[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Несин Азиз. Рассказы

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  Дружественные отношения

  Он остается

  Машина - оратор

  Жаль деньги народные

  Лишь бы родина процветала

  Я - резиновая дубинка

  Ее величеству фасоли

  Кофе и демократия

  Ищите - да обрящете

  Страшный сон

  По сходной цене

  Сам виноват!

  Отчего чешется Рыфат-бей

  Люстра

  Свой дом

  А сумеешь ли ты быть у нас врачом?

  Очки

  Мученик поневоле

  Родительское собрание

  Газеты? В нашем доме им нет места

  В ожидании шедевра

  Все из-за дождя

  Уникальный микроб

  Хорошо делать благие дела

Я разговаривал с Ататюрком [1]

  Долг перед родиной

  Среди друзей

  Любитель литературы

  Все мы в молодости увлекались поэзией

  Финансовые боги

  Если бы не было мух!

  Плата за страх

  Письма с того света [1]

  Мемет из Эмета

  Относительное представительство

  Чернокожий солдат

  Сильный характер

  Скоро подорожает

  Телеграмма

  Моим уважаемым читателям

<< пред. <<   >> след. >>

      Я разговаривал с Ататюрком [1]
     
     
     [1] Приведенные здесь слова Ататюрка написаны и высказаны им лично. — Прим. автора.
     
     С тех пор прошло двадцать лет. Нас было человек двести, двести молодых лейтенантов.
     Как и каждое утро, в старой казарме военной школы в Мачке стоял галдеж двухсот молодых глоток.
     И вдруг все смолкло. Воцарилась небывалая, неслыханная тишина. Казалось, даже часы остановились.
      — Что случилось?
      — Что происходит? Пробежал встревоженный шепот:
      — Умер Ататюрк...
     Звуки, взгляды, чувства, время, земля — все застыло.
      — Надеть парадную форму! — отдает команду капитан Чийдемоглу. — Два наших курсанта идут во дворец Долмабахче часовыми у гроба Ататюрка.
     Моя очередь заступить на почетный пост — после полуночи. Впереди капитан, сзади мы — два лейтенанта. Полчаса неподвижно стоим мы у гроба Ататюрка. Свет факелов освещает его лицо, вспыхивает огнем на сабле капитана. Мы застыли не на страже праха Ататюрка, мы охраняем Революцию. Ататюрк — значит Революция. Он оставил нам ее завоевания и спит так спокойно, потому что уверен в нас. Пламя факелов то возгорается, то угасает на стали сабли.
     
     * * *
     
     Прошло двадцать лет. Ком горя, который сковал тогда мое горло, слезы, которые застыли тогда в моих глазах, вчера разразились рыданиями... Я вновь стоял перед Ататюрком.
     Я возвратился к 10 ноября 1938 года. Но разве сейчас я в карауле? Мы в карауле? Где те завоевания, на страже которых мы стояли?
     Туман, обволакивающий меня, сгущается и чернеет. Даже в свете факелов я ничего не вижу.
      — Отец, я не вижу тебя... — произнес я.
      — Если вы понимаете и разделяете мои взгляды, мои мысли — это уже важно, — прозвучал в моих ушах голос. Его голос.
      — Понимаем, отец, но мы не можем высказать их.
      — Если мы убеждены, что делаем по совести и наши слова не расходятся с делом, то должны открыто, ясно, без колебаний и неопределенностей, говорить об этом.
      — Мы верим в свою правоту. Но боимся. Мы, интеллигенты, стали боязливыми, всего боимся.
      — Не бойтесь говорить правду!..
      — Но мы боимся правды... Поэтому давно прибегаем к обману, вводим себя в заблуждение.
      — И оценивая положение, и принимая решения, мы должны без страха смотреть правде в глаза, хотя она и горька. У нас нет нужды обманывать себя и друг друга.
      — Правда у нас существует только в определенной форме. На тех же, кто думает иначе, не так, как принято, смотрят с подозрением.
      — Каждая личность должна сама осознать, что нужно для всей нации.
      — Дайте нам совет, из чего следует исходить, решая проблемы, стоящие перед страной?
      — Нужно рассматривать проблемы не в связи со случайными событиями, а заглядывать в их сущность.
      — А если нам не дают выразить свои мысли по этому поводу?
      — Нельзя подавить мысль принуждением и силой, пушками и винтовками.
      — Но для этого прежде всего нужна свобода печати.
      — Печать — голос нации. Печать является независимой силой, школой, руководителем; она дает необходимую идейную пищу, просвещает и указывает нации, в каком направлении должно идти ее развитие, короче говоря, — она прокладывает ей путь к счастью.
      — Мы прилагаем большие усилия, чтобы освободиться от клейма «слаборазвитая нация», однако усилия наши бесплодны.
      — Реформы, направленные на удовлетворение только неотложных потребностей нации, — недальновидны и решают частные вопросы, но не главные.
      — А какая программа была у вас?
      — Народ, крестьяне подсказали мне рабочую программу: дороги и школы.
      — Отец, почти семьдесят процентов турецкого народа неграмотно.
      — Подумайте, как низок процент грамотности нашего социального коллектива. А основной элемент нашего общества — крестьянин — неграмотен. Это позор. Позор для всех, кто считает себя человеком, позор для нашей нации. Но мы избавимся от этого позора. Надо, чтобы каждый гражданин принял участие в исправлении этой ошибки.
      — У нас мало школ. Учителя задыхаются от нужды. Их не хватает, и школы закрываются.
      — Обучение в школах нужно передать в надежные руки, а чтобы обеспечить воспитание знающими и уважаемыми учителями, которые считают обучение детей нашей страны своим делом, своим долгом, следует поднять на должную высоту профессию учителя и дать ему достаток, как и людям других почетных профессий.
      — Какой должна быть система нашего просвещения?
      — Подлинным хозяином страны и основным элементом нашего общества является крестьянин, тот самый крестьянин, которому до сегодняшнего дня был закрыт путь к знаниям. Поэтому в основе нашей политики просвещения лежит уничтожение невежества. Достижение этой цели составит священный этап в истории нашего просвещения.
      — Реакционеры день ото дня расширяют свою деятельность. По рукам ходят издания, публикация которых в ваши дни была запрещена.
      — Во время динамичного революционного натиска сторонники старого правопорядка вынуждены укрываться, но как только их влияние начинает ослабевать, они сразу, же активизируются и выжидают случая, чтобы осудить основы революции, ее лучшие устремления и священные идеалы.
      — Политические деятели в погоне за голосами избирателей все чаще и чаще делают уступки реакционерам. Нам, отец, это причиняет адскую боль.
      — Те, которые охраняют реакционные мысли, полагают, что они опираются на определенный класс, однако это — игра воображения. Мы сметем тех, кто хочет преградить путь нашему прогрессу, и пойдем дальше. Мы не собираемся останавливаться на пути обновления. Мир стремительно движется вперед. Разве можем мы стоять в стороне от этого движения?
      — Нет, не можем. Некоторые политики говорят, что «демократия — это желание большинства», и, играя на этом, они подстрекают массы, около семидесяти процентов которых неграмотны, на реакционные выступления, и таким образом подтачивают силы революции.
      — Ни одна настоящая революция не может быть совершена одним решением большинства, без тех, кто видит истину.
     Нельзя проводить плебисциты среди масс, еще связанных азиатскими догмами покорностей и привычками, масс, которые могут подпасть под влияние монополистических сил, много обещающих, но вынашивающих коварные замыслы.

      — Что мы должны сделать для улучшения жизни тех, кого ты, отец, назвал «основным элементом общества» — наших крестьян?
      — Прежде всего, в стране не должно быть безземельных крестьян. Нужно ограничить наделы крупных землевладельцев и распределить земельные участки среди бедняков в соответствии с плотностью населения того или иного края страны, в зависимости от степени плодородия земли.
      — Отец, что нам необходимо, чтобы поднять Турцию до уровня современных, передовых наций? Иностранный капитал? Обучение нашей молодежи в странах Европы или привлечение иностранных специалистов?
      — Можно сказать, что мы ни в чем не нуждаемся. Нам не хватает только одного: трудолюбия!.. Если мы исследуем наши социальные беды, то не обнаружим более тяжкого недуга. И первое, что мы должны сделать, это избавиться от этого недуга. Надо привить нации трудолюбие. Достаток, счастье — право только тех, кто трудится.
      — Отец с кем и с чем связать нам наши надежды?
      — Есть два Мустафы Кемаля. Один — это я, смертный Мустафа Кемаль; другой тот, который как идеал живет в нации, представителем которой я являюсь. Хотя я и появлялся на общественной арене в момент, когда страна была в опасности, меня родила турецкая мать. Разве турецкие матери теперь не родят таких же Кемалей? Знайте, успех принадлежит нации, а не мне. И надежды надо возлагать на свои силы.
     
     * * *
     
     Погасли факелы. Все кругом померкло. Рыдания, которые двадцать лет назад сковали мне горло, которые застыли в моих глазах, разразились.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft