Ю. Данилин. Историко-литературная справка к 10 тому.
-------------------------------------------------------------------
Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в 12 тт. Том 10. Библиотека "Огонек", Изд. "Правда", М.: 1958
Ocr Longsoft для сайта Творчество Ги де Мопассана, май 2007
-------------------------------------------------------------------
В настоящий том включены посмертно опубликованные прозаические произведения Мопассана: сборники новелл «Дядюшка Милон», «Разносчик», «Мисти», не изданная при жизни Мопассана ранняя повесть «Доктор Ираклий Глосс», отрывки из двух незаконченных романов: «Чужеземная душа» и «Анжелюс» и в приложении — ряд новелл разных лет, не составивших специального сборника.
После смерти Мопассана право на издание сочинений писателя, согласно воле покойного и желанию его матери, было закреплено за Оллендорфом. Готовясь приступить к изданию первого полного иллюстрированного собрания сочинений Мопассана, Оллендорф опубликовал в 1899 году два посмертных сборника новелл: «Дядюшка Милон» и «Разносчик» (по другим данным, этот второй сборник вышел в феврале 1900 года). Затем, после появления в 1908 — 1910 годах более полного издания Конара, Оллендорф дополнил в 1912 году свое издание третьим посмертным сборником новелл «Мисти» (в конаровском издании новеллы этого тома не были собраны в один сборник). Заглавия посмертных сборников и порядок расположения в них новелл даны Оллендорфом.
Три этих сборника по своему составу во многих отношениях весьма пестры. Здесь и те новеллы, которые Мопассан не успел включить в очередной сборник, и те, которые он по разным причинам не собирался переиздавать, и те, наконец, которые были найдены в его бумагах еще не вполне готовыми к печати.
Сюжеты, впоследствии более искусно переданные в других новеллах и романах, неоправданная рискованность и недостаточно глубокая разработка некоторых тем и, в общем, более или менее ощутимая печать незавершенности — вот что характерно для произведений, вошедших в эти сборники, хотя в них есть немало замечательных страниц.
Сборники разнятся и между собою. Получив от Лоры де Мопассан согласие на их издание, Оллендорф для первого сборника, «Дядюшка Милон», отобрал на скорую руку забытые новеллы Мопассана, напечатанные в прессе в 1881 — 1883 годах; второй сборник он составлял уже с большим разбором, включая в него более законченные и сильные вещи из опубликованного в печати за 1880 — 1887 годы; третий сборник был составлен из найденных впоследствии произведений Мопассана — из ранних его рассказов 70-х годов, из новелл, по типу своему приближающихся к очерку, и из ряда произведений эскизных, недоработанных, — хотя в сборнике встречается и полная волнующего трагизма «Усыпительница».
Посмертные сборники — свидетельство высокой художественной требовательности Мопассана. Почти все произведения, напечатанные в них, при жизни он не хотел переиздавать, желая предать забвению.
Совершенно ясно, чго Мопассан не собирался переиздавать свои первые рассказы («Коко, коко, холодный коко!», «Кропильщик», «Рука трупа» и «Женитьба лейтенанта Ларе»), считая их слабыми; вдобавок две последние новеллы были им затем переработаны. По этой же причине не хотел он переиздавать и такие вещи, как «Миллион», «Ивелина Саморис».
Считал он ненужным повторно печатать и те новеллы, которые были этюдами к «Жизни» и к другим романам. Это новеллы: «Старые вещи», «В весенний вечер», «Прыжок пастуха», «Мститель», «Тик», «Мои двадцать пять дней», «Сумасшедший?», «Кончено!»; так же обстояло с новеллой «Грезы», близкой к одному эпизоду из книги «На воде».
Мопассан, вероятно, воздерживался и от переиздания ряда новелл, более или менее повторявших те проблемы, настроения или сюжетные ситуации, которые уже не раз им разрабатывались; таковы были «Ужас» и «Страх», в которых он снова касался одной из постоянных своих тем, новелла «Слепой», где он опять говорил о жестокости крестьян, «Ночное бдение», со столь характерной для Мопассана темой тягостных открытий, такие лирические новеллы-causerie, как «Переписка» и «Ласки».
