[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Анатоль Франс. Кренкебиль.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  II

III

  IV

  V

  VI

  VII

  VIII

<< пред. <<   >> след. >>

      III
     
     
     Кренкебиль перед лицом правосудия
     
     
     Председатель суда Буриш посвятил целых шесть минут допросу Кренкебиля. Этот допрос мог бы внести больше ясности в дело, если бы обвиняемый отвечал на поставленные ему вопросы. Но у Кренкебиля не было навыка к дискуссиям, а в таком обществе почтение и страх вовсе уж замыкали ему рот. Он все молчал, а председатель сам давал за него ответы; ответы эти были убийственны. В заключение председатель спросил:
      — Так вы признаете, что сказали «Смерть коровам!»?
      — Я сказал: «Смерть коровам!», потому, что господин полицейский сказал: «Смерть коровам!» Тогда и я сказал: «Смерть коровам!»
     Он хотел объяснить, что, удивленный и пораженный таким незаслуженным обвинением, он повторил чужие слова, которые были ему несправедливо приписаны и которых он вовсе не произносил. Он сказал: «Смерть коровам!», как если бы сказал: «Я? Разве я ругался? С чего вы взяли?»
     Г-н председатель суда Буриш понял его не так.
      — Вы хотите сказать, что полицейский первый крикнул это?
     Кренкебиль отказался объясниться подробнее. Это было слишком трудно.
      — Вы не настаиваете, это разумно, — сказал судья. И он вызвал свидетелей.
     Полицейский № 64, по имени Бастьен Матра, присягнул, что будет говорить правду, одну только правду. Затем он изложил свое показание в следующих словах:
      — Будучи на дежурстве 20 октября, в полдень я заметил на улице Монмартр человека, по виду торговца-зеленщика, который, нарушая правила, остановился у дома номер 328, отчего произошло скопление экипажей. Я три раза приказывал ему проходить, но он отказывался повиноваться, и когда вследствие этого я предупредил его, что составлю протокол, он в ответ мне крикнул: «Смерть коровам!», что мне показалось оскорбительным.
     Это показание, сделанное голосом твердым и размеренным, было выслушано судом с явным одобрением. Защита вызвала г-жу Байар, башмачницу, и г-на Давида Матье, старшего врача больницы Амбруаза Паре, кавалера ордена Почетного Легиона. Г-жа Байар ничего не видела и не слышала. Доктор Матье находился в толпе, собравшейся вокруг полицейского, который требовал, чтобы торговец проезжал дальше. Его выступление вызвало инцидент.
      — Я был свидетелем этого происшествия, — сказал он. — Я заметил, что полицейский ошибся: его не оскорбляли. Я подошел к нему и сказал ему об этом. Полицейский все же не отпустил торговца, а меня пригласил следовать с собой к комиссару. Я так и сделал. У комиссара я повторил мое заявление.
      — Вы можете сесть, — сказал председатель. — Пристав, вызовите опять свидетеля Матра. — Матра, когда вы арестовывали обвиняемого, господин доктор Матье не заметил ли вам, что вы ошибаетесь?
      — Иными словами, господин председатель, он меня оскорбил.
      — Что он вам сказал?
      — Он мне сказал: «Смерть коровам!» Шум и смех поднялись среди слушателей.
      — Вы можете идти, — торопливо сказал председатель суда.
     И он предупредил публику, что, если эти неприличные выходки повторятся, он принужден будет очистить зал. Тем временем защитник с победоносным видом оправлял рукава своего облачения, и все думали в эту минуту, что Кренкебиль будет оправдан.
     Когда тишина была восстановлена, поднялся мэтр Лемерль.
     Он начал свою защитительную речь с похвалы полицейским префектуры, «этим скромным служителям общества, которые, получая смехотворно малое содержание, мужественно идут навстречу тяготам и постоянным опасностям и каждодневно проявляют героизм. Это старые солдаты, и они всегда остаются солдатами. Солдаты — этим сказано все...»
     И мэтр Лемерль легко взлетел к очень высоким соображениям о воинских доблестях. Он был одним из тех, сказал он, «кто не позволит затронуть армию, национальную армию, к которой он сам имеет честь принадлежать».
     Председатель суда склонил голову.
     Мэтр Лемерль действительно был лейтенантом запаса. Он, кроме того, был кандидатом националистов в квартале Вьей Одриет.
     Он продолжал:
      — Нет, конечно, я не могу не признавать тех скромных и драгоценных услуг, которые ежедневно оказывают стражи порядка честным жителям Парижа. И я не согласился бы выступать перед вами с защитой Кренкебиля, если бы видел в нём оскорбление старого солдата. Моего подзащитного обвиняют в том, что он сказал «Смерть коровам!» Смысл этой фразы не внушает сомнений. Перелистав «Словарь уличного жаргона», вы прочтете там: «Vachard — похожий на корову — лентяй, бездельник, который лениво разлегся, как корова, вместо того чтобы работать. Vache — корова, тот, кто продается полиции, шпик». «Смерть коровам!» — говорят в определенной среде. Но весь вопрос вот в чем: как сказал это Кренкебиль? Да и говорил ли? Позвольте, господа, усомниться в этом.
     Я не подозреваю полицейского Матра ни в каких дурных намерениях. Но он выполняет, как мы говорили, трудные обязанности; Порой он устает, он измучен, переутомлен. В таком состоянии он мог оказаться жертвой своего рода слуховой галлюцинации. И когда он заявляет, господа, что доктор Давид Матье, кавалер ордена Почетного Легиона, главный врач больницы Амбруаза Паре, светило науки и светский человек, кричал: «Смерть коровам!», нам приходится признать, что Матра был во власти навязчивой идеи, даже, если позволите, одержим манией преследования.
     И наконец, даже если Кренкебиль и кричал: «Смерть коровам!», то надо еще разобраться, могут ли эти слова в его устах иметь характер преступления. Кренкебиль — незаконный сын торговки-зеленщицы, предававшейся разврату и пьянству; он родился алкоголиком. Вы видите его здесь отупевшим от шестидесяти лет нищеты. Господа, вы скажете, что он невменяем.
     Мэтр Лемерль сел, и г-н председатель суда Буриш пробормотал приговор, которым Жером Кренкебиль присуждался к двум неделям тюрьмы и к пятидесяти франкам штрафа. Свое решение суд основывал на свидетельстве полицейского Матра.
     Когда Кренкебиля вели по длинным мрачным переходам здания суда, он почувствовал огромную потребность в чьем-нибудь сочувствии. Он обернулся к стражнику, который вел его, и трижды окликнул:
      — Служба! Служба! Эй ты, служба!
     И вздохнул:
      — Если бы мне две недели тому назад сказали, что со мной это случится...
     А потом высказал такое соображение:
      — Они говорят слишком быстро, эти господа. Они говорят хорошо, но они говорят слишком быстро. Им не объяснишь... Приятель, вы не находите, что они говорят слишком быстро?
     Но солдат шел, не отвечая и даже не поворачивая головы.
     Кренкебиль спросил его:
      — Почему же вы мне не отвечаете?
     А солдат все молчал. И Кренкебиль сказал ему с горечью:
      — С собакой и то говорят. Почему вы не говорите со мной? Вы даже рта не раскрываете: может быть, вы боитесь, что из него воняет?
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft