[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Михаил Александрович Лакербай. Тот, кто убил лань.

 
Начало сайта

Другие произведения автора

  Начало произведения

  Гость.

  Неудачный момент.

  Аргун Сейдык.

  Отец.

  Пушинка.

  Враги.

  Братья.

  Дорогие гости.

  Две двери.

  Осечка.

  Тот, кто убил лань.

  Советы деда.

  Антица.

  Афырхаца.

  Пуля вылечила.

  Газыри.

  Две просьбы.

  Солнцеокая Альзира.

  Маршан Лашв.

  Данакай.

  Гарсон, пренэ! [1]

  Эсма-ханум.

  Тесть и зять.

  Хабиба.

  Атырас.

  Кац и Хазан.

  Свадьба.

  Тинат и Алмасхан.

  Быстро только заяц бегает.

  Леила и Адамур.

  Армахут.

  Хыхьча. [1]

  Отец и сын.

  Остроумный Чачв Чагу.

  Находчивая Заза.

  Эдги-Джук.

  Обед у скупых.

  Умолкнувший дрозд.

  Коза и волк.

  Хаса.

  Молчанка.

  Проказы Ханифы.

  Наследство.

  Гуси приведут.

  Джара.

  Смотрины.

  Куейза.

  Мудрый Джесиб.

  Трудовые деньги.

Тайное письмо.

  Первая книга.

  Фамильная реликвия.

  Даур и Сеид.

  С горсткой родной земли.

  Амра.

  Удав.

  Завещание

  Аджика. [1]

  Ауа.

  Чанагв.

  Девочка из Отхары.

  Говорят, ты стар.

  Лучшая роль.

  Царкваква.

  Аламыс.

  Сын народа.

  Джон Пристли и Шхангерий Бжаниа.

  Спор.

  Продавец винограда.

  Преображение Саиды.

  Ведьма.

  Кьяхь Хаджарат.

  Поминки.

  Шарф Назиры.

  Самшитовая палочка.

  Хлеб-соль.

  За чашкой кофе.

  Дик.

  Леда.

  Симфония о Рице.

  Дача Федорова.

  Мамиа

  Пропавшее поле.

  Малакрыфа.

  Поправка Джарназа.

  Эстафета.

  Обещание.

  Какие бывают зятья.

  В автобусе.

  Случай на границе.

  Сильнее смерти.

  Пари.

  Мутака.

  Милиционер Мурад.

  Кинозвезда.

  Друзья.

  Сильные ощущения

  Забавная история.

<< пред. <<   >> след. >>

     Тайное письмо.
     
     Перевод автора
     
     
     Хорошо известно, как до революции в Абхазии было с распространением грамотности. Немногочисленные школы влачили жалкое существование. В тех трудных условиях от учителей требовался подлинный энтузиазм.
     Царские власти не утруждали себя заботой о школах, отпускали на народное образование считанные копейки. Приезжавших в Абхазию для инспектирования школ царских чиновников меньше всего интересовало, как и чему учат детей "инородцев". Но были среди этих людей и очень немногие отрадные исключения. Об одном из них, читатель, разреши мне рассказать эту быль.
     Строго размеренный и, казалось, раз навсегда установленный уклад жизни закрытого пансионата Сухумской горской школы был вдруг нарушен. Инспектор и воспитатели метались как угорелые. Старательно убирался двор, оконные стекла мылись до блеска, натертые полы в классах и коридорах сверкали, как зеркало; постельное белье и занавески, словно по щучьему велению, оказались белоснежно чистыми.
     Двое суток мы наводили порядок, после чего нас до срока заставили побывать в пансионатской бане, помещавшейся тут же, во дворе. Затем всем нам выдали новую форму. Стали лучше кормить.
     Обновкам, да и другим переменам мы, конечно, радовались, но вместе с тем недоумевали: в чем, собственно, дело? Что случилось? Мы обращались друг к другу с этими вопросами, так как воспитатели предпочитали ничего не объяснять, несмотря на настойчивые наши просьбы. А догадки были разные. Одни из нас говорили, что в Сухуми, наверно, едет сам царь, другие — будто нас повезут на экскурсию в Кутаиси, в Гелатский монастырь, куда возили в прошлом году гимназисток... Предположений было много. И только буфетчик Апанас Иваныч внес наконец ясность.
     Он сообщил "по секрету" одному из воспитанников, что будто бы послезавтра должен прибыть из Петербурга попечитель кавказских учебных заведений, действительный статский советник — что-то вроде генерала.
     Что ж, генерал так генерал! Встретить надо как полагается...
     Был среди нас один беспокойный, до всего страстно допытывающийся сверстник, первый застрельщик всяческих игр и драк по фамилии Чкок.
      — Ребята! — сказал он как-то в спальне, когда все мы улеглись спать. — Как только этот попечитель уедет, все снова пойдет по-прежнему: отберут у нас обновки, наденут старое тряпье. И кормить будут так же, как раньше. Все это они делают только для отвода глаз. Ясно: его хотят обмануть. А мы не допустим этого! Давайте вручим попечителю письмо, в котором опишем, как нас кормили и одевали до его приезда.
     Мой сосед по койке и добрый приятель Леонтий Тарба возразил:
      — Не стоит этого делать. Ведь всем нам здесь все-таки лучше, чем дома. Жаловаться на учителей — не по аламысу.
     Но Леонтия не поддержали. Чкок настоял на своем, сумел убедить большинство воспитанников, и письмо попечителю было решено передать.
     Когда попечитель наконец действительно прибыл в школу, Чкок все время вертелся вокруг швейцара Никифора. Не успели гость и его спутники снять верхнюю одежду, как он незаметно пробрался в гардероб и сунул письмо в карман попечительской форменной шинели.
     Попечитель, седой, плотный старичок невысокого роста, в сопровождении начальника Сухумского округа генерала Засыпкина, архимандрита отца Андрея (в миру — князя Ухтомского) и нашего начальства, прошел по всей школе, осмотрел классы, спальни, кухню, столовую, баню, побывал на уроке русского языка.
     Учителя во главе с инспектором школы тоже в новых мундирах с начищенными до блеска пуговицами, вытянувшись перед попечителем, как солдаты на плацу, всячески старались по выражению глаз гостя дознаться, доволен ли он.
     Ночью в спальне Чкок сообщил ребятам, что операция, как он выразился, удалась, и попечитель унес наше тайное послание в кармане своей шинели.
     Но следующий день не принес никаких новостей.
     Ребята недоумевали. Один из нас высказал предположение, что, заметив у себя в кармане какую-то бумажку, гость просто выбросил ее за ненадобностью, не прочитав.
     На четвертый день, в двенадцать часов, уроки внезапно были прерваны, и всех учащихся созвали в актовый зал. Из учительской в зал вышел попечитель. Были с ним только наши учителя и школьный инспектор.
      — Мальчики! — обратился к нам попечитель. — Письмо ваше я получил, прочел и вот пришел, чтобы ответить вам на него.
     Воцарилась напряженная тишина.
      — Письмо написано от имени группы воспитанников, но в нем не проставлены фамилии, — продолжал он. — Наверно, поспешили и забыли подписать... Я знаю, абхазы — народ храбрый, смелый, всегда отвечающий за свои слова и поступки! Я прошу писавшего письмо своей рукой назвать себя!
     Все молчали.
      — Кто же написал письмо? — повторил попечитель. Все продолжали молчать, затаив дыхание.
      — Ну что ж, — продолжал он, несколько помрачнев. — Бывает и так: у храбреца отца сын труслив. Значит, выходит...
     Не дав ему договорить, Чкок выскочил вперед и громко заявил:
      — Письмо писал я! — Лицо у него было красным, как перец.
     Попечитель словно просиял.
      — Так-то лучше. А теперь поговорим. Скажи мне, пожалуйста, есть у тебя родные?
      — В деревне мать и две сестренки. Отца нет.
      — Скажи-ка, когда к вам приходят гости, вы едите пищу вкуснее, чем в обычный день? Так это или нет?
      — Да, — подтвердил Чкок, — когда бывали гости, мы ели лучше.
      — И одевались, наверно, нарядней и чище, не правда ли?
      — Так, — упавшим голосом повторил Чкок.
      — И все это — в знак уважения к гостям. Не так ли? — снова спросил попечитель.
      — Верно, по обычаю гостеприимства, — пробормотал Чкок.
      — А я разве не гость для вас, для вашей школы?
      — Конечно, гость! — сразу ответил Чкок. — Вы наш очень почетный гость.
      — Даже очень почетный? — улыбнулся попечитель. — Ну так вот, милый мальчик, ради меня, гостя из Петербурга, и приодели вас лучше, и покормили вкуснее обычного. Почему же тебя и твоих друзей это смущает?
     Чкок опустил голову и молчал.
     Попечитель подошел к нему и погладил его волосы.
      — Вот и договорились обо всем... Какие у тебя отметки по предметам?
      — Только пятерки и четверки! — быстро ответил Чкок.
      — А по поведению?
      — За два года один раз была четверка...
      — Прекрасно! — сказал попечитель. — Вашему народу, нужны культурные, образованные люди. Учись отлично, будь и впредь прилежен, и тогда по окончании школы мы пошлем тебя учиться дальше, тоже на казенный счет. Что касается этого письма, я его не одобряю, но за то, что ты сознался, я попрошу господина инспектора простить тебя и твоих однокашников.
     ...На этом и кончилась история с нашим тайным письмом.
     Так нам казалось тогда.
     Никто не вспоминал о поступке Чкока. Создалось такое впечатление, что вообще ничего не случилось. Инцидент был предан забвению.
     Прошло много времени. Я уже успел перейти в другой класс и выехать на каникулы к родным в деревню.
     В те дни в гости к отцу приехал один из воспитателей городской школы, родственник моей матери Фома Христофорович Эшба. За столом он и вспомнил о приезде в Сухуми Славинского, того самого попечителя из Петербурга, и рассказал о нашем тайном письме.
     Вот тогда-то я узнал конец истории с тайным посланием попечителю.
     Побеседовав с нами и созвав администрацию школы, попечитель устроил инспектору форменный разнос. В присутствии учителей он строго предупредил его, что тот будет уволен, если станет, как прежде, пренебрегать нуждами и запросами воспитанников.
     После рассказа Фомы Христофоровича мне стало ясно, почему после посещения школы попечителем нас продолжали хорошо кормить и одевать.
     

<< пред. <<   >> след. >>


Библиотека OCR Longsoft