О.Тимашева. Соль земли и свет мира (послесловие)
-------------------------------------------------------------------
Клавель Б. Пора волков. Москва. Издательство «Художественная литература», 1979 г.
OCR Longsoft ocr.krossw.ru, май 2007
-------------------------------------------------------------------
Когда Бернара Клавеля спрашивают, «какова ваша концепция романа», он обычно отвечает: «Если бы самый скромный читатель не понял хотя бы одной из моих книг, я бы очень огорчился». Однако книга, которую закрыл сейчас читатель, совсем не так проста. Это исторический роман, но в нем слышны отголоски современности. В романе речь идет о последних месяцах жизни французского ремесленника XVII века, однако люди разных национальностей и любых профессий XX века не останутся равнодушными к его судьбе. Поиски автором смысла человеческой жизни, взятой в контексте исторического времени, созвучны кругу тем, бытующих сегодня во французской литературе. Пьер Гамарра, Жюль Руа, Жан-Пьер Шаброль, Арман Лану, Анри Труайя и многие другие обращаются к прошлому, но мера историзма в произведениях этих авторов различна. Для одних книг характерно точное воспроизведение истории, для других преобладание вымышленной коллизии, для третьих подчинение исторического конфликта определенной философии, определенным этическим принципам. «Пору волков» следовало бы отнести к третьему типу романов. В ушедших веках Бернар Клавель ищет подтверждение своему взгляду на мир, своей концепции нравственности, гражданской совести, опору для противостояния жизненным невзгодам, конкретному или обезличенному злу.
Сегодня этот автор один из наиболее популярных и читаемых в современной Франции. Войдя в литературу в конце 50-х годов, он только после присуждения одному из его романов Гонкуровской премии получил признание. Буржуазная пресса нарочито долго обходила молчанием «певца серпов и сабо». В последние годы она делает ему уступку как «писателю для народа». Герои его романов — крестьяне, ремесленники, солдаты, мелкие служащие — люди простых и тяжких судеб, определяющих в конечном итоге судьбу народа. Часто в одиночку противостоят они силам зла, предстающим в романах Клавеля то в облике монополий, то фашизма, то в облике военно-полицейского аппарата. Непримиримый к жестокости, писатель всегда остается на стороне маленького человека, с опозданием и крайне болезненно осознающего, что его личная жизнь и благополучие часто зависят от событий, прямо не связанных с его домом, клочком земли и работой.
Читательский успех Бернара Клавеля решил роман «Испанец» (1959). Это первая его книга, на которую откликнулась критика, первая его книга, получившая литературную премию (премию Эжена Леруа), и первая его книга, по которой был поставлен фильм для телевидения, также получивший премию. Сюжет книги прост: в 1939 году в глухую деревню Юры судьба забросила двух испанцев, отставших от толпы беженцев, устремившихся во Францию после победы фашистской реакции в Испании. Оба они участники гражданской войны, души обоих переполнены увиденным и пережитым. Не ведая, как сложится их дальнейшая судьба, они останавливаются на крестьянской ферме, где требуется дешевая рабочая сила. Героем романа становится один из испанцев — Пабло, человек мягкий, добрый сердцем, отзывчивый и душевно более тонкий, нежели окружающие крестьяне. Драматизм произведения определяет личная судьба Пабло. Открыв для себя красоту крестьянского труда, он увлекается им и, вынеся на своих плечах все тяготы и невзгоды военных лет, спасает хозяйство от разорения. Тем драматичнее конец романа, в котором вернувшийся из лагеря военнопленных сын хозяина фермы продает дом, разрушая пришедшее к Пабло внутреннее успокоение.
В романе подробно описываются сезонные работы на ферме. Они составляют фон, на котором развивается основное действие, и становятся прологом к изложению философии человеческой «всетерпимости», которую одни критики трактуют как покорность заданному порядку вещей, другие — для части романов такая трактовка представляется более убедительной — как мужество воспитанного трудом человеческого духа.
Немало места труд занимает и в тетралогии Бернара Клавеля «Великое терпение» (1962-1968). Ее центральный персонаж, Жюльен Дюбуа — ученик кондитера в первой книге («В чужом доме»), участник Сопротивления в последней («Плоды зимы»), проходит нелегкий путь человека, всем обязанного своей физической выносливости и упорству. Тетралогия во многом автобиографична, сам Клавель прошел этот путь, вырываясь из тисков нужды, подневольного труда, невежества. «Мое отрочество прошло в людях, а моим университетом была живая жизнь. Годы моего ученичества в чем-то похожи на то, что пережил Горький. Очень люблю его рассказы, особенно рассказ «Коновалов». Мой отец много лет проработал в пекарне, начинал там работать и я», — рассказывает о себе писатель. Рисуя в тетралогии портрет одной семьи, Клавель одновременно пишет хронику народной жизни между 1937 и 1945 годом. Его занимает проблема маленького капиталистического предприятия, проблема взаимоотношений хозяина со своими работниками, тирания одного, беззащитность и одиночество других. Лучшей книгой этого цикла стал роман «Плоды зимы» (1968), получивший Гонкуровскую премию. Роману предпослан эпиграф из Монтерлана: «От невысказанных ими слов так тяжелы в гробах тела умерших». Писатель взял на себя благородную миссию говорить от имени тех, кто жил, молча перенося выпавшие на их долю испытания. Это бесхитростно рассказанная история жизни двух стариков, великим, подвижническим трудом борющихся за свое существование. Книга лишена стилистического изящества, если иметь в виду композиционные ухищрения или соцветья метафор. Слог ее прост и даже груб, как груба на ощупь плохо оструганная доска, но, несмотря на описание двух смертей, книга несет в себе столько оптимизма, свежести, столько знания глубинных пластов жизни, что покорила даже самых искушенных читателей.
В Советском Союзе хорошо известны два фильма, снятые по книгам Бернара Клавеля «Гром небесный» (с участием Жана Габена) и «Поездка отца» (с участием Фернанделя). В первой книге, написанной от первого лица, проститутка рассказывает о том, как она была похищена из борделя добродушным человеком со странностями, который привез ее к себе домой и заставил жену обращаться с ней как с собственной дочерью. «Падшая женщина» открывает для себя деревню, природу, «естественную жизнь». Во второй книге звучит та же тема, но «наоборот». Она дана через восприятие отца, «естественного человека», который, приехав в город, узнает, что его дочь проститутка. Обе книги интересны характерами немногочисленных персонажей. Габен и Фернандель показали характеры, совпадающие с изображенными в книге: широту, размах, и твердость натуры одного, провинциальную порядочность, кажущуюся в городе анахронизмом, другого. Тип женщины-жены в двух романах идентичен: это преданное, униженное существо. Заметим, что такой женский образ повторяется во многих книгах Клавеля: «Ночной рабочий», «Тот, который хотел увидеть свою мать», «В чужом доме», «Пираты Роны», «Господин реки».
Несколько романов Бернар Клавель посвятил Роне, реке его юности. «Она создала тот мир впечатлений, который пробудил во мне потребность говорить, обратиться к читателю, к кому-то еще, кроме самого себя. Когда я говорю Рона, я имею в виду не только полюбившиеся мне живописные окрестности реки, точнее не только это, я имею в виду жителей, которые трудом своим связаны с рекой: это рыбаки, крестьяне, паромщики, лодочники, спасатели», — говорит Клавель. Об этих людях он рассказал в романах «Топь» (1956), «Пираты Роны» (1957), «Господин реки» (1970). Роднит эти книги, помимо темы, желание автора как бы приостановить время — привлечь хоть немного внимание читателя к поэзии отмирающих профессий, труда, непосредственно связанного с жизнью природы.
Все, что противно естественному гармоничному состоянию мира, вызывает у писателя протест. «Испанец» — это личная драма рабочего-эмигранта, но это и проявление ненависти к войне. Особенно громко антивоенная тема звучит в романе «Когда молчат ружья» (1975).
Солдата, воевавшего в Алжире и вернувшегося домой в отпуск по ранению, хотят снова заставить воезать. Встреча с родиной, с домом, в котором умерли его родители, мучительные воспоминания о совершенных им убийствах заставляют его бояться даже визита в жандармерию, для того чтобы отметить свой отпускной билет. Он сторонится людей и постепенно дичает. К нему приходит священник, потом жандармы, они пытаются войти к нему в дом — он начинает отстреливаться... Действие развивается медленно, томительно медленно, как тянется время в южный, жаркий полдень высоко в горах. Тем острее и пронзительнее звучит последний выстрел, оборвавший жизнь молодого человека с искалеченной душой. Читая роман, вспоминаешь «Хаджи-Мурата» Льва Толстого. Подобно герою Толстого, солдат отстаивает свою жизнь до последнего. Смерть эта подсказана всем развитием сюжета, это смерть-наказание, смерть-искупление. Но разве может воистину беспокойное человеческое сознание смириться с гибелью юноши, чья жизнь, как это превосходно показал автор, — частица окружающей природы, высокого белесого, жаркого от солнца неба, выжженной, ржавой земли.
В том же 1975 году Клавель написал пацифистское и в то же время анархическое по духу эссе «Письмо человеку в белой фуражке», где он называет трусами всех тех, кто не находит в себе мужества отказаться воевать. В этом эссе он не делает никаких различий между войнами справедливыми и несправедливыми — его яростное «нет!» звучит по поводу войны вообще, войны, как таковой.
Круг его интересов очень широк. В молодости, например, он и не предполагал никогда, что станет писателем, и начинал как живописец. Его другом и учителем был Морис Вламинк, бравший в руки не только кисть, но и перо. В своих автобиографических заметках он писал о Бернаре Клавеле только как о начинающем художнике, одобрял его первые работы, но будущий писатель бросил это занятие. Литературная работа поглотила его целиком. И все же общественное лицо Клавеля это не только его литературная деятельность. В частности он принимает активное участие в работе созданной в 1959 году в Швейцарии организации «Земля людей», ставящей своей целью спасение детей и помощь детям всего мира.
В начале семидесятых годов Бернар Клавель выпустил три удивительные книги — «Легенды озер и рек», «Легенды гор и лесов» и «Легенды морей». В них он собрал воедино фантастические истории, созданные воображением жителей Азии и Африки, Европы и Америки, Повествовательные схемы, мотивы и сюжеты сказок народов самых различных стран совпадают, и в подтексте книг как бы слышится: люди вне зависимости от цвета кожи сходны между собой, их радует и волнует одно и то же, существо их по-прежнему тянется к тем же представлениям о добре и зле, счастье и горе, что были у их далеких предков, создавших эти прекрасные нестареющие истории.
Во второй половине семидесятых годов Бернар Клавель обратился к истории Франции, избрав материалом для своих книг смутное время междоусобных войн 30-40-х годов XVII века, эпоху кардинала Ришелье. Но и в исторических романах он верен себе, оставаясь по-прежнему внимательным к судьбе обыкновенного человека, а не сильных мира сего. Король, королева, кардинал Ришелье, мушкетеры и гвардейцы, ставшие героями романтических и авантюрных книг, ни разу не появляются на страницах этих романов. Как будто их вовсе не существует или они где-то очень далеко. Мы видим страдающих от непрекращающихся войн, разорения и болезней ремесленников, крестьян и солдат, правдивость изображения которых не вызовет у читателя сомнения.
Роман «Пора волков» (1976) — первая часть большого исторического полотна «Столпы небесные», куда входят помимо этого романа еще два — «Свет озера» (1977) и «Женщина на войне» (1978).
Первый роман трилогии повествует о ремесленнике Матье Гийоне. Оторванный от мирного труда, претерпев тяжкие муки работы могильщика чумных бараков, он гибнет, обвиненный в шпионаже. Во втором романе «Свет озера» писатель знакомит нас с доктором Блонделем, искренним пацифистом и наивным христианином, организовавшим своего рода коммуну для спасения детей, оставшихся без родителей. В третьем — с молодой женщиной Ортанс, урожденной франшконтинкой, предпринявшей попытку создания народной армии, попытку, которая заканчивается гибелью всех, кого ей удалось объединить вокруг себя. Если первый роман в целом звучит несколько мрачно и даже пессимистически: человек не может уйти от своей исторической судьбы, второй светло, но утопически: совместные действия благородных людей способны творить добро, то третий, завершающий роман трилогии прозвучал полногласно оптимистически: человеку не всегда удается стать свидетелем осуществления исторических перемен, но он должен за них бороться.
Местом действия романа «Пора волков» становится область Фрашн-Конте, существующая еще как самостоятельное и независимое от Франции владение. Там есть свой правитель и свой парламент в городе Доле. Подавляющее большинство населения этой земли, как и на других землях Франции в то время, крестьяне, разоренные войнами, поборами, вторжением вражеских войск и мародерством своих собственных армий. Доведенные до отчаяния люди вступают в регулярные войска якобы для защиты родины, но по сути, как замечает один из героев книги, они ведут себя ничуть не лучше шведских, французских или немецких солдат, напавших на их землю, — убивают, грабят, жгут и насилуют. Герой романа не присоединяется ни к регулярной армии Франш-Конте, ни к партизанам Лакюзона, ведущим борьбу с армией Ришелье, войсками герцога Бургундского, немецких и шведских наемников.
Рассказывая о замысле романа, автор пишет: «Долгие годы я жил вдали от моей родины, провинции Франш-Конте, но вот однажды мне довелось отправиться туда, чтобы написать репортаж. Это был серый зимний день, очень холодный, я провел его почти целиком в подземельях и улочках Салена, вдыхая запах старины. С наступлением вечера я отправился к знакомому каменщику, влюбленному в старые стены, и он мне доверил исторические документы Салена. Холодной ночью в ледяной и плохо освещенной комнате отеля я принялся их читать и наткнулся на несколько строчек, в которых упоминается чума, год 1639, испанское нашествие, а также рассказывается о судьбе людей, назначенных ухаживать за больными в Белине. И больные, и те, кто за ними ухаживал, часто умирали вместе.
Невозможно объяснить, что произошло во сне, но на минуту или две я буквально погрузился в то время. Я вдруг физически ощутил ужасную зиму, северный ветер, устрашающий вой волков. Даже сегодня, когда я вспоминаю эту ночь и эту зловещую комнату, я испытываю чувство человека, побывавшего в другой эпохе...
Когда это чувство угасло, во мне продолжало жить воспоминание, ставшее отправной точкой этого романа... Я как будто сам себе рассказал историю, краски и смутные формы которой подсказала мне эта таинственная ночь. В дороге потом мне было страшно, холодно, очень хотелось есть, и вообще мне было плохо. Плохо оттого, что в XVII веке я обнаружил те же страдания, которые мне довелось увидеть в госпиталях Индии. Иными словами, я не так уж много присочинил.
Я вынашивал эту историю в течение долгих лет, оставаясь наедине с мужчинами и женщинами другой эпохи, и сейчас они мне так же близки, как мои современники. Для меня безусловно, что течение веков, меняющее так много, ничего не изменило в жестокости боли людской».
Для писателя вдруг оказывается неважно, какие силы приходят в столкновение, проявляя жестокость и причиняя боль: перед болью все равны. Это утверждение, оторванное от реального содержания его книг, неожиданно приближает мысли Клавеля к философии существования. Он движется к ней, как мы наблюдаем в романе, от христианского догматизма. Религиозные поучения отца Буасси («Страдания должны стать для тебя дороже удовольствий...». «Не бойся смерти, думай о ней, глядя на свет, струящийся с небес...», «смерть — это справедливость») в цепи авторских размышлений оказываются близки рассуждениям экзистенциалиста христианского толка. Тем более, что в сюжете, который предлагает автор, мы сталкиваемся с замкнутым кругом людей, стоящих перед проблемой выбора: выжить, оставив без помощи своих ближних, или умереть вместе с ними.
Бараки для больных становятся для автора театром романного действия, в котором герои, зачастую против своего желания, проходят испытание на человечность. Центр маленького кружка людей — отец Буасси, но не как священник, а как человек, обладающий необычайной внутренней силой и ясностью устремлений. Автор неслучайно делает носителем высоких нравственных качеств священнослужителя: сам он человек верующий. Но именно священник болеет чумой, а потом умирает, проклиная язычников. Что значит эта смерть в идейном контексте книги? Почему погибает самый «верующий» из героев романа? Да потому, что вера его жертвенна, и именно способность к самопожертвованию возвеличивает автор в своем герое.
В автобиографической книге «Это написано на снегу» (1978) Бернар Клавель пишет: «Мне посчастливилось встречать людей большой веры, которые очень помогли мне в моих размышлениях. Неоднократно случалось видеть мне, какую силу может иметь настоящая вера... Такая вера не может быть искусственной, выработанной, она приходит откуда-то свыше, не из мира людей». Подобное восхищение силой человеческого духа писатель выразил в адрес своего друга католического священника Робера Буайе, посвятив ему книгу «Пора волков».
Автор книги «На весах справедливости», Робер Буайе, прославился тем, что помог выиграть одно очень сложное судебное дело. Несправедливо осужденный за убийство молодой человек девять лет ждал повторного разбирательства, и ему никогда не удалось бы смыть с себя позор, если бы Робер Буайе не поднял в его защиту общественное мнение. Иными словами, роман посвящен человеку действия, активно творящему добро. Реальные поступки, реальная деятельность занимают Бернара Клавеля в первую очередь, а не философские категории и эмпиреи духа. Писатель идет от жизни, известной ему не понаслышке.
Говоря образно, не атмосфера средневекового готического собора преобладает в книге, не его тишина и запах догорающих свечей, а запах пота и крови, не зрелище смиренных христиан, а описание всякого рода язв людских: войн, болезней, гнета феодалов — описание истории, предстающей в судьбе отдельного человека.
Главный герой романа бывший возчик Матье Гийон в начале книги работает на солеварне. Матье Гийон вместе с мастером-солеваром, которому он помогает, становится для писателя символом народа «соли земли» (Клавель использует евангельские образы: «Вы соль земли. Если соль потеряет силу, чем сделаешь ее соленою?»), но одновременно эти люди, и только они для писателя «свет мира» («Вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы»). Расположенные наверху в Белине чумные бараки автор, очевидно, уподобляет голгофе, на которую поднялись простые смертные, сделав это во имя ближних своих, во имя людей. Клавель духовно близок к Евангелию, в том смысле, в котором к нему был близок Лев Толстой, тоже воспевавший чистоту и праведность труда на земле и крестьянское патриархальное бытие.
Однако представлять Бернара Клавеля по этой книге как экзистенциалиста христианского толка было бы неверно. Озабоченность вопросами этики в ситуациях «черты и предела» не означает еще выхода к лирической метафизике Альбера Камю, автора «Чумы» (1947), где отрезанная от большого мира группа людей также борется с болезнью. В двух этих романах схожа только ситуация, но не более того. Бернар Клавель в романе «Пора волков», как и в прочих своих книгах, тяготеет к полнокровному реалистическому изображению жизни. В отличие от присущих экзистенциалистам статистических решений, в книге есть движение, есть диалектика характеров, есть верность исторической детали.
Внутренняя борьба Матье Гийона показана автором достоверно и убедительно. Неграмотный, привыкший работать более физически, чем умственно, возчик обретает благородство постепенным осознанием того, что не может отказаться от возложенной на него работы. Служение людям — это свойство, по мысли автора, органически присущее вообще всякому труженику: солевару, цирюльнику, поварихе, могильщику. Все эти люди как члены одной артели, одной коммуны взаимно дополняют, взаимно обуславливают друг друга. Они необходимы на земле, ибо они ее суть, ее созидатели.
Им резко противопоставлены в романе буржуазия (судьи), аристократия (Мальбок), армия (сержант, солдаты). Историческим чутьем Бернар Клавель правильно расставил акценты общественно-политической борьбы XVII века. Его роман — это живая иллюстрация начала кризиса феодально-абсолютистской системы. Рассказав о судьбе Матье Гийона, автор поведал читателям судьбу его сословия. Труженик, мечтающий только о работе, о том, чтобы ходить по дорогам впереди повозки и не встречать сожженных селений, уцелевший в чумных бараках, не может спастись от новых вершителей закона. Его гибель нельзя назвать недоразумением, она закономерна. У бедняги нет денег, чтобы защитить себя, он не может нанять адвоката, ему не к кому взывать о справедливости, кроме как к себе самому. Когда ему приходится умереть, он уходит в мир иной, по замыслу автора, и не помышляя об единении с такими же, как он, незаслуженно униженными людьми. Отсутствие протеста, отказ от бунта главного героя вновь свидетельствуют о близости Клавеля к толстовству с его проповедью непротивления злу насилием. Однако следует сказать, что в последнем романе трилогии «Женщина на войне» смиренному Матье Гийону противопоставлен другой характер — сильной женщины, восставшей против насилия.
На примере любовной линии романа «Пора волков» решается конфликт естественного чувства и религиозного суеверия. Антуанетту обвиняют в колдовстве, но читателю ясна вся нелепость обвинения. Антуанетта знает лишь секреты трав и имеет недоброе сердце. Но для Матье Гийона и окружающих его людей женские чары Антуанетты, ее честолюбие и «колдовские» рецепты превращаются в дьявольское наваждение, она греховна. Герой сознательно бежит от нее, и она проклинает его не как колдунья, а как отвергнутая слабая женщина. Однако в книге акценты расставлены так, как они могли бы быть расставлены незримым демиургом морали того времени в жизни: Антуанетта состоит в знакомстве с дьяволом, под маской соблазна выступает порок. Матье же решает стать добрым христианином. Насильственно возбуждаемое в нем отцом Буасси религиозное чувство оказывает на него отрицательное воздействие, заставляя отказаться от любви, притупляя силу естественного протеста против несправедливости.
Светская культура, культура двора и знати в романе рисуется как далекая от народа. От Матье ускользает смысл слов, сказанных ему аристократом Мальбоком, который остро понимает все, что происходит вокруг, разбирается в судопроизводстве и дружелюбно настроен по отношению к своему соседу по камере, хотя тот и ремесленник. Очень показательна также сцена в дворянском доме, когда Матье рассматривает гобелен и картины, видя на них сцены труда, запечатленные такими, какими они существуют в представлении тех, кто никогда не работал. От природы одаренный Матье тонко чувствует красоту, она приносит ему радость, успокоение, веру в жизнь и возможность счастья. Именно здесь он вспоминает людей, которым ему удалось помочь, Добряка Безансона и тихую женщину с прозрачными и светлыми глазами девы Марии, которую тоже зовут Мария. Его влечет новый город у озера, где он мог бы плотничать, как свободный мастеровой Добряк Безансон. Но очень вскоре открывшуюся ему из окна замка полоску светлого горизонта скроет от него каменный мешок тюрьмы, и поток непонятных чувств понесет его мыслями к богу, которого он будет вопрошать о причинах нового своего испытания: ведь он выполнил свой долг в чумных бараках. Но он не дождется ответа, не догадается об обмане, который несет в себе проповедь смирения. Гибнет Матье Гийон, но страдает и беззащитная «ведьма». Ее положение не лучше, чем положение Матье. Она выжила в зараженном чумой селении, но и ее тоже ожидает смерть. Человек на этом свете предчувствует, но не знает правды. Может быть, она откроется ему в другой жизни? Нужно ли так истово верить в другую жизнь, терпя бесконечные страдания в этой? Вот цепочка вопросов, которые задает Гийон-Клавель себе и читателю и на которые он не умеет ответить. Но объективно трагический финал романа недