[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Бернар Клавель. В чужом доме.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  Часть вторая

  19

  20

  21

  22

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  Часть третья

  31

32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  Часть четвертая

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  Часть пятая

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

<< пред. <<   >> след. >>

     32
     
     Через несколько дней после крещения молоденькая продавщица, помощник мастера и ученики получили какие-то письма. Всякий раз, когда кому-либо из них приходила корреспонденция, хозяйка клала ее на стол в полдень перед едой. И в тот день, войдя в столовую, каждый обнаружил возле прибора конверт со штампом наверху: «Всеобщая конфедерация труда». Хозяин уже сидел на своем месте, развернув газету, и украдкой наблюдал за каждым. Первым вскрыл конверт Виктор, его примеру последовали остальные.
     Закончив чтение, Виктор протянул листок хозяину.
      — Взгляните, если угодно, господин Петьо.
     Тот изобразил на лице удивление, поколебался, потом сказал:
      — Но ведь это ваша почта, Виктор, это меня не касается.
      — Чего там, можете поглядеть. Это просто извещение.
     Господин Петьо начал читать про себя, но жена его тут же спросила:
      — Что такое?
     И тогда хозяин принялся читать вслух:
      — В связи с образованием в составе ВКТ местной секции работников кондитерской промышленности вы приглашаетесь на собрание, которое состоится в четверг вечером, в двадцать часов, в помещении Биржи труда. Надеемся... Примите и прочее...
     Господин Петьо умолк, протянул письмо Виктору и обвел глазами стол.
      — Подумаешь, собрание! — воскликнул Виктор. — Плевать я хотел!
      — Вы не правы, — елейным голосом заметил хозяин. — Они вас так любезно приглашают, надо пойти.
      — У меня другие дела найдутся.
      — Так или иначе, в этом вопросе каждый из вас волен поступать, как ему вздумается, — сказал господин Петьо. — Во всяком случае, те, кто захочет, могут пойти... Я пораньше закрою кондитерскую.
      — Ну, меня это и вовсе не интересует, — объявил Морис.
     Жюльен промолчал. Не сказала ни слова и Колетта, но мальчик заметил, что она глядит на него.
      — А вы, милая Клодина? — спросила госпожа Петьо. — Вы не получили приглашения?
     Клодина сделала неопределенный жест, словно извиняясь.
      — Вполне понятно, — вмешался господин Петьо. — Ведь она не продавщица. Она работает прислугой. А для этой категории, должно быть, имеется своя профсоюзная секция.
     До конца перерыва к этой теме больше не возвращались. Как обычно, хозяин комментировал новости спортивной и политической жизни и поносил тех, кого именовал «левым сбродом» и «коммунистическим отребьем».
     Жюльен слушал вполуха. Дома его отец постоянно повторял, что Народный фронт — сущая беда и что коммунисты доведут страну до гибели. Господин Петьо рассуждал так же, он только выражался резче и грубее, вот и вся разница. Сам Жюльен понятия не имел о том, что такое коммунизм и Народный фронт. Он лишь отмечал про себя, что хозяин непрестанно кричит о какой-то метле и всякий раз заявляет, что, коль скоро нельзя рассчитывать ни на полицию, ни на армию, нужно, чтобы отряды «Боевых крестов» [*] сами взялись за дело и смели с лица земли весь этот сброд, разлагающий Францию.
     
     [*] Фашистская организация, существовавшая во Франции перед второй мировой войной.
     
     В тот день господин Петьо особенно неистовствовал, так что жена несколько раз его останавливала.
      — Да не кричи ты так, — говорила она, — еще заболеешь! Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, а в результате никто тебе и спасибо не скажет.
     Хозяин на минуту умолкал, а потом опять принимался разглагольствовать, заявляя, что ему никто ни разу не сказал спасибо за все, что он до сих пор сделал, и что он, видно, так и не дождется благодарности за то, что верой и правдой служил своей стране во время войны тысяча девятьсот четырнадцатого года.
     Каждую фразу он начинал почти спокойно, но потом в голосе его раздавались все более раздраженные нотки, он все сильнее возмущался. Так было всегда, говорил ли он о спорте или о войне, о политике или о своих конкурентах. И все же никто никогда не осмеливался ему перечить.
     Возвратившись после перерыва, мастер сообщил, что к нему домой также пришло приглашение от Всеобщей конфедерации труда.
      — А что вы намерены делать? — спросил Виктор. — Пойдете на собрание?
      — И без того придумаю, на что убить время, — отрезал мастер.
     До утра больше не было речи о собрании. Когда все, кроме хозяина, уже были на своих местах, мастер спросил:
      — Кто идет вечером на собрание?
     Все переглянулись. Никто не отозвался. Он подождал с минуту, потом сказал:
      — Так вот, хорошенько поразмыслив, я решил, что следует туда пойти. В конце концов, нас это ни к чему не обязывает.
      — Я не могу, — сказал Виктор. — У меня свидание.
      — У тебя свидания два раза на дню, — усмехнулся мастер, — можешь разок пропустить. Ничего с тобой не случится, и с твоей девчонкой тоже. Кстати, не думаю, чтобы собрание продолжалось больше получаса. Что нам могут такого сообщить?
      — Вы и вправду хотите туда пойти, шеф? — опросил Виктор.
      — Конечно. И надеюсь, что все вы составите мне компанию.
     Он посмотрел на своего помощника и учеников.
      — Ладно, — согласился Виктор, — я как-нибудь устроюсь.
      — Хорошо, шеф, — проговорил Жюльен, — я тоже пойду.
     Один только Морис промолчал.
      — А ты что? — спросил мастер. — Живешь сам по себе?
      — Видите ли, шеф, тут все дело в моем папаше. Коли отец узнает, что я ходил на такое собрание, боюсь, он рассвирепеет.
     Мастер поскреб в затылке.
      — Так-то оно так, — пробормотал он, — но ведь на сегодняшний день ты ученик. И что удивительного, если ты пойдешь со всеми?
     Он остановился, немного подумал, переводя взгляд с Жюльена на Мориса, потом, усмехнувшись, прибавил:
      — Жюльен, верно, тоже в один прекрасный день заделается хозяином. У его отца было свое дело, и он отдал сына в обучение, чтобы малый приобрел профессию и мог потом открыть собственную лавочку. — Мастер ухмыльнулся. — Это никому из нас не заказано. Нынче у нас в карманах пусто, но кто знает, что принесет нам завтрашний день.
     Все же Морис не дал определенного ответа. Войдя в цех, хозяин, когда первые противни с рогаликами были посажены в печь и корочка их слегка подрумянилась, четко выделяя слова, спросил:
      — Ну, так как с сегодняшним собранием?
     Мастер объяснил, что идут все, кроме Мориса. Господин Петьо удивился, потом сказал:
      — Ступай с ними, Морис. Если твой отец поднимет шум, я скажу, что сам велел тебе пойти.
     И вечером, быстро поужинав, они тотчас же начали закрывать ставни, в то время как господин Петьо запирал магазин. Хозяин улыбался.
      — Ступайте, ступайте, — сказал он, — не теряйте времени, а то опоздаете.
     Отправились вчетвером: Колетта, Виктор и оба ученика. По дороге они остановились возле дома мастера, он накинул куртку и присоединился к ним.
     Вечер был светлый, луна уже висела высоко в небе и отражалась в темной воде возле порта. Маленькие окошечки на баржах были освещены, за цветными занавесками двигались тени. Погода стояла тихая; переходя через канал, они слышали, как с арок моста падают вниз капли воды.
     На Бирже труда их провели в помещение нижнего этажа. Там стоял некрашеный столик и стул. Против стола выстроились в ряд деревянные скамейки. На них уже сидели рабочие и ученики из других кондитерских. Начались рукопожатия, потом все снова уселись. Когда сторожиха, проводившая их в помещение, вышла, Виктор уселся за столик и принялся паясничать. Присутствующие покатывались со смеху. Но тут в коридоре послышались голоса, и Виктор поспешно вернулся на свое место. Вошла новая группа людей. Среди них Жюльен узнал своих товарищей по боксу. Зеф опустился на скамью рядом с ним. Худощавый юноша, вечно читавший книги и не раскрывавший рта, уселся в первом ряду. Жюльен заметил, что, кроме Колетты, других женщин не было.
     Несколько минут все ожидали, перекидываясь словами; потом вошел какой-то человек с бумагами в руках. Был он невысокого роста и тщедушный. Очень длинные черные волосы обрамляли его бледное лицо с большим, немного кривым носом. Он поздоровался, положил бумаги на стол. Раза два кашлянул, обвел взглядом помещение и заговорил глухим невнятным голосом:
      — Так вот, мы созвали вас сегодня потому, что нам кажется ненормальным существующее положение, когда рабочие кондитерских до сих пор еще не организованы.
      — Громче! — крикнул кто-то.
     Человек за столом смешался, помедлил, потом продолжал немного громче.
      — Вас должен был принять самолично товарищ Поль Жакье, но он не мог освободиться. И поручил мне разъяснить вам главную цель этого первого нашего собрания.
     Он сделал паузу. Несколько человек негромко переговаривались между собой. Худощавый юноша, сидевший в первом ряду, повернулся и крикнул:
      — Помолчите! Те, кому не интересно, могут выйти.
     Голоса смолкли. Никто не двинулся с места.
      — Так вот, — продолжал представитель ВКТ, — по-моему, в вашей промышленности, по крайней мере в некоторых фирмах, закон о сорокачасовой рабочей неделе не соблюдается.
     Послышался шепот, смешки. Человек, сидевший за столом, опять обвел взглядом собравшихся. Вид у него был смущенный. Каждую фразу он начинал довольно громко, но потом голос его звучал все тише и тише, и последние слова с трудом можно было разобрать. Несмотря на перешептывания, он еще некоторое время говорил, потом остановился. Слегка выпрямившись, он перевел дух, весь подобрался и, дождавшись минутной тишины, закончил:
      — Итак, мы создаем секцию кондитерских рабочих. Те, кто захочет сразу получить членский билет, могут это сделать. Для сведения остальных — тех, кто предпочитает немного подумать, — сообщаю, что дежурства у нас бывают каждый вечер с пяти до девяти часов, а в воскресенье — все утро. Благодарю вас за внимание.
     Все поднялись с мест, громко разговаривая. Некоторые смеялись. Жюльен взглянул туда, где стоял стол. К столу подошли только худощавый юноша из первого ряда да какой-то рабочий, которого мальчик не знал. Жюльен чуть замешкался и взглянул на Андре: тот, разговаривая с мастером, обучавшим Зефа, шел к двери. Потом Жюльен и сам последовал за ними. У выхода он оглянулся. Работник профсоюза протягивал незнакомому рабочему красный билет. Тот взял его, сунул в задний карман брюк, после чего они обменялись рукопожатием.
     На улице люди разбились на группы. Ученики медленно поднялись по откосу, ведущему к бульвару. Жюльен шагал между Зефом и Морисом. С минуту ребята говорили о собрании, потом Морис заметил:
      — Если теплая погода удержится, скоро можно будет тренироваться во дворе, а там, глядишь, и купаться начнем.
     Ребята тут же забыли о собрании. Жюльен впервые оказался в этом квартале в такой поздний час. Они достигли перекрестка улицы Дюсийе, и он увидел на тротуаре женщину лет пятидесяти; она стояла под фонарем и смотрела на них.
     Когда ученики поравнялись с нею, она шагнула вперед и поманила их рукой. Кто-то крикнул:
      — Убирайся, старая дрянь!
     Женщина сделала непристойный жест и удалилась.
      — Кто это? — спросил Жюльен.
     Остальные рассмеялись.
      — Бульварная женщина.
      — Кто?
      — Ну, проститутка. Здесь их называют бульварными, потому что они стоят возле откоса, ведущего на бульвар. Эта — самая старая из них. Но иногда тут стоят две или три помоложе, они недурны собой.
      — Знаешь, сколько она берет? — спросил Зеф.
      — Нет, — ответил Морис. — Если даже и дешево, меня это не интересует, слишком она стара.
      — И меня не интересует. Но мне говорил приятель, который имел с ней дело. Она берет сто су.
      — А другие? — спросил Морис.
      — Смотря какая. Иногда даже до пятидесяти франков.
      — Пятьдесят монет! К чертям собачьим! Двухмесячное жалованье, чтобы разок переспать с бабой! Не такой я дурак! А главное, того и гляди еще что-нибудь подцепишь!
     Жюльен молчал. Он дважды оглянулся. Старая проститутка вернулась на свое место под фонарем. Она немного горбилась, пальто ее слегка распахнулось, открывая тяжелую отвислую грудь.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft