| << пред. << >> след. >> XIX. О МАРКЕ И ХАЛЕВЕ
В то время как Нехушта, напрягая все свои силы, старалась втащить упавшего от изнеможения Марка в тайный ход старой башни, она не видела, как Мириам отскочила от камня, чтобы выбить светильник из рук стража, и потому, услыхав глухой звук захлопнувшейся двери, со вздохом облегчения воскликнула:
— Ну, как раз вовремя! Кажется, никто нас не видел!
Но ответа не было, и с воплем отчаяния Нехушта добавила:
— Госпожа! Где ты, отзовись, Христа ради! Где ты, госпожа?!
Но опять то же безмолвие могилы, опять ни звука.
— Что случилось? — спросил пришедший в себя Марк. — Где я, Мириам?
— Случилось то, что Мириам в руках евреев, проклятый римлянин!.. Чтобы спасти тебя, она пожертвовала собою!.. Они распнут ее за то, что она помогла бежать тебе, римлянину!..
Дверь захлопнулась за ней, и теперь мы ничего поделать не можем! — хриплым от бешенства и отчаяния голосом восклицала верная служанка.
— О, не говори так! Отопри эту дверь, я еще жив, могу отстоять ее... — но, вспомнив, что у него нет меча, добавил: — Или хоть умереть вместе с ней!
— Отпереть дверь? Ключ у нее! Я ничего не могу сделать!
— Так я помогу тебе выломать ее!
— Выломать эту дверь?.. Каменную плиту в 3 фута толщиною... Ха! Ха!
Но, говоря эти слова, несчастная женщина, как безумная, старалась запустить в узкую скважину свои тонкие пальцы, те хрустели, мясо отставало от костей. В то же время Марк в бессильном отчаянии старался сдвинуть плечом тяжелую глыбу, но, сознавая свою немощность, с отчаянием упал.
— Погибла! Из-за меня, о Боги!.. Из-за меня! — и он принимался рыдать и дико хохотал в бреду, пока не лишился сознания.
— Убить бы его! — мелькнуло в озлобленном сердце Нехушты. — Проклятый римлянин, из-за него... Нет, нет, она его любила, лучше покончить с самой собой, без нее на что мне жизнь? Пусть это грех, мне это все равно!
И измученная, разбитая, опустилась Нехушта на каменную ступень лестницы, бессмысленно уставившись глазами в одну точку. Вдруг впереди замигал огонек. То был брат Итиэль. Нехушта встала и посмотрела ему в лицо.
— Ну, хвала Богу! — произнес старик. — Вы здесь, а я уж третий раз прихожу искать вас сюда, мы беспокоимся, почему Мириам не идет!
— И она никогда больше не придет! — с рыданием воскликнула несчастная женщина. — Взамен себя она оставила нам этого проклятого римлянина, римского префекта Марка!
— Что? Что ты говоришь? Где Мириам?
— В руках евреев! — ответила она и рассказала ему все, что было.
— Помочь ей — увы! — мы не можем. Пусть Бог поможет ей!.. — простонал Итиэль.
— А что мы будем делать с этим человеком?
— Постараемся сделать для него все, что в наших силах, ведь она, пожертвовавшая собою ради него, рассчитывала, что мы поможем ему, кроме того, много лет назад он был нашим гостем и другом!
Итиэль ушел и призвал более сильных и молодых братьев, которые отнесли Марка в пещерку, служившую помещением Мириам, где бедный больной пролежал не одну неделю в безумном бреду, не подавая даже надежды на выздоровление. Только благодаря необычайному искусству братьев-врачевателей и неусыпному уходу Нехушты, удалось спасти ему жизнь.
Между тем ессеям удалось узнать, что и Иерусалим, и гора Сиоп пали, что Мириам была осуждена Синедрионом и прикована к позорному столбу на вратах Никанора, но что с нею сталось дальше, они не знали.
К этому времени их запасы стали приходить к концу, и так как стража римлян теперь, была не столь бдительна, как раньше, а евреи, если они были не в плену и не в тюрьмах, прятались, как совы, боясь показаться на свет Божий, и их опасаться не было нужды, ессеи решили покинуть свое подземное убежище и попытаться вернуться к берегам Иордана.
