфотографировать таким аппаратом человека на улице, если при этом достаточно светло?
      — Разумеется, — ответил старик и со смехом прибавил: — Можешь даже, если тебе угодно, снять и несколько человек. Ты не смотри, что аппарат небольшой...
      — А если человек идет? — спросил Морис.
     Старик снова дернул носом, и очки его опять полезли наверх.
      — Ну, при том условии, если он не слишком быстро бежит, ведь тут минимальная выдержка всего в одну двадцать пятую.
     Мальчики опять переглянулись, не говоря ни слова; старик молча ждал.
      — Так как же, берете или нет? — спросил он, потеряв терпение.
      — Надо подумать, — сказал Морис. — Мы еще вернемся, ведь это рядом.
     Старик что-то пробурчал и, когда мальчики, выходя, попрощались с ним, ничего не ответил.
      — Он не очень-то доволен, — заметил Жюльен.
      — Ну и плевать. А что ты думаешь об этом аппарате?
      — На вид он ничего.
     С минуту они шли молча. Жюльен уже мысленно видел удачную фотографию девушки. Немного погодя он прошептал:
      — Надо обязательно собрать деньги. Четыреста девяносто франков — не ахти какая сумма. Я должен ее обязательно собрать.
      — Сумма-то не ахти какая, — согласился Морис, — но не слишком ли дорого встанет тебе карточка девчонки, которая интересуется тобой не больше, чем прошлогодним снегом?
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft