| << пред. << Часть вторая
ДВИЖЕНИЕ
6
Веранда при спортзале. Официальная часть закончилась. Звучит радиола, пары танцуют. Плавная медленная мелодия. Множество хорошо одетых молодых людей. Появляются Варя и Казимиров. Он жадно смотрит по сторонам.
Плечистый юноша. Здорово, Варя.
Варя. Здорово, Сашок.
Плечистый. Знаешь, когда приехать.
Варя. А что? (Кивает на Казимирова.) Познакомься.
Плечистый (протягивая руку). Попов Александр.
Казимиров. Очень рад. Казимиров. Мне кажется, я вас видел не раз.
Попов. Может, и видели.
Варя. Саша — гимнаст.
Попов. Наверно, на голубом экране.
Казимиров. Да, да, конечно. Теперь я вспомнил.
Варя. Товарищ хочет освоить М-52-С.
Попов кивнул, отошел, к ним подходит девушка в блузке.
Девушка. Варюша, привет.
Варя. Здорово, девка. Едешь, нет?
Девушка. Еще неизвестно. Завтра президиум. Будут решать.
Варя. Чего решать-то? Боле некому.
Девушка. Сам-то Жучкину будет тянуть.
Варя. Не трепыхайся. Будет порядок.
Девушка (тихо). Ктой-то с тобой?
Варя. Знакомься.
Девушка (протягивая ладонь с крепко сжатыми пальцами). Людмила.
Казимиров. Казимиров. Я очень рад. Впрочем, должно быть, я вас уже знаю.
Людмила. Откуда? Что-то я вас не припомню.
Казимиров. Это как раз вполне естественно. Но я уверен, что видел вас.
Варя. Мила бегает средние дистанции.
Казимиров. Наверняка я видел ваш финиш и восторженно рукоплескал.
Людмила (тихо). Культурный дядька.
Варя (так же). Других не держим.
Подходит могучий шатен.
Шатен. Варвара! Сто лет! Кто тебя прячет?
Варя. Познакомься.
Шатен (протягивая руку). Барышев Петр.
Казимиров. Я очень рад.
Шатен сжимает его ладонь. Казимиров бледнеет.
Барышев. Работаю в полутяжелом весе. Люблю эту девушку.
Варя. Вот трепло.
Казимиров. Я отлично вас понимаю. Моя фамилия Казимиров.
Варя. Товарищ хочет освоить М-52-С.
Барышев. Людмила, маленько меня покружи.
Барышев и Людмила идут танцевать.
Варя. Не заскучали?
Казимиров. Вы смеетесь! До чего удивительный мир!
Появляется рослый блондин.
Слушайте, это Лукин?
Варя. Лукин.
Казимиров (сражен). Боже ты мой! Знаменитейший форвард!
Барышев (танцуя). Валек, живой?
Лукин. Привет, Петро. (Видит Варю.) Варвара?! Ну, как Тюмень?
Варя. Стоит.
Лукин (наклонясь к ней, тихо). Что за песочник?
Варя (еще тише). Очень культурный. (Громко.) Знакомьтесь. Это Лукин Валентин.
Казимиров (жмет ему руку двумя руками). Вас не надо мне представлять. Я самый верный ваш почитатель.
Варя. Товарищ — работник литературы.
Лукин. Корреспондент? Печать — это сила. Весной приезжал один из ваших. Снимал Симакова. Знаешь?
Варя. Ну, знаю.
Лукин. У нас там в холле висит картинка. Речка, мостик и все такое. «А ну, говорит, смотрите сюда». Симак уставился. Ну, хорошо. Потом приходит журнал. И снимок: центральный защитник Семен Симаков — любитель живописи.
Варя. Сгорел.
Лукин. Яш говорю, печать — это сила.
Варя. Да нет, товарищ не корреспондент. Он сам хочет книгу писать.
Лукин (Варе). А не травишь? (С интересом оглядывая Казимирова.) Тогда я вас уважаю.
Казимиров. Ах, Варя, зачем это? Ни к чему.
Варя. Нарочно переменил обстановку.
Казимиров. Излишне!
Лукин. Тогда я вас уважаю.
Варя. И хочет освоить М-52-С.
Лукин. Хорошее дело. (Интимно.) Лепехина здесь?
Варя. Да вот же она. Стоит с Пинчуком.
Лукин. Ну, я поплыл. Желаю успеха. (Идет.)
Казимиров (вслед). Главное — вам! Я так рад нашей встрече! (Пылко.) Варя, это счастливейший день моей жизни!
Варя. Он чуть духовитый, а так — ничего.
Звучит быстрая огневая мелодия.
Казимиров. Все как один — чудесные люди! Наконец-то я дышу полной грудью. Варенька, потанцуйте со мной!
Варя. Помру я с вами. Ладно, пошли!
Танцуют. Казимиров пляшет истово, пламенно, вдохновенно. Это больше чем танец, это — освобождение. Постепенно все прекращают танцевать, и они остаются в кругу одни. Казимиров этого не видит — танцует.
7
Спустя месяц. Вечер. Пустынное шоссе в непосредственной близости от дома, в котором Казимиров снимает угол. На шоссе у мотоцикла Варя и Казимиров.
Варя. Главное, голову не теряйте. Двигатели повышенной мощности.
Казимиров. Ничего. У меня неспокойное сердце, но холодная голова.
Варя. Все-таки первый раз за рулем.
Казимиров. Я вас не подведу. Я собрался.
Варя. Следите за двухплечей педалью. Первую передачу включайте нажатием на заднее плечо.
Казимиров. Варя! Неужели я похож на человека, который может забыть, на какое плечо нажимать?
Варя. Ну, да я рядом. У вас за спиной.
Казимиров. Варя! Наступила минута!.. (Заводит мотоцикл. Садится.)
Она, поместившись за ним, обхватывает его рукой. Неожиданно появляются Богатыревич и Федя.
Богатыревич. Момент! Куда это вы собрались?
Казимиров. Богатыревич, зачем вы здесь?
Федя (держится на заднем плане, очень смущен). Здравствуйте, Валерьян Сергеич. (Кланяется Варе.) Добрый вечер.
Варя холодно кивает.
Казимиров. Здравствуй, Федя. Прости, я занят.
Богатыревич (неодобрительно покачивая головой). Ветреный вечер. Вы без пальто...
Казимиров. Богатыревич, пора бы знать, мотоциклистов в пальто не бывает.
Богатыревич. Все-таки вам не шестнадцать лет...
Казимиров. Кроме того, я его продал.
Варя (смотрит на часы). Ехать так ехать. Времечко жмет.
Богатыревич (становясь перед мотоциклом). Девушка, ровно одну минуту!.. Федя имеет сделать чрезвычайное заявление.
Федя (выступает вперед, волнуясь, комкает в руках кепку). Валерьян Сергеич... дело такое... И не знаю, как вам сказать...
Казимиров. Ясно и прямо. Как мужчина.
Федя. Помните, на стадионе... в тот вечер... Примерещилось мне тогда, будто вы постеснялись... что мы знакомы...
Казимиров. Не померещилось, Федя. Так было. Стыдно, но я тебя устыдился. Я себя презираю за ту минуту, но она была. Ты кричал, ты шумел, ты махал руками, ты был естественным человеком. И за это я тебя устыдился. Но, Федя, не я себя так повел. Это все — холоп, что во мне сидел. Долго сидел он во мне, ох долго. Со времени татарского ига. Но я его выдавил из себя.
Федя. Валерьян Сергеич...
Казимиров. Прости и забудь... (Нажимает ногой педаль.)
Федя. Стойте! Нечего мне вас прощать. Я перед вами сам виноват. Елки-моталки, поступил как пижик. Наврал я вам все про мотоцикл.
Казимиров. Не понимаю.
Федя. Ничего вы не выиграли. Это я душу так отводил.
Казимиров. Ты... выдумал?.. Все?..
Федя. Простите, коль можете.
Казимиров смеется.
Богатыревич. Вот. Я приготовил элениум. Примите таблетку.
Казимиров смеется еще сильнее.
(Поспешно.) Даже две. (Тоном гипнотизера.) Все хорошо. Все превосходно.
Казимиров хохочет.
(Озабоченно.) Стресс. Я предвидел...
Варя (Феде). Эх, охломон...
Федя (в отчаянии). Требуйте с меня что хотите.
Богатыревич (радостным голосом зазывалы). Уже объявлена спортлотерея. Вы свободно можете выиграть мотоцикл. Я купил билет. Специально для вас. (Размахивает билетом.)
Федя. Простите меня, Валерьян Сергеич!
Казимиров (утирая слезы, выступившие от смеха). Федя, милый, за что же? За что?
Федя. Это я, барашек, вас взбаламутил.
Казимиров. Он извиняется, дурачок. Да я тебе в ноги готов поклониться. Был мотоцикл или не был, какое это имеет значение? Я теперь, Федя, на новой стезе. Ты меня подтолкнул. Спасибо. Но зачем ты сегодня сюда пришел? Чудак, объясни мне, чего ты хочешь? Чтоб эту землю мне снова закрыл женский таз моего Каратыгина? Чтоб я выглядывал из-за этой спины, а жизнь неслась бы на мотоцикле? Снова быть зрителем? Вечным зрителем! Нет, Федя, милый, нет, ни за что! Возьми разумного Богатыревича и возвращайся. А мне — пора!
Варя. Старт!
Казимиров. Эй, в сторону!
Богатыревич. Куда?
Казимиров. С дороги!
Мотоцикл трогается с места. Богатыревич и Федя еле успевают отбежать. Тьма. Возникает мелодия, которой начиналась пьеса, — тема движения.
Голос Казимирова. Ах, как дивно! Как бесподобно! Стоило родиться на свет, чтобы дождаться этой минуты. И все то, что было, как будто и не было. Как странно... Неужто я уже жил? Женитьба... Рождение дочери... Служба. Таблицы по численности и плотности... Ведь это же был не я! Не я! Вот же он — я! Совсем другой! Другое лицо! Другой человек! Только душа от того... от прежнего... Какая-то тайная сердцевинка... Боже ты мой, как я ее прятал... Скрывал от мира. Даже... душил. И не смог задушить. Она осталась. Осталась, чтобы меня спасти. Чтобы вернуть меня мне самому. Меня настоящего! Какая удача! Я мог умереть, себя не узнав. Но — слава богу! — теперь я знаю. Теперь я знаю. Теперь знаю.
8
Свет. Часть стадиона.. Кабина телекомментатора, расположенная прямо над дорожкой, по которой футболисты проходят из раздевалки на поле и обратно. Комментатор взволнованно ведет репортаж.
Комментатор. Истекают последние минуты матча. Последние минуты, а на табло все те же цифры. С минимальным счетом ноль — один проигрывает наша сборная. Обидно! Столько острых атак, столько упущенных возможностей. Я понимаю, как вы сейчас волнуетесь, дорогие друзья, у ваших приемников и телевизоров. Нам здесь, на далеком стадионе, за тысячи километров от родины, тоже сейчас нелегко следить за стремительной стрелкой циферблата. Время идет, идет. Счет ноль — один и не в нашу пользу. Но вот мяч вновь у неутомимого Валерьяна Казимирова. Наш центральный нападающий, хотя он и чуть постарше своих партнеров, вновь, как говорят футболисты, берет игру на себя. К сожалению, ему недостаточно помогают, чувствуется усталость после затяжного турнира. Разумеется, и серебряные медали — большой успех, но... однако, внимание! Казимиров уже на штрафной площадке, он обходит одного, другого, его хватают за трусы, он все-таки уходит... Удар! Штанга! Еще удар! Го-ол! Да, друзья мои, гол! Гол, которого мы так ждали! За три минуты до конца игры неувядаемый Казимиров сравнивает счет. Вот его окружили товарищи, они обнимают его, все целуют. По правде говоря, и мне бы хотелось от себя, от вас всех расцеловать нашего замечательного игрока. Но... игра продолжается. Ничьей сегодня быть не может. Сегодня — финал. Неужели после такой драматической, напряженной борьбы придется сражаться еще полчаса дополнительного времени? Мяч снова у Казимирова! Откуда берутся силы у этого человека? Он рвется вперед, обходит одного, другого, третьего! Его уже откровенно бьют по ногам. Почему безмолвствует судейский свисток? Но Казимиров неудержим. Он все еще контролирует мяч. Перед ним уже два, нет, три защитника... Казимиров выходит один на один с вратарем. Вот сейчас уже можно было не свистеть! Можно сказать, запоздавшая справедливость. Итак, на последней минуте в ворота наших противников назначен одиннадцатиметровый. Очевидно, это будет последний удар по мячу, во всяком случае, в основное время. Кто будет бить? Кто возьмет на себя ответственность? Вратарь замер в воротах. Так кто же? Кто? Да! К мячу подходит Казимиров. Невероятно, но он улыбается. Ну и нервы у этого человека. Разбегается. Бьет. Го-ол! Победа, победа, дорогие друзья. Я уже не вижу Казимирова, его душат в объятиях. А вот и свисток безупречно проведшего матч арбитра Грота, возвещающий об окончании игры. Команды выстроились в центре поля. Президент футбольной федерации вручает Казимирову кубок, тот передает его своим товарищам. Под торжественный марш футболисты покидают поле.
Видно, как идут футболисты. Впереди Казимиров, устало утирающий пот. Его атакуют любители автографов и женщины. Неистовствуют фоторепортеры.
...Я вижу Казимирова: он утомлен, но его непобедимая улыбка по-прежнему светится на губах. Он с трудом продирается сквозь толпу почитателей. Особенно настойчивы женщины. Впрочем, их можно легко понять. Дорогие друзья, я сейчас приглашу Казимирова в мою кабину и попрошу его сказать вам несколько слов. Валерьян Сергеич! На одну минутку. Прежде всего поздравляю с победой.
Казимиров. Спасибо.
Комментатор. Я понимаю, как вы устали, к тому же ваша немногословность известна, и все же очень прошу вас сказать несколько слов миллионам ваших друзей на родине.
Казимиров. Что же сказать? Только одно: мы вам очень благодарны, дорогие земляки, за вашу искреннюю поддержку. За ваши ласковые телеграммы. Думаю, и вы не в обиде на ребят. Мальчики сделали все, что могли.
Комментатор. Спасибо, еще раз огромное спасибо, Валерьян Сергеич! На этом, дорогие друзья, мы заканчиваем передачу.
Гремит марш. Футболисты скрываются в тоннеле. Свет гаснет. Слышен девичий голос: «Когда вы уезжаете?»
Голос Казимирова. Завтра в полдень.
Девичий голос. Это ужасно.
Голос Казимирова. Такова спортивная жизнь.
Девичий голос. Говорю вам, это ужасно.
Голос Казимирова. Вы еще молоды. У вас все впереди.
Девичий голос. Поцелуйте меня. Еще. Если б вы не были футболистом, вы могли бы быть киногероем.
Голос Казимирова. Это еще не поздно сделать.
Рев мотоцикла. Мелодия движения.
Варя. Потише, очень уж разогнал.
Казимиров. Прекрасно. Волшебно.
Варя. Говорю — потише!
Казимиров. Варенька! Все хорошо. Все отлично.
Варя. Думаете, шоссе пустое, так можно?.. А вот вылетит самосвал...
Казимиров. Какой самосвал? Кому он нужен?
9
Павильон киностудии. Казимиров под светом юпитеров. Режиссер, ассистентка, массовка. Партнерша Казимирова. Рядом — репортер, в котором легко узнать комментатора.
Ассистентка (репортеру). Товарищ, выйдите из кадра. Выйдите. И не дергайте Валерьяна Сергеича, Вы нарушаете творческий процесс.
Режиссер. Дорогуша, я же вам ясно сказал: перерыв после этого дубля. Если Валерьян Сергеич не слишком устанет, он побеседует с вами.
Репортер недовольно отходит в сторону.
...Начнем?
Казимиров (хмуро). Что-то еще не найдено. Нет.
Режиссер. Солнце мое, мы тут все в восторге.
Казимиров. Но не я. И в этом все дело. Мой высший суд — моя совесть художника.
Режиссер (восторженно смотрит на него, потом задумчиво произносит). Валерьян Сергеевич, чудо мое, что, если попробовать полулежа? То есть чем они ближе внешне, тем они дальше по сути. Верно?
Казимиров (озабоченно). Давайте поищем.
Режиссер (партнерше Казимирова). Марина Георгиевна, значит, так. Вы только что вышли из бассейна. Прошу вас, слегка отверните халатик. Снимем крупно. Лицо. Плечи. Нога. Валерьян Сергеич, сердце мое, возьмите голову Марины Георгиевны в руки. Пары на заднем плане — танцуйте. Девушка в синем купальнике, выдвиньтесь. Мотор!
Ассистентка. Кадр двадцать семь, дубль три.
Стук хлопушки. Музыка. Начинается съемка.
Партнерша. Когда вы уезжаете?
Казимиров. Завтра в полдень.
Партнерша. Это ужасно.
Казимиров. Такова спортивная жизнь.
Партнерша. Говорю вам, это ужасно.
Казимиров. Вы еще молоды. У вас все впереди.
Партнерша. Поцелуйте меня.
Они целуются.
Еще.
Режиссер. Стоп. Гениально. Спасибо. Марина Георгиевна. Валерьян Сергеевич, глыба моя, кланяюсь в ноги. Низко-низко. Рядом с вами я стал другим. Я чувствую крылья. Спасибо, мой мудрый. (Ассистентке.) Женечка, я пошел в буфет. (Уходит.)
Репортер подходит к Казимирову. Раскрывает блокнот.
Репортер. Мы остановились на том, что вы едете...
Казимиров. Да, с делегацией в Сан-Себастьян. Подобные встречи художников мира и приятны и плодотворны. Я с удовольствием пожму руку старому другу Делла Ровера и старой подружке Глории Пратти.
Репортер. Что вы скажете о сценарии, в котором сейчас снимаетесь?
Казимиров. Что ж... Спортивная тема мне близка. Я ведь играю в нашей сборной. Но, разумеется, моя лучшая роль еще не сыграна. Она впереди.
Репортер. Кого бы вы мечтали сыграть?
Казимиров. Конечно же нашего современника. Человека с богатым внутренним миром, человека больших страстей и возможностей.
Репортер. Благодарю за беседу.
Казимиров. Всех благ. (Внезапно.) Постойте. Можете зачеркнуть все, что я вам сказал.
Репортер (в ужасе). Почему?
Казимиров. Я хочу открыть вам свое сокровенное. Знайте: профессия киноактера представляется мне ограниченной сферой для подлинного приложения сил.
Репортер (соображая). Вы хотите сами ставить картины?
Казимиров. Нет. Не то. Вы меня не поняли. Я вообще не верю в искусство. Не верю, что оно изменит мир. А я хочу его изменить.
Свет гаснет.
Рев мотоцикла. Музыка движения.
Варя. Дали ему за руль подержаться, а он и рад.
Казимиров. А я и рад.
Варя. Ну что вы смеетесь? Точно маленький...
Казимиров. Давно мне надо было взяться за руль.
Варя. Что ж вы творите? Совесть у вас есть?
Казимиров. Есть, Варенька, у меня она есть.
Варя. Так ездить и молодые не смеют.
Казимиров. Что они знают, ваши молодые?
10
Толпа нечесаных, неряшливо одетых молодых людей расположилась перед каким-то зданием. На ступеньках — респектабельный господин, сильно смахивающий на Богатыревича.
Респектабельный господин. Господа, честное слово, вы поступаете безрассудно. Сколько можно крутить транзисторы и плевать в потолок? (Никто ему не отвечает.) Чрезвычайно невежливо делать вид, что перед вами — пустое место. (Ответа нет.) Поведение, недостойное взрослых людей. Честное слово, вы меня поражаете. Давно пора стать добропорядочными и разумными членами общества.
Ленивый голос. Заткнись.
Респектабельный господин. Это вы мне? Тронут до глубины души. Поразительно остроумно. (Молчание.) Подумайте над моими словами.
Хиппи крутят транзисторы. Разнобой мелодий.
Так. Что вы хотите этим сказать?
Между тем за всей этой сценой некоторое время следит Казимиров. Он в белом атласном хитоне. Венок обрамляет его чело.
Казимиров. Невероятно, как вы похожи...
Респектабельный господин. Кто вы такой?
Казимиров. Я — Казимиров.
Респектабельный господин. Боже мой, я вас не сразу узнал. Кого же я вам напоминаю?
Казимиров. Одного фрейдиста. Но это неважно.
Респектабельный господин. Я страшно устал. Сумасшедший дом. Хоть бы скорей они постарели.
Казимиров. Старость — сомнительное лекарство. Это все, что вы можете предложить?
Респектабельный господин. Как хотите, а близость смерти ставит все на свои места.
Казимиров. Это все, что вы усвоили сами?
Респектабельный господин (обидевшись). Между прочим, я был надеждой кафедры.
Казимиров. Я это слышал. Уже не раз. Господа молодежь, поверните головы.
Хиппи поворачиваются. Шелест голосов: «Казимиров», «Казимиров...»
Послушайте! Ваше поведение не вызывает у меня злорадства. Оно вызывает мое сострадание. Вас окружает дилетантски устроенный мир. Он отучает вас размышлять.
Рыжий хиппи. К черту всякие размышления!
Казимиров. Тихо! Я обращаюсь к вам. Страх мысли — самый позорный страх. Это страх деспотов, страх кастратов. Вас пугают запреты, но между тем что выше, чем нравственная преграда? Господа битники! Я вас не вижу. Не вижу людей. Одни транзисторы. Бросьте их! Бросьте ко всем чертям! Эфир отравлен великой ложью. Вы не желаете размышлять? Но тогда ни к чему отвергать религию. Вспомните главный аргумент: верую, потому что абсурдно. Поверьте мне! Никто не смеет передоверить соседу обязанность мыслить. Я уверяю вас, стадо бунтующее ничем не лучше покорного стада. Воспряньте духом. Я вам клянусь: мировая гармония достижима. Нужно сделать лишь маленькое усилие и уничтожить догмат непогрешимости, кто бы его ни провозглашал. Вот этот благополучный зануда (кивает на господина), римский папа, или ваш рыжий крикун.
Хиппи (хором). Казимиров, веди нас!
Казимиров. Вы ждете Мессию. Я знаю. Вы ждете Нового слова. Спокойно — Мессия уже пришел. Он пришел, потому что не мог не прийти. Завтра могло бы быть уже поздно! (Внезапно останавливается.) Смотрите!
Респектабельный господин. Смотрю.
Казимиров (показывая на целующуюся парочку, примостившуюся на ступеньках). Что они делают?
Респектабельный господин. Все то же. Меня это мало интересует.
Казимиров. Они никого не слышат, не видят...
Респектабельный господин. В этом можете не сомневаться.
Казимиров. Как же я забыл?
Хиппи (хором). Казимиров, веди нас!
Топочут ногами.
Казимиров. Как мог я забыть?
Свет гаснет.
Рев мотоцикла. Музыка движения.
(Кричит.) Как я забыл?! Как мог забыть?!
Варя. Что вы забыли-то?
Казимиров. Самое главное!
Варя. Ой, не смотрите по сторонам! Помру я с вами, честное слово.
Казимиров. Самое главное — и забыл.
11
Садовая скамейка. Восемнадцатилетняя девушка, прекрасная, как гелиотроп. Подходит Казимиров.
Казимиров (волнуясь). Здравствуйте, Маня.
Маня. Здравствуйте, Валера.
Казимиров. Вы меня узнали? Не может быть!
Маня. Ну конечно, я вас узнала. Как могла я вас не узнать?
Казимиров. Все-таки я был на класс младше... И у меня был хронический насморк.
Маня. Ну и что?
Казимиров. А вы были Маня Манойло, звезда нашей школы, первая красавица.
Маня. Ну и что? Вы мне очень нравились.
Казимиров. Не может быть! Я стеснялся к вам подойти.
Маня (всплеснув руками). Какая глупость!
Казимиров (горестно). Какая глупость!
Маня. Я всегда говорила своим подругам — ну посмотрите, какой он милый. Такой задумчивый, рассеянный, постоянно теряет носовые платки.
Казимиров. Если б я знал!
Маня. Не могла же я первая...
Казимиров (схватившись за голову). Какая глупость!
Маня (печально). Какая глупость!
Пауза.
Ваша гордость сводила меня с ума.
Казимиров. Если бы гордость! Гнусная робость! Дурная наследственность. Ах, проклятье! Сам себя обездолил, ограбил. Какая могла быть прекрасная юность! Полная счастья, самозабвенья! Но кто мог подумать?! Я был уверен, что вы выделяете Шишкина!
Маня (потрясенно). Шиш-ки-на?!
Казимиров. Он играл и в футбол и в бильярд.
Маня (ломая руки). Какая глупость!
Казимиров (убито). Какая глупость!
Падают друг другу в объятия.
Манечка, как я вас буду любить! Скажите, я очень изменился?
Маня. В лучшую сторону.
Казимиров. Правда?
Маня. Клянусь вам. Вы возмужали, стали решительны. У вас уверенные движения. Вы больше не жалуетесь на носоглотку?
Казимиров. И думать забыл.
Маня. Это сразу видно. Нет, вы другой, совсем другой. Только глаза остались те же. В них та же мягкость и глубина вашей незаурядной натуры.
Казимиров. Манечка, какая вы тонкая! И подумать, мы никогда бы не встретились, если бы не мотоцикл.
Маня. Как страшно!
Казимиров. Я мог бы и дальше влачить свою жизнь. День за днем, день за днем. Таблицы, совещания, перерывы на обед, пустые вечера, киносеансы, всякие глупые разговоры. Боже, боже, какая чушь! Но, слава богу, я сел на мотоцикл! И вот перед вами — другой человек. Из этого жалкого, тусклого племени переминающихся за барьером и зябко жмущихся на трибунах я вышел на гаревую дорожку, на трек, в поле, в зеленый мир. Я расстался с бледной толпой болельщиков, вечных свидетелей и очевидцев, я стал действующим лицом!
Маня. Вы — сильный, вы ездите на мотоцикле. Однако это не всякому можно.
Казимиров. Но можно стать действующим лицом! Если б я это понял раньше! Тогда я раньше на тридцать лет сказал бы то, что скажу сегодня: Маня Манойло, я вас люблю!
Маня. И я вас, Валера...
Поцелуй.
Казимиров. Сколько потеряно лет! Ах, сколько!..
Маня. Какая глупость!
Казимиров. Какая глупость!
Свет гаснет.
Рев мотоцикла. Все та же музыкальная тема.
Варя. Честное слово, вы очумели. Куда вас несет?
Казимиров. Если бы я это понял раньше!
Варя. Да вы про что?! Остановитесь!
Казимиров. Варя, это уже невозможно!
Варя. Остановитесь, вам говорят!
Казимиров. Какая глупость!
Варя. Остановитесь!
Казимиров. Какая глупость!
Рев мотоцикла. Музыка. И одна за другой возникают перед Казимировым уже знакомые фигуры, и, перебивая друг друга, звучат голоса:
Комментатор. Матч неуклонно идет к концу. Вперед вырывается Казимиров...
Казимиров. Пас, мальчики! Не держите мяч!
Комментатор. Пошла последняя минута.
Рыжий хиппи. О, учитель! О, Казимиров! Мы пасынки общества потребления. Ты последняя наша надежда.
Казимиров. Успокойтесь, я выведу вас на дорогу. Господа битники, я вас спасу!
Маня. Казимиров! Где же ты?! Казимиров!!
Казимиров. Терпение, милая! Я — в пути. Не правда ли, мне к лицу этот шлем?
Режиссер. Валерьян Сергеич, небо мое... Соберитесь, это последний дубль.
Казимиров. Последний дубль? Что ж, я готов!
Режиссер. Мотор!!
Громкий крик. Музыка обрывается. Тишина.
12
Палата в больнице. На койке — Казимиров. Одна его нога высоко поднята — в гипсе и бинтах.
Входит пожилая сестра в белом халате. В руках у нее коробка конфет.
Казимиров. Сестра, я ослабел.
Сестра (с нежностью). Молочка хотите?
Казимиров. Правда, что Лыткина не пострадала?
Сестра (ревниво). Однако как она вам дорога.
Казимиров. Сестра, скажите, — не пострадала?
Сестра. Ах, ни Лыткина, ни мотоцикл. Когда вас вышибло из седла, она успела схватиться за руль и, представьте, затормозила. У этой женщины железные нервы. Она не способна переживать.
Казимиров. Реакция настоящей спортсменки.
Сестра. Она уже уехала на соревнования.
Казимиров. Сестра, вы сняли с души моей камень.
Сестра. А вы мне его туда положили.
Казимиров. Куда положил?
Сестра (показывает на грудь). Сюда.
Пауза.
На душу. (Передает ему коробку.)
Казимиров (пожав плечами). Сестра, от кого эти конфеты?
Сестра (вспыхнув). Ах, не спрашивайте!.. От меня. (Поспешно выходит.)
Казимиров. Странная женщина.
Сестра возвращается.
Сестра (еле слышно). К вам пришли.
Казимиров. Кто?
Сестра. Один молодой человек.
Входит Богатыревич. Сестра посылает Казимирову воздушный поцелуй и уходит.
Казимиров. Ах, это вы? Ну что же, садитесь. Эта сестра — с небольшой придурью. Вас она может заинтересовать.
Богатыревич. Валерьян Сергеевич, меня интересуют вовсе не дуры, но безумцы.
Казимиров. Богатыревич, я лежу в постели, я ослабел, пережил потрясение. Моя нога облеплена гипсом и задрана чуть ли не до потолка. Я беспомощен, Богатыревич. Вы можете меня топтать, не страшась возмездия.
Богатыревич. Бог с вами, Валерьян Сергеевич. Я отношусь к своим пациентам с большим уважением. Это славные люди. От них можно ожидать самых невероятных вещей.
Казимиров. Наконец-то вы это поняли. (Чуть помедлив.) Так вы полагаете, я был болен?
Богатыревич (осторожно). Как вам сказать...
Вбегает Дина.
Дина. Папочка!.. Папа!.. (Целует его.)
Казимиров (растроган, но старается быть сдержанным). Ну, тихо, тихо... Я ослабел. Ты слышала, что утверждает твой друг?
Дина. Он не мог сказать ничего дурного. Верь мне, он очень к тебе привязан.
Казимиров. Но он считает меня больным!..
Богатыревич (мягко). Просто было конфабуляторное состояние.
Дина (радостно). Только и всего.
Богатыревич (еще мягче). Осложненное метаболическим бредом.
Дина (почти ликуя). Ну вот видишь! Ничего особенного.
Богатыревич. Возможно, имели место элементы делирия.
Дина (поспешно). Только элементы! И никак не профессионального.
Богатыревич (веско). О профессиональном не может быть и речи. Он ни разу не вспомнил о службе.
Дина. А сейчас, папочка, все хорошо.
Казимиров (с усмешкой). Куда уж лучше.
Дина. Папа! (Мнется.) Папа... Ты так благороден. Я тебя умоляю. Я прошу...
Казимиров. Что такое?
Дина медлит.
В чем дело?
Дина. Здесь — мать.
Пауза.
Казимиров. Пускай войдет.
Богатыревич и Дина пожимают ему руку и на цыпочках выходят. Появляется Вера Юрьевна. Она нарядно одета, на руках браслеты, на груди огромная брошь, сногсшибательная прическа, платье без рукавов.
Вера. Валерьян!..
Казимиров. Здравствуй, Вера.
Вера. Боже мой, как ты перестрадал!
Казимиров. Откуда у тебя эта брошь?
Вера. Правда, она мне идет?
Казимиров. Возможно. Ты взяла ее у Софьи Петровны Бобрик?
Вера. Милый, какое это имеет значение?
Казимиров. Никакого. Я просто однажды запомнил, как этот предмет почти горизонтально лежал на ее груди.
Вера. Валерьян! Я виновата перед тобой.
Казимиров. Все виноваты друг перед другом. Что делать, коль мы являемся в мир такими разными и непохожими.
Вера. Нет, нет, я казню себя каждый день. Я, право же, не понимала тебя. Но эта пора не минула даром. Я все поняла. Я стала другая. Я поступила на курсы английского языка.
Казимиров. Вера, Байрон владел английским. Был ли он от этого счастливей?
Вера. Валерьян, вернись. Дом без тебя пуст. У Дины своя жизнь. Я одинока. В конце концов, я еще не старая женщина. (Прижимает платок к глазам.)
Казимиров. Не плачь, Вера. Я ослабел. Мне трудно перенести твои слезы. Естественно, я вернусь. Успокойся. К несчастью, порою все, что рядом, кажется нам уцененным товаром. Это большая ошибка, Вера. В особенности когда касается близких. Ты жена моя, ты мать моей дочери. Я был к тебе несправедлив.
Вера. Валерьян, в этот миг в моем представлении ты на недосягаемой высоте. (Несмело.) Милый, тебя пришли навестить. Умоляю тебя, будь вежлив.
Казимиров (обеспокоенно). Кто пришел?
Вера Юрьевна подходит к дверям и возвращается с Каратыгиными. За ними, мягко ступая, входит Федя. На самом пороге останавливаются Богатыревич и Дина.
Каратыгин (передает Казимирову папку в красном переплете). Дорогой друг, здесь наши сотрудники послали вам адрес. Тут есть очень теплые и очень ласковые слова, вы прочтете их на досуге, а мне позвольте сказать вам попросту: возвращайтесь в наш коллектив!
Рукопожатие.
Нина (грозит Казимирову пальцем). Ах, безобразник, ах, проказник!
Казимиров. Благодарю, я очень тронут. Прошу извинить тот печальный день. Видимо, у меня был стресс.
Каратыгин (жене). Все-таки душно. (Достает веер, обмахивается.) К чему вспоминать? Теперь мне известны все истоки.
Казимиров. Нет, нет, не надо так говорить. Наверняка я сам виноват, что не видел волнующих горизонтов.
Федя. Валерьян Сергеевич, я вам принес два «Футбола» и «Советский экран». (Кладет рядом с ним журнал и газеты.)
Казимиров. Спасибо, Федя, ты верный друг.
Федя. Наши-то выиграли у Ростова.
Казимиров. Спасибо, Федя, я уж слыхал.
Каратыгин (разглядывая ногу Казимирова). Нога все время в таком положении?
Казимиров кивает.
Воля ваша, это совсем неприятно. Кстати, Соусов и Елена Глебовна шлют вам горячий личный привет.
Нина (нервно). Твоя Елена уж тут как тут. Энергичнейшая особа.
Каратыгин. Не будем отвлекаться, не это главное. Сейчас перед нами стоит задача — вернуть Казимирова в наши ряды.
Богатыревич. А так как я глубоко убежден, что нервный подъем творит чудеса...
Дина. Это признал и Цыплаков...
Богатыревич. ...то я сообщу чрезвычайную новость, на воздействие коей очень надеюсь.
Казимиров (опасливо). Но помните только, что я ослабел.
Богатыревич. Я все обдумал и все учел. Начну с того, что о вашем случае я написал статью в «Вестник психиатрии».
Казимиров. Как? Вы рассматривали меня как кролика?
Богатыревич. Почему как кролика?
Казимиров. Мою боль, мой поиск — и в какой-то «Вестник»?
Богатыревич. Мне уже выплатили гонорар.
Казимиров. Тридцать сребреников! (С укором.) Богатыревич!
Богатыревич (Дине). Теперь он эмоционально взрыхлен, и я вызываю спасительный шок. (Торжественно.) Это не все, Валерьян Сергеевич. Помните билет спортлотереи, — я вам предложил его?
Казимиров (с достоинством). А я отверг.
Богатыревич. Так вот — он выиграл мотоцикл.
Федя. На этот раз — точно.
Казимиров. Боги смеются. (Откидывается на подушки.)
Вера. Сестра, сестра! Скорее сюда! Ему плохо! Он умирает!
Вбегает сестра с букетом в руках.
Казимиров. Богатыревич. Выслушайте мою последнюю волю. Не берите за мотоцикл деньги. Прошу вас, оставьте его у себя. Вы научитесь ездить. Вы будете счастливы.
Богатыревич. Отлично. Я его не продам. Но я его не возьму и себе.
Казимиров. А что же вы хотите с ним делать?
Богатыревич. Я отдаю его вам.
Казимиров (в возбуждении). Нет, нет, нет! Такой подарок принять невозможно.
Богатыревич. Никакой это не подарок. За мотоцикл я беру вашу дочь.
Казимиров. Нет, нет. Это будет нечестный обмен.
Богатыревич. Я понимаю. Ей нет цены... но я...
Казимиров. Мотоцикл за нее!.. Это слишком, слишком...
Вера (шокирована). Валерьян Сергеич, что ты несешь?!
Дина (мягко). Мать! Это — мотосиндром. Ты же знаешь.
Казимиров. Короче, этот подарок чрезмерен.
Богатыревич. Повторяю, это не подарок, а выкуп.
Федя. Калым, Валерьян Сергеич, калым.
Казимиров (после паузы). Будь по-твоему. Не могу отказаться. Бери мою дочь, она — твоя.
Вера (сморкаясь). Простите за слабость. Я только мать.
Казимиров (изумленно). Богатыревич, ты прав. Мне лучше.
Богатыревич. Вполне естественно. Я это знал.
Дина (Богатыревичу). Ты — удивительный человек.
Казимиров (Каратыгину). Вы знаете, он — надежда кафедры.
Нина. Папуленька, как я завидую им!
Каратыгин отечески жмет молодым людям руки. Вера Юрьевна их целует. Густо краснея, к ним подходит сестра.
Сестра (Дине). Позвольте вручить вам этот букет.
Казимиров. Сестра, откуда у вас цветы?
Сестра (еле слышно). Я несла их вам.
Вера (нервно). Это занятно.
Каратыгины переглядываются.
Казимиров. Сестра, я тронут вашим вниманием. Но, признаюсь, я очень смущен. Утром вы принесли шоколад...
Вера (с иронией). Очевидно, назначено такое лечение...
Сестра. Неужели вы меня не узнали? Вы повторяли в бреду мое имя...
Казимиров (в волнении). Не может быть...
Сестра. Я — Маня Манойло.
Казимиров. Боже, как я ослабел. Вера! Это же мое первое чувство.
Вера (кисло). Очень рада. Крайне приятно.
Каратыгин (обмахиваясь веером). Воля ваша, с ним не соскучишься.
Казимиров. В один день — и столько событий. Богатыревич — автор статьи, владелец выигравшего билета. Я выдаю замуж дочь, возвращаюсь в лоно семьи, встречаю любовь невозвратных дней и получаю мотоцикл.
Вера. Валерьян, во имя всего святого, — ну зачем тебе мотоцикл? Неужели ты снова на него сядешь?
Казимиров. Кто сидел в седле за рулем хоть раз, тот уж больше с него не слезет. Прежнего Казимирова нет. Теперь я познал самого себя. Я один был виноват в своих бедах, но я и сам нашел исцеление.
Дина. Ах, это было бы слишком легко — сесть за мотоцикл и найти счастье.
Казимиров. Глупая, глупая моя дочь, так что ж, по-твоему, мотоцикл — одно седло и два колеса? Ошибаешься. Знаешь ли ты, что такое порыв? И власть движения? И полет? И победа над земным притяжением? Пойми, для меня нет музыки слаще, чем голос мотора, зовущего в путь. Но, Дина, есть великий закон: приди к себе, придешь и к другим. Отныне я буду жить иначе. Щедрее, шире и человечней. Смотри, мы стоим друг перед другом и снова чувствуем то, что утратили. Разве не стал я тебе роднее?
Начинается музыка.
Богатыревич, чего же ты ждешь? Пригласи Дину на свадебный танец.
Богатыревич послушно приглашает Дину, Каратыгин — Веру Юрьевну, Федя — Нину Михайловну, Казимиров спрыгивает с постели, срывает с ноги гипсовую повязку, отбрасывает ее в сторону, нашаривает ногами тапочки, одергивает пижаму и подходит к сестре. И вот уже танцуют четыре пары, а чей-то голос выводит те самые слова, которыми началась пьеса.
Голос.
Смотрят все во все глаза,
Взрослые и дети,
А он несется, как грома,
На мотоциклете.
И что ему препятствия?
Препятствия — ерунда.
Он не остановится
Пред ними никогда.
Хор подтверждает:
Он не остановится
Пред ними никогда.
Поют негромко, удивленно, задумчиво.
КОНЕЦ
1969
<< пред. << |