Л.Токарев. Предисловие
-------------------------------------------------------------------
Издательство "Прогресс" Москва 1972
OCR Longsoft ocr.krossw.ru, июнь 2007
-------------------------------------------------------------------
Осенью 1968 года литературный Париж пережил своеобразную сенсацию. Писатель Бернар Клавель, автор десяти романов и нескольких сборников новелл, демонстративно «не замечать» которого снобистская критика считала хорошим тоном, вдруг стал обладателем сразу двух крупнейших премий: Гонкуровской — за роман «Плоды зимы» и «Гран при» города Парижа — за все свое творчество. Это событие бурно комментировала французская «большая пресса». В 1970 году Клавель был избран в Академию Гонкуров, присуждающую самую почетную во Франции литературную награду, и на страницах «большой прессы» вокруг его имени снова закипели страсти. Почти все книги писателя вышли массовыми изданиями, некоторые из них были экранизированы.
Признание и большой читательский успех Бернара Клавеля — писателя, который талантливо, с подлинным демократизмом изображает жизнь простых людей, — объясняются прежде всего той «переоценкой ценностей», что происходит сейчас во французской литературе. Канул в Лету «новый роман», отцветает, почти не успев расцвесть, крайние формалистическая проза новейших авангардистов, вдохновляющихся идеями структурализма. Их предельно абстрактные и вычурные «тексты», напоминающие, как правило, либо упражнения из учебников логики, либо главы из пособий по психоанализу, не встречают интереса у читателей. Сегодня во Франции все громче звучат голоса писателей, которые призывают вернуть в литературу человека, восстановить в правах «настоящую жизнь».
Именно в подлинной, не приукрашенной модными мифами «общества потребления» жизни находит Бернар Клавель своих героев. По мнению писателя, художник должен быть тесно связан с жизнью своего времени, быть свидетелем своей эпохи. «Неужели писатель, еще нестарый и живущий в эру космических полетов, может интересоваться примитивными персонажами, жизнь которых так же банальна, как существование бедного крестьянина, служанки или рабочего?» — спросили Клавеля во время одной из его встреч с читателями парижского предместья. Ответ на этот вопрос писатель дал в статье «Мотыга», опубликованной месяц спустя после присуждения ему Гонкуровской премии в еженедельнике «Леттр франсез». Клавель заявляет, что литература, по его убеждению, призвана говорить о людях из народа, «все богатство которых — в их мозолистых руках и теплоте влюбленных в жизнь сердец», что высший долг писателя — отстаивать достоинство человека.
На вопрос, как надо писать, Клавель любит отвечать афоризмом Жюля Ренара: «Ясность — это вежливость литератора». В этих словах — и творческое кредо самого Клавеля, и разгадка популярности его книг, на первый взгляд таких бесхитростных и непритязательных.
Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую.
Основное внимание автора в «Плодах зимы» сосредоточено, на судьбе отца и матери Жюльена — «маленьких людях», попавших под колеса «большой» Истории. Человек и История — это главная тема и своеобразный лейтмотив романа. Уже в первой строке об Истории грозно напоминает дата — октябрь 1943 года, а на последних страницах в разговоре смертельно больного отца с невесткой промелькнет зловещее упоминание о «бомбе, которую сбросили на Японию». История как бы незримо всюду присутствует в книге Клавеля: папаша Дюбуа частенько вспоминает первую мировую войну, когда все ему казалось таким простым и понятным — бей бошей, и дело с концом! А «нынешняя война все опоганила, — говорит мать. — Внесла рознь. Даже там, где не сражаются, она сеет зло». «Война все опоганила и опошлила. Войне нужен мрак».
Не обошла война и семью Дюбуа. Сыновья старика оказались в разных лагерях. Старший сын Поль, преуспевающий бакалейщик, стал коллаборационистом и обделывает с немцами свои темные делишки. Поль ненавидит всех — коммунистов и деголлевцев, ненавидит все, кроме денег и собственного благополучия. В конце концов он обирает даже родного отца: заставив его подписать завещание в свою пользу, Поль затем попросту забывает кормить его, занимает под гаражи для своих грузовиков отцовский сад. Младший — Жюльен — помогает борцам Сопротивления и женат на коммунистке, а коммунистов папаша Дюбуа всю свою жизнь смертельно боялся, хотя толком о них ничего и не знал.
Две долгих военных зимы стали для стариков Дюбуа временем «беспросветного молчания и одиночества». Неторопливо, обстоятельно, очень дотошно описывая каждую подробность их «житья-бытья», повествует Клавель о медленном угасании родителей Жюльена. Узкий мирок их ограничен домом, за пределами которого столько опасностей и тревог. Все труднее справляться с хозяйством — садом и крольчатником, любая мелочь вырастает в неразрешимую проблему. Поездка в лес за валежником — для стариков целая эпопея (эта прекрасно, с большим драматизмом написанная сцена занимает чуть не треть романа). Все существование стариков сводится к монотонным привычным жестам и редким словам. Даже в предсмертном бреду старик будет волноваться: «Что с его садом? Хорошо ли заперли дверь? Погашен ли огонь в плите? А что в сарае? Что с его инструментом? Предохранит ли его смазка от сырости, не заржавеет ли он до весны?» Размеренная жизнь стариков — сплошные будни, где все дни похожи один на другой, наполнены все теми же трудами и заботами. Не жизнь, а поистине «великое терпение».
Обстоятельная, фиксирующая все подробности «крупным планом», нарочито однообразная по художественным приемам манера Бернара Клавеля в «Плодах зимы» очень точно соответствует содержанию романа. Стиль Бернара Клавеля — вовсе не результат влияния «популизма», приверженцы которого идиллически живописали тихие уголки «старой Франции», идеализировали отсталость и патриархальность в духе наивного демократизма, проклинали прогресс. Простая, безыскусственная, но по-своему тонкая проза Клавеля в этом романе весьма выразительна и драматически напряжена. Писатель нашел нужный, замедленный ритм, чтобы показать угасающую жизнь стариков, их накопившуюся за долгие годы душевную усталость.
В отличие от «популистов» Клавель не идеализирует своих героев. Он правдив, временами даже безжалостен и суров в обрисовке их характеров.
Особенно удался писателю образ отца. Папаша Дюбуа — яркий социальный тип. Бывший хозяин пекарни, мелкий ремесленник, в чьем характере причудливо сплелись черты труженика и ограниченного хозяина-собственника. Подобные папаши Дюбуа бессильны перед натиском Истории, растерянны перед новым соотношением сил, сложившимся в современном обществе, выжить они уже не могут и, по сути, обречены на гибель. Отец — своеобразный обломок прошлого, жизнь как бы обошла его.
«Жить в мире», «быть в стороне от схватки», «не лезть в политику», ««работать не покладая рук, растить детей, иметь свой домик» — вот нехитрые заповеди отца. Полвека отупляющего и изнуряющего труда булочника, полвека каждодневного страха перед разорением, болезнью, перед возможностью оказаться для других обузой; панического страха перед непонятной, чуждой «большой жизнью», боязнь за будущее своей семьи. Клавель далек от снисходительного умиления патриархальными чертами характера отца. Писатель беспощадно правдив, рисуя психологию папаши Дюбуа, в душе которого уживаются честный, неутомимый труженик и эгоист, собственник, дрожащий над своим добром. Он отгорожен от всего мира стенами своего дома и забором своего сада, он не обращает и не желает обращать внимания ни на что, кроме работы и домашних хлопот. «Коли всю жизнь месишь тесто и вскапываешь землю, много ли остается времени на политику», — недовольно ворчит он. Но у этого черствого эгоиста и упрямого брюзги золотые руки и чистая совесть. Оказывается, этот себялюбец способен на искреннее бескорыстие и как лучшее мгновение своей жизни вспоминает день в тяжелом 1940 году, когда он вновь понадобился людям и бесплатно выпекал для них хлеб.
Клавель с большим мастерством психолога раскрыл внутренний мир отца. В его образе он разглядел трагедию человека, не сумевшего понять, почему жизнь была так жестока и несправедлива к нему.
Обаятелен и образ матери — женщины открытого, щедрого и нежного сердца. Вечная труженица, она самоотверженно любит сына, трогательно заботится о муже, она способна не только на великую любовь, но и на великое презрение к предателям и шкурникам вроде своего пасынка Поля. Глава, где описана ее тихая, мужественная смерть, одна из лучших в романе. Во французской прозе наших дней немного найдется книг, где с такой любовью и преклонением говорилось бы о женщине-матери.
Тетралогия «Великое терпение» — заметное явление в прогрессивной литературе современной Франции. «Я верен жизни и поэтому являюсь писателем-реалистом», — заявил Клавель в 1968 году, отвечая на анкету журнала «Эроп» о проблемах романа. Писатель, по его словам, обязан писать «ясным, всем понятным языком». Честные и правдивые книги Бернара Клавеля, написанные с добрым вниманием к людям, пронизаны верой в человека. А это значит, что они еще долго будут нужны людям.
|