| >> след. >> Кашиф Мисостович Эльгар (Эльгаров). Ночное солнце
Повесть
-------------------------------------------------------------------
Ночное солнце: Повести и рассказы. Пер. с кабард. — М.: Сов. Россия, 1984. — 256 с.
Перевод В. Цыбина
Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, ноябрь 2005
-------------------------------------------------------------------
Едва Мурат пришел в себя, он понял, что с ним случилось непоправимое.
В этот дальний лес он приехал, чтобы заготовить доски для могилы, да, да, — что вы думаете? — на случай своей собственной смерти. Не к чему потом обременять ею других. Готовят же люди себе на смерть все необходимое, — вот и он решил тоже приготовиться. Для этого присмотрел несколько больших, старых деревьев, из которых, по его разумению, можно было получить подходящие доски, взял топор и принялся за работу. И вот, в горячке работы, сам угодил, как в пасть, в расселину треснувшего дерева, которое пытался расколоть, и оказался наглухо зажатым между двумя его половинами.
Старая, с обрубленными ветками чинара сдавила ему грудь, не давая даже пошевельнуться. И, как бывает порой в самые трагические минуты, на ум пришло совсем не трагическое, скорее смешное. Мурат вспомнил легенду о Кузнечике.
Говорят, это случилось давно, еще во времена его деда. В селении их, носившем название Ямшоко, жил старичок, один из тех бедолаг, что всю жизнь живут на средства, собираемые правоверными в пользу бедных. Звали его Кузнечиком, я не было у него ни кола ни двора. «Может быть, на новом месте мне повезет, и я избавлюсь от своей бедности», — сказал он, сложил в переметную суму все свое нехитрое имущество, перекинул ее через плечо и отправился искать своего отважного счастья.
Шел долго, долго, пока наконец не перевалил горный хребет и не спустился в ущелье, где увидел табун коней, пасшихся на большой поляне у кромки леса. «Эх, если бы аллах сделал так, чтоб табун этот стал моим, вот пришел бы и конец моей бедности», — завистливо подумал старичок, заглядевшись на лошадей, и решил отдохнуть. Совершив предвечерний намаз, достал из сумы полчурека и кусок сыра, поставил перед собой глиняный кувшин с кислым молоком, поел, запил еду и опять совершил благодарственную молитву.
Тем временем табун совсем скрылся за полоской леса, и странник снова тронулся в путь в сторону медлительно текущего по горизонту заката.
А когда окалины заката были погашены сумерками, он подошел к первым попавшимся воротам и попросился на ночлег. По адыгейским обычаям нельзя отказывать путнику в ночлеге, богат он или беден. Его впустили, и скоро мальчик принес гостю ужин и встал в уголке комнаты.
— Пропал табун коней нашего князя, все село взбудоражено, — с любопытством глядя на нежданного гостя, сообщил мальчик. Ему не терпелось поделиться с кем-нибудь такой важной новостью.
— Когда это случилось? — спросил Кузнечик, что-то неторопливо прикидывая в уме.
— Да прошлой ночью! — словно радуясь чужой, княжеской беде, небрежно бросил мальчик.
— Я бы мог погадать на фасоли, — с участливым видом сказал старик. — У меня это получается.
Мальчик куда-то исчез.
Старик еще не закончил трапезу, когда во двор въехал фаэтон. Оказывается, слух о гадальщике успел долететь до князя, правителя этого села.
Для видевшего собственными глазами табун не понадобилось много труда узнать, гадая на фасоли, где пасется табун, и сообщить об этом хозяину.
Так Кузнечик прослыл искусным гадальщиком. Отныне он перестал жить подаянием, потому что платы за гадание вполне хватало ему теперь на жизнь.
Шло время, и вот однажды сельский владыка снова призвал его к себе. Князь был очень рассержен: исчезло золотое кольцо единственной его дочери, и он готов был сжить со свету дворовых.
— Найдешь вора — озолочу. Не найдешь — простишься с жизнью, — сказал князь, строго глядя в перепуганные глаза Кузнечика.
Старичок побледнел — душа у него ушла в пятки. Вот когда он по-настоящему пожалел о своей прежней бедной жизни.
— Хотя бы... дайте одну ночь... погадать, — пролепетал Кузнечик, растерянно теребя старую папаху.
Гадальщика отвели в большую, богато обставленную комнату в доме князя. Леденящий душу озноб сотрясал все тело бедняги, потому что он думал о своей смерти, сидя на устилающем пол огромном ковре. Перед ним была рассыпана беспомощная горсть фасоли.
В это время раздался стук в окно. Старик вздрогнул от этого стука. Ему показалось, что уже рассвело и за ним пришли.
— Да сгинут твои болезни, послушай, подойди сюда, — услышал он женский опасливый голос.
«Кто это может быть?» — в недоумении подумал старик, осторожно подошел к окну и увидел женщину, до бровей закутанную в платок.
— Что ты хочешь? — сиротливо ежась от предутренней стыни, спросил Кузнечик на всякий случай.
— Да перейдут ко Мне твои болезни и горести, помилосердствуй, не выдавай меня, именем аллаха прошу... Нужда толкнула меня, несчастную, — я взяла кольцо, — запричитала женщина у окна, всплескивая руками, чтобы разжалобить всевидящего старика.
— Будь благословенна аллахом, хорошо, что ты сама пришла. Фасоли подсказали мне твою бедность. Меня мучило то, что я должен назвать тебя этому злодею, — не растерялся обрадованный Кузнечик. — Грех бы взял на душу, понимаешь? Что же делать нам теперь? — И, подумав минуту, шепнул ей на ухо: — Лишь только рассветет, дай проглотить это кольцо старому белому гусаку с поломанным крылом, а остальное — моя забота.
Женщина скрылась, а Кузнечик лег и крепко заснул, довольный своей удачей. Утром зарезали того гусака, на которого указал он, и достали из его зоба золотое кольцо.
После этого Кузнечик уже слыл лучшим гадальщиком на всем белом свете, равного которому нет, как нет такой загадки, которую он не смог бы разгадать. И опять жизнь его текла сытно и гладко до той поры, пока местный князь не поехал в гости в другое селение. Там собравшиеся богачи пили-ели, спорили и, разгоряченные едой и питьем, бились об заклад, рассказывая легенды о рыцарских делах-подвигах, каждый желал поразить слушателей своим рассказом.
— Все, о чем вы здесь говорите, не стоит моего гадальщика, — заявил князь. — Нет такой тайны, которую он не разгадал бы. Не гадальщик, а чародей, — все больше входил в хвастливый раж подвыпивший князь.
И опять пошли споры, и опять зазвучали самолюбивые клятвы княжеской честью...
Быстро доставили Кузнечика. Когда ему растолковали суть дела, старичок побледнел и во второй раз горько пожалел о своей прежней бедности и спокойной совести. «Беден, зато спокоен. Кому нужен бедняк? А достаток — это вечные хлопоты», — привычно думал Кузнечик. Но его мысли резко оборвал хозяин дома.
— Настала твоя погибель, старик. Осталось тебе жить пять минут, пока я не вернусь, — грозно произнес он и, прихватив кумган [1], отправился по своим священным делам.
[1] Кумган — медный или бронзовый кувшин для омовения.
Пока князь отсутствовал, старик молился аллаху, чтобы ниспослал на этого злодея холеру, но всемогущий на этот раз не внял бедняге. Вернувшийся розовощекий князь, икая от обжорства и смеясь над стариком, заявил:
— Как говорят у нас, узнай, что у меня на душе, и я отдам, что у меня в руке. Итак, гадальщик, узнай, что у меня в руке.
Все замерли, все смотрят на старика. Тот, считая свою гибель неизбежной, тяжело вздохнул — была не была — и выдохнул:
— Бедный, бедный Кузнечик, раз прыгнул — ушел, второй раз прыгнул — ушел, в третий раз на свою беду попал ты в руки князя...
— Порази чума дом того, кто свяжется с тобой, — несказанно удивился князь и раскрыл ладонь. На ладони шевелилось что-то зеленое, влажное. Это был самый обыкновенный зеленый кузнечик, который, почувствовав свободу, прыгнул и исчез.
Старик, конечно, говорил о себе со страхом, он действительно дважды уцелел, а теперь, в третий раз, попал в железный, неумолимый кулак. Князь думал о своем — о зажатом в его кулаке кузнечике, которого он поймал во дворе.
Так Кузнечику еще раз улыбнулось счастье, и он уцелел. Но после этого, боясь еще раз искусить благосклонную судьбу, заявил всем, что ему было суждено трижды погадать на фасолях и теперь он кончает с этим. Как рассказывает легенда, он вернулся в родное село Ямшоко и безбедно доживал свой век.
«У меня это тоже третье испытание, — думает человек, зажатый в пасти чинары. — Но мне, похоже, не вырваться, не спастись».
Дерево еще сильнее сплющивало его тело, человеку стало нечем дышать. Он пытается разнять хотя бы немного расколотое дерево, но с гораздо большей силой оно само стремится сомкнуть свои половины.
Пальцы Мурата изодраны в кровь о кору, на ладонях вспухли сплошные кровяные мозоли. От нестерпимой боли ноги превратили траву, растущую под деревом, в месиво, перемешав ее с черноземом.
«Вот и подготовился к смерти. Не только запасся досками для гроба, — разве я сам не положил себя в него и не накрыл крышкой? Правда, я еще жив — и вокруг мой старый приятель лес. — Веет прохладой по деревьям, они стоят, перешептываются о чем-то друг с другом. А он не может вздохнуть, взять и глотка этого живительного воздуха. Подбородок его бессильно падает на гладкий ствол чинары. Мужчина выпрямляет руки, скупая слеза катится по его щеке. — Ей-ей, мой старый братец, мой дремучий лес...»
Мучительно выдирается из властной боли Мурат, не в силах больше терпеть. Когда у человека ничего нет, когда боль обступает его со всех сторон, у него остаются еще воспоминания. Правда, воспоминаниями нельзя победить смерть, но приостановить хотя бы на мгновение можно. И Мурат позвал себе на помощь свои воспоминания.
>> след. >> |