Однажды ночью вереница бледных людей, за которыми несли ряд носилок с больными, осторожно вышла из подземелья и направилась по дороге к Иерихону. Вся эта местность, всегда довольно пустынная, теперь окончательно вымерла, так что они с трудом питались в пути кореньями и последними крохами своих запасов.
Ни при выходе из подземелья, ни на пути никто не остановил и не потревожил их.
Прибыв в Иерихон, ессеи убедились, что город представлял из себя только груду развалин, и не останавливаясь, направились к своему бывшему селению. Почти все дома и сады их были сожжены и разрушены, но несколько пещер в песчаном холме сзади селения, служивших им в качестве житниц и складов, остались нетронутыми, к великой их радости даже запасы, хранившиеся там, уцелели.
Здесь они временно поселились, принявшись вновь возделывать свои поля, виноградники и отстраивать дома. Но теперь их было почти наполовину меньше прежнего, и работа шла медленно.
Пленника своего, Марка, они принесли с собою и послали за Нехуштой, ухаживавшей за ним в одной из пещер, Головная рана его зажила теперь, но повреждение колена было так серьезно, что он не мог ходить без костыля и вообще был слаб и беспомощен, как ребенок. Кроме того, душевное состояние его было настолько безнадежно, что он по целым часам просиживал неподвижно в бывшем садике Мириам, не спуская глаз с того навеса, где была ее мастерская, он почти ни с кем не говорил, никогда не улыбался и, видимо, неутешно горевал о любимой им девушке.
Слухи доходили, что Тит, окончательно разорив и разрушив Иерусалим, двинулся со своими войсками к Цезарее, где зимовал, устраивая великолепные зрелища в амфитеатре и почти ежедневно обрекая на смерть на арене десятки и сотни своих еврейских пленников. Но Марк не имел возможности да и не хотел дать знать о себе Титу, отчасти из опасения навлечь беду на своих благодетелей ессеев, а отчасти и потому еще, что для римлянина считалось позором быть захваченным в плен живым, как это случилось с ним.
Между тем ессей, брат Самуил, покинув Тир с намерением исполнить поручение Мириам и прибыв в Иерусалим, где он застал только груды трупов и развалин и стаи хищных птиц, верный своему обещанию, приложил все старания, чтобы отыскать убежище ессеев, но, несмотря на упорное усердие, это ему не удавалось. Тех примет, о которых ему говорила Мириам, уже не было и следа, повсюду валялась масса камней и обломков скал, шакалы успели наделать столько нор, что разобраться в них не было никакой возможности. В конце концов, он был схвачен римским патрулем, которому он показался подозрительным, и подвергнут допросу, после чего его включили в число пленных невольников, работавших над разрушением остатков стен Иерусалимских, так как Тит решил сравнять их с землей. Здесь он проработал более четырех месяцев, получая только насущный хлеб да бесчисленные побои и брань. В числе его товарищей, работавших подобно ему, под кнутом победителей, был один брат ессей, который сообщил, что их единоверцы вернулись на берега Иордана. Когда Самуилу удалось бежать из-под надзора римлян, он направился прямо в бывшее селение ессеев близ Иерихона. Прибыв благополучно к своим, он осведомился, у них ли еще находится раненый римлянин, префект Марк, к которому он имеет поручение от Мириам, внучки Бенони, прозванной королевой ессеев.
Разузнав о ней все, что им мог сообщить Самуил, ессей проводили его в бывший садик Мириам, где проводил целые дни Марк в обществе старой Нехушты, которая теперь ни на шаг не отходила от него. Она первая заметила приближавшегося Самуила.
— Кого ты ищешь? — спросила она.
— Благородного Марка, римского префекта, к которому я имею поручение от Мириам, внучки старого Бенони! — ответил Самуил.
При этих словах его и Марк, и Нехушта вскочили на ноги.
— Какое ты представишь доказательство в том? — воскликнул Марк, весь бледный, едва держась на ногах.
— Вот это! — промолвил Самуил, подавая ему кольцо, и передал все, что ему было поручено, добавив, что у него было собственноручное письмо Мириам к Марку, но римские солдаты отняли его.
— А давно ли ты видел ее? — спросила Нехушта.
— Около пяти месяцев тому назад! — сказал Самуил.
— Около пяти месяцев! А Тит покинул Иудею? — тревожно осведомился Марк.
— Да, я слышал, что он отплыл из Александрии в Рим!
— Женщина, нам нельзя терять ни минуты! — воскликнул Марк. — Тит на пути в Рим!
— Да! — отозвалась Нехушта. — Нам остается только поблагодарить этого человека, который принес эту весть, и так как мы не в силах вознаградить его за эту услугу, сказать, что Бог вознаградит его за нас!
— Да, пусть боги вознаградят тебя, добрый человек, а мы благодарим тебя от всей души! — сказал Марк и, опережая Самуила, направился с Нехуштой сообщить радостную и вместе тревожную весть умирающему Итиэлю.
Выслушав их, старец возблагодарил Бога за его беспредельное милосердие и в ответ на высказанные Марком опасения сказал:
— Бог, спасший ее на вратах Никанора, спасет и от позора на форуме! Но что же ты собственно желаешь, благородный Марк?
— Я прошу братьев ессеев не ради себя, а ради нее даровать мне свободу и отпустить меня немедленно в Рим, чтобы я мог спасти ее от продажи на торжище или хоть купить ее, если только не опоздаю!
— Купить ее себе в невольницы?
— Нет, чтобы даровать ей свободу!
— Мы сейчас созовем совет и обсудим твою просьбу на совете! — сказал старик.
По зрелом и всестороннем обсуждении, совет ессеев решил даровать Марку свободу и даже снабдить его необходимыми на время путешествия деньгами, поручив передать Мириам, когда он увидит ее, их благословение.
После того Марк и Нехушта сердечно простились со всей общиной ессеев и со стариком Итиэлем еще отдельно.
— Я уминаю, друзья мои, и прежде чем вы прибудете в Рим, меня уже не будет в живых! — проговорил Итиэль. — Передайте Мириам, возлюбленной племяннице моей, что дух мой всегда невидимо будет охранять ее в ожидании радостного свидания с ней в другом, лучшем мире!
Простившись с ним, Марк и Нехушта в ту же ночь на лошадях отправились в Яффу, где, на их счастье, застали судно, готовившееся к отплытию в Александрию. В этом портовом городе было немало всяких судов, и на одном из них Марк и Нехушта, в самый день прибытия в Александрию, отплыли в Региум.
В страшную ночь пожара храма Иерусалимского Халев вместе с Симоном-Зилотом и несколькими сотнями других евреев скрылся в Верхнем городе, где, разрушив за собою мост, еще долго держались остатки еврейского народа. Во время этого поспешного бегства из ограды горящего храма Халев несколько раз пытался вернуться назад к вратам Никанора и, рискуя своею жизнью, спасти, если еще не поздно, любимую им девушку. Но римляне уже заняли эти врата и мост, который евреи спешили уничтожить, чтобы отрезать Верхний город от собственно Иерусалима и храма, занятых неприятелем. Тогда у Халева явилась уверенность, что Мириам погибла, и такое горькое отчаяние овладело его душой при мысли об утрате той, которая была ему всего дороже на свете, что в продолжение шести дней он непрестанно искал себе смерти. Но смерть бежала от него, как назло, кругом умирали сотни и тысячи, а он оставался жив. На седьмые сутки он получил вести о той. которую он так оплакивал. Одному еврею, долго скрывавшемуся в развалинах стен храма, удалось наконец бежать в Верхний город. От этого человека Халев узнал, что женщина, прикованная к столбу на вратах Никанора, была приведена к Титу, который отдал ее на попечение одному из своих военачальников.
С этого момента Халев решил отступиться от дела евреев и бежать из Верхнего города. Но это было не так-то легко, так как здесь все защитники были наперечет, а Халев был слишком выдающимся борцом, чтобы его исчезновение могло остаться незамеченным. Однако в конце концов он все-таки бежал и, переодевшись в платье одного убитого крестьянина, ночью добрался до того места, где у него были зарыты деньги. На эти деньги он купил у встретившегося ему поселянина, получившего разрешение от римлян продавать зелень и овощи в римском лагере, как это разрешение, так и овощи, и отправился вместо него продавать свой товар. Таким образом он обходил один за другим лагери различных легионов, стараясь разузнать, в каком из них находилась еврейская пленница.
В лагере, расположенном в долине Кедрона, против развалин бывших Золотых ворот Халев, разговорившись с одним из воинов, узнал от него, что в лагере на Масличной горе находилась молодая пленница-еврейка, отданная на попечение старому Галлу самим цезарем Титом и прозванная «Жемчужиной» за ее красоту и драгоценное жемчужное ожерелье, которое она носила на шее. От него же Халев узнал, что, несколько дней тому назад Галл со своей пленницей и значительной частью сокровищ, забранных в храме Иерусалимском, покинул лагерь и отправился в Тир, откуда должен отплыть, согласно распоряжению Тита, в Рим.
— Быть может, ты пожелаешь отправиться туда продавать свой лук и капусту? — насмешливо добавил римлянин, уловив то волнение, с каким торговец выслушал весть об отъезде еврейской пленницы в Рим.
— Да, пожалуй! Когда вы, римляне, уйдете отсюда, то нам, огородникам, будет здесь плохое житье: здесь после вас, кроме сов и летучих мышей, не останется ни одного живого существа, а летучие мыши и совы плохие потребители овощей!
— Ты прав! — согласился римлянин. — Цезарь знает, как обращаться с метлой и выметает все начисто! — и он с самодовольным видом указал на развалины храма и Иерусалима. — Так сколько же тебе следует за эту корзину овощей?
— Ничего мне не надо, возьми их себе! — сказал Халев и быстро скрылся в роще олив.
Еще долго смотрел ему вслед римлянин, рассуждая мысленно о том, что могло побудить еврея отдать что-нибудь за ничто, да еще римлянину и, наконец, решил, что, вероятно, этот торговец овощами — возлюбленный или жених «Жемчужины».
Между тем Халев, не теряя ни минуты, за громадные деньги купил коня и чуть не во весь опор помчался по холмам и долинам по дороге в Тир, в надежде захватить там Мириам и успеть повидать ее.
Но, увы! Когда он к закату въезжал в Тир, красивая римская галера с белоснежными парусами плавно выходила из гавани в открытое море. У первого встречного он справился, что это за галера, и узнал, что на ней отправляется в Рим римский военачальник Галл с сокровищами храма Иерусалимского.
Горько стало на душе у Халева при мысли, что он прибыл сюда слишком поздно, но не такой он был человек, чтобы падать духом и признать себя побежденным. Как человек по природе своей предусмотрительный и рассудительный, он еще при начале этой войны, в ту пору, когда успех был на стороне евреев, позаботился все свое недвижимое имущество обратить в деньги и драгоценные камни, которые зарыл в потайном месте в Тире. Впоследствии он еще несколько раз добавлял к этим скрытым сокровищам новые, являвшиеся его военною добычей, в том числе был и один весьма крупный выкуп, полученный им за богатого римского всадника, захваченного им в плен.
Теперь, отрыв все свои сокровища, Халев тщательно упаковал их в тюки персидских ковров, и затем крестьянин, прибывший в Тир по делу о смерти брата, бесследно исчез, а вместо него появился богатый египетский купец Деметрий, который покупал много всякого товара и с первым отправлявшимся из Тира судном отплыл в Александрию. Здесь он накупил еще больше товара для Римского рынка и нагрузил им галеру, стоявшую в гавани близ Фароса и отправлявшуюся в Сиракузы, а оттуда — в Региум.
Наконец судно это вышло в море, держа путь на Крит, но в пути было захвачено сильною бурей и прибито к Кипру, где, несмотря на все усилия купца Деметрия, капитан галеры, а равно и весь его экипаж упорно отказались продолжать путь до наступления весны. Прозимовав на Кипре и должным образом отпраздновав здесь весенний праздник Венеры, галера, наконец, вышла в море и, зайдя в Родос и на Крит, а оттуда в Ситеры и Сиракузы в Сицилии, наконец вошла в гавань Региума. Здесь, перегрузив свой товар на судно, отправлявшееся в порт Gentum Cellae, оттуда сухим путем Деметрий доставил его в Рим, сопровождая сам лично свой караван.
Отсюда до Рима было около сорока миль пути. И это было уже почти ничто в сравнении с тем долгим путешествием, которое Халев принужден был совершить от Иерусалима до Рима в надежде узнать здесь что-нибудь о Мириам и, если возможно, вырвать ее из рук римлян.
<< пред. << >> след. >> |