Многие новеллы Мопассан, видимо, забраковал из-за анекдотичности их содержания. Таковы, надо полагать, «У смертного одра», «Каверза», «Ожидание», «Корсиканский бандит», «Плутня», «Простая драма», «Госпожа Эрме». Основной недостаток этих вещей — преобладание внешнего действия при слабой обрисовке характеров. Между тем одна из замечательных особенностей таланта Мопассана — его способность создавать живые и развивающиеся характеры.
Всего шире мопассановское новеллистическое творчество развернулось в 1882 — 1885 годах, зато новеллы последующих лет, сократившись в количестве, были в большинстве случаев гораздо более отделаны и больше отвечали строгим требованиям Мопассана. Вот почему можно полагать, что если бы писатель рассчитывал издать новый сборник новелл, то он ввел бы туда и «Латынь», и «Фермера», и «Крик тревоги», и «Новогодний подарок», и «Усыпительницу», а возможно, добавил бы и такие вещи 1883 — 1885 годов, как «Оранжерея», «Дуэль», «Новоселье», «Первый снег» и «Письмо, найденное на утопленнике».
О появлении в прессе при жизни писателя новелл «Разносчик» и «Последствия» нет никаких сведений (возможно, они-то и были найдены в его бумагах).
Повесть «Доктор Ираклий Глосс», опубликованная только в 1921 году, по-видимому, является одним из самых ранних прозаических опытов Мопассана. Писатель работал над нею в 1875 году. В письме к матери от 6 октября этого года Мопассан сообщал (упоминая об одном эпизоде из XXII главы): «Я решительно не знаю, как справиться с главой о служанке и обезьяне в «Ираклии», и это причиняет мне массу затруднений».
Повесть была закончена около 1877 года, но Мопассан не печатал ее, будучи неудовлетворен ею. Действительно, это еще первая проба сил, произведение ученическое и несамостоятельное, в котором французская критика отмечает вольтеровское влияние. В творчестве Мопассана повесть эта стоит совершенно особняком. Она необычна для него по своей форме и технике.
В «Докторе Ираклии Глоссе» преобладает многословная описательность, рассказ о действии, вместо его показа, частые авторские комментарии, наконец, почти полностью отсутствует диалог; прямая речь персонажей тоже редка и не слишком выразительна. Вдумавшись в эти особенности повести, можно понять, какую громадную внутреннюю работу пришлось проделать Мопассану, чтобы прийти к подлинно реалистическому мастерству.
Два отрывка из незаконченных романов «Чужеземная душа» и «Анжелюс» относятся к числу последних, незавершенных работ писателя.
В июльских записях 1890 года Тассар отмечает, что Мопассан собирает материал для «Чужеземной души», а в записи от 5 августа приводит слова писателя о том, что он «начал писать «Чужеземную душу» и, вероятно, это будет хороший роман, хотя, пожалуй, и немного сенсационный» (Souvenirs sur Guy de Maupassant par François, P. 1911, pp. 230 — 232, 248).
Действие романа должно было целиком или в значительной степени происходить на курорте Экс-ле-Бен. Об этом сообщает тот же Тассар:
«Мы много раз поднимались на Ревар. Мой господин долго и с большим вниманием осматривал все горы и пейзажи вокруг Экс-ле-Бен. Как-то раз мы остались на вершине горы до наступления ночи. Наблюдая открывавшуюся перед нами обширную панораму, г-н де Мопассан хотел изучить малейшие ее детали в момент красивого заката. Он доволен и находит, что картина чудесная: солнце исчезло в долине, справа, но его лучи еще освещают озеро, воды которого горят великолепным пожаром, хотя вершины гор уже погрузились во мрак. Это означало, что наступала ночь. Спускаясь с горы, господин сказал мне: «Вы хорошо это видели! Ну так все это вы найдете в новом моем романе. Экс и его окрестности дадут мне превосходную рамку для действий моих персонажей» (Souvenirs... par François, pp 233 — 234).
В своем новом романе Мопассан зновь намеревался дать критику светского общества, его космополитических и растакуэрских кругов. Курорт Экс-ле-Бен с его казино, где так тесно переплетались игра, деньги, любовь, давал писателю для этого богатый материал. Для работы над образом румынской графини Мосска Мопассан собирался принять приглашение румынской королевы, писательницы Кармен Сильва, и посетить Румынию (A. Lurnbroso, p. 335).
В одной из недатированных записей 1891 года, относящихся к марту или апрелю, когда Мопассан плавал на своей яхте по Средиземному морю, Тассар сообщает, что работа над начатым романом прервалась, и притом окончательно, и что с этого момента Мопассан «работает только над одним произведением, над «Анжелюсом» (Souvenirs... par François, p. 265).
Почему же Мопассан прервал работу над «Чужеземной душой»? Конечно, он чувствовал себя больным, тяжело больным. В одном из писем 1891 года к матери он передает слова, сказанные ему одним врачом: «Вы ведете трудовую жизнь, которая убила бы десяток обыкновенных людей... Вы опубликовали 27 томов за десять лет, и этот безумный труд пожрал ваше тело. В данный момент тело мстит, парализуя вашу мозговую деятельность. Вам нужен очень длительный и полный отдых... Я очень хотел бы видеть вас в полной изоляции, в очень здоровой местности, где бы вы ни о чем не думали, ничего бы не делали и, главное, не принимали никаких лекарств».
Сильное ухудшение здоровья Мопассана, — конечно, очень важный фактор. Но оно не заставило его прервать работу над «Анжелюсом». Следовательно, дело было в том, что тема «Чужеземной души», как и других романов о светском обществе («Сильна как смерть», «Наше сердце»), стала казаться писателю слишком мелкой. Разоблачать по-прежнему ничтожество, пустоту и паразитарное существование светских людей, разоблачать их мелкие страстишки, их чванство и лицемерие — нет, это уже не удовлетворяло Мопассана в ту пору, когда он начал предчувствовать свой близкий конец.
Отложив «Чужеземную душу», Мопассан взялся за «Анжелюс», которому он придавал особое значение, усматривая в нем некий итог своего писательского пути.
В «Анжелюсе» соединился ряд тем, которые всегда особенно глубоко волновали Мопассана: франко-прусская война, насилия прусских захватчиков, горе одиноких, обездоленных людей, незаслуженные мучения жертв болезни, трагическая гибель иллюзий, богоборческие мотивы. Роман кончается проклятием богу, равнодушному к страданиям и гибели людей. Впервые Мопассан поставил своего страдающего человека в позицию бунтаря, мятежника, словно этой субъективно-высокой нотой он и хотел закончить свое творчество.
Любопытна запись Тассара от 29 июня 1891 года. В этот день Мопассан был в Авиньоне, где осмотрел старинную церковь; внимание писателя, в частности, привлекла статуя одной святой.
«Вечером он объявил мне, — пишет Тассар, — что мы теперь можем ехать в Ним, и добавил: «Забавно будет, когда позднее г-н Дюма спросит меня, где я видел лицо моей героини, а я отвечу: «В раке авиньонской Notre-Dame des Doms». По правде говоря, я не нашел в этом лице всего того, что мне необходимо для моего женского типа. Тем не менее выражение этого лица — тот неотделанный алмаз, который смогу шлифовать; я схватил в нем такие художественные детали, которые пригодятся для рельефного воспроизведения моего сюжета; последний же я надеюсь выполнить захватывающим образом, близким к совершенству. Я попытаюсь вложить и «Анжелюс» всю силу экспрессии, на какую только способен, и все детали отделаю с особой тщательностью, но, впрочем, так, чтобы не утомлять читателя. Я чувствую себя в отличном настроении для работы над этой книгой, материалом которой так хорошо овладел и которую обдумал с удивительной легкостью. Это будет венец моей карьеры, и я убежден, что достоинства романа приведут в такой энтузиазм читателя-художника, что он спросит себя: роман ли перед ним или сама действительность?»
В июле или в начале августа 1891 года Мопассан продолжал работать над новым романом, как явствует из одной беглой записи Тассара. В последний же раз Тассар упоминает об этой работе в записи от 2 ноября 1891 года: «Ги де Мопассан между прочим снова принялся за «Анжелюс» и работает над ним медленно, но настойчиво» (Souvenirs... par François, pp. 270 — 271, 278, 288). Запись грустная, щадящая больного писателя, который работать уже не мог.
Поэт Огюст Доршен рассказывает, что еще в августе 1891 года он встретился на курорте Шампель-ле-Бен с Мопассаном, приехавшим туда в сопровождении своего друга, доктора Казалиса.
«Мопассан держал под мышкой портфель, полный бумаг, — пишет Доршен, — он открыл его и показал мне листы.
— Вот первые пятьдесят страниц моего романа «Анжелюс». В течение целого года я не мог написать больше ни строчки. Если через три месяца книга не будет написана, я покончу с собой.
Это были его первые слова».
Доршен пишет дальше, что Мопассан рассказал ему содержание романа.
«Оканчивая свой рассказ, длившийся два часа, Мопассан плакал, и мы тоже плакали, видя, сколько еще оставалось таланта, нежности и жалости в этой душе, которая никогда уже больше не сможет выразить того, что она хотела бы передать другим» (Auguste Dorchain. Quelques Normands. «Annales politiques et literaires», 3 juin 1900).
Нет смысла приводить полностью сообщение Доршена, потому что он весьма произвольно передал замысел «Анжелюса», а о некоторых существенных сторонах романа просто умолчал. Так, он не захотел упомянуть о богоборческой теме.
Более точна в своих высказываниях о романе г-жа Леконт дю Нуи, близкий друг Мопассана.
«Мопассан рассказывал мне план романа со всеми подробностями и даже читал главы, которых потом не нашли.
...Г-жа де Бремонталь (избитая и изгнанная из своего дома пруссаками. — Ю. Д.), спасаясь бегством, падает. Несчастной удается из последних сил дотащиться до стойла, и она, задыхаясь, вытягивается на соломе. Падение способствует ускорению родов. Этой же ночью она дает жизнь сыну, который, подобно Христу, родится в яслях. Бедный ребенок появляется на свет живым, но он — жертва страданий, испытанных матерью во время беременности и последнего потрясения, которое она только что испытала: его ноги атрофированы.
Наступает конец войны. В последнем сражении убит г-н де Бремонталь. Молодая вдова считает, что жизнь ее кончена, и приходит к мужественному решению: она посвятит себя воспитанию своих двух сыновей.
Старший вырастает храбрым и сильным. Он меньше нуждается в материнских заботах, чем маленький калека. Поэтому Анри (старшего. — Ю. Д.) помещают в коллеж, чтобы изолировать его от печальной домашней атмосферы.
Младший, Андре, подрастает, но он не способен стоять на ногах. Однако если ноги бедняжки остаются парализованными, то ум его развивается. Мать приставила к нему учителями аббата Марво и сына доктора Патюреля (тоже врача. — Ю. Д.). Характеры двух этих людей были обрисованы очень интересно. Аббат представлял собою возвышеннейший спиритуализм, а доктор, сторонник новых идей, был склонен, в противоположность ему, скорее отрицать, чем утверждать, но при всем том был милосерден и добр, не в пример иному святоше. Настойчиво, но бесплодно пытался доктор Патюрель исцелить юного Бремонталя, но был вынужден убедиться, что человеческая наука бессильна перед лицом неотвратимых жестокостей природы; не имея возможности превратить Андре в здорового и крепкого мальчика, он поставил себе задачей воспитать в нем философский ум, который помог бы ему понимать и переносить жизнь.
Однажды аббат и доктор сошлись в парке г-жи де Бремонталь возле кресла, в котором лежал пятнадцатилетний калека. Постепенно завязался спор. Оба собеседника не обращали внимания на ребенка и незаметно перешли от самых личных тем к самым общим идеям (здесь г-жа Леконт дю Нуи приводит второй из дополнительных фрагментов романа, где врач говорит о «Деле господа бога», а священник — о Христе. — Ю. Д.).
Прошло несколько лет. Обучение Андре было закончено, и доктор Патюрель послал г-жу де Бремонталь с ее сыновьями на воды в Экс в надежде, что такое лечение принесет хорошие результаты: доктор слишком любил своего больного, чтобы не надеяться на это.
Путешествие состоялось. Анри и Андре остановились в гостинице вместе с матерью. Анри, искусный спортсмен, познакомился по приезде с группой юношей и девушек и вместе с ними участвовал в экскурсиях, а главное, играл в лаун-теннис, отдавая этому все время.
Из окна своей комнаты брат смотрел на него. Андре не чувствовал себя счастливым: жизнь, которую вели на водах, ему не нравилась, а разговоры, которые он слышал, утомляли его своей бессодержательностью. Гораздо выше ценил он своих друзей из Руана (аббата Марво и доктора Патюреля. — Ю. Д.) и с сожалением вспоминал об их беседах, осмысленных и ободряющих.
Печаль больного возрастает со дня на день. Мать обеспокоена.
Как-то Анри предлагает брату присутствовать на игре, но Андре отказывается под тем предлогом, что ему там не место.
Тогда г-жа де Бремонталь и ее старший сын составляют заговор, и то, чего они не могут добиться от Андре, удается одной молодой девушке.
Она находит такие доводы, на которые ему нечего возразить, а за разговором, не оставляя ему времени вернуться к своему решению, везет кресло калеки к теннису, где и представляет его своим друзьям. Она помогает несчастному выказать в лучшем свете свой ум; интеллектуальное превосходство Андре производит впечатление на всех. Он чувствует вдруг, что как бы возрождается к жизни, и его матери приходит мысль: «Это воскресение!»
Вечер. Стоит жара, благоухают цветы. Андре беседует на террасе гостиницы с молодой девушкой. Он жалуется на свой печальный жребий, на скорбь, овладевающую им при мысли, что никогда, никогда и никто его не полюбит.
Его подруга протестует, и он слушает ее, как в экстазе. Схватив руку девушки, он покрывает ее пламенными поцелуями; удивленная этой внезапной вспышкой, она не отнимает руки, — она боится огорчить бедного больного да и так далека от мысли, что он ее любит!
Но Андре уже считает себя любимым. Когда на следующий день мать входит в его комнату, она изумлена: он чувствует себя лучше, у него сияющий вид; таким она еще никогда его не видела. Впервые после столь многих лет г-жа де Бремонталь почти счастлива. Несколько дней назад обручился Анри, и она еще не решалась сказать об этом своему несчастному ребенку; теперь она почувствовала себя смелее.
— На ком же он женится? — весело спросил Андре.
— На мадмуазель X...
Это была та девушка, которую полюбил Андре, та, которая, как он думал, любит его!
Он лишается сознания. Как только он приходит в себя, он хочет уехать, уехать тотчас же, не видя никого.
Возвратившись в Руан, бедный калека не выдерживает больше. Он разражается рыданиями и упрекает мать не только за то, что она дала ему жизнь, но и за то, что заботилась о развитии его ума. Он, родившийся при первых колокольных звуках анжелюса вечернего, умирает при первом звоне утреннего анжелюса.
И мать, бывшая до этого момента страстной католичкой, в порыве возвышенного безумия, перед лицом спокойной красоты и равнодушия природы, проклинает бога и осыпает его оскорблениями» (En regardant passer la vie..., par l'auteur d'«Amitie amoureuse» et Henri Amic. P. 1903, pp. 50 — 61).
Таков был этот замысел. Любимые герои Мопассана были в этом романе горькими жертвами прусских захватчиков, на всю жизнь искалеченными ими физически или духовно. Против его страдающих героев обращена и жестокость природы, не дающей исцеления бедному калеке Андре, не позволяющей значительной части человечества, обреченной болезням, вернуть себе здоровье. За что же все эти незаслуженные страдания? И должен же кто-то отвечать за них! Кто же? Бог! Вторым Христом родится Андре в яслях, но он не приносит в мир ничего, кроме своего страдания, отверженности и глубокой скорби. Неясно, проводил ли Мопассан какую-нибудь параллель между Андре и героем евангельских легенд (диалог аббата Марво с доктором Патюрелем и третий дополнительный фрагмент говорят о наличии в романе какого-то религиозного или антирелигиозного мотива), но все это должно было только подготовлять финал с тезисом о жестокости бога, о судебном «Деле господа бога». Этот финал не был неожиданным: богоборческие мотивы уже встречались у Мопассана: в «Муароне» (т. III), в «Бесполезной красоте» (т. IX) и др.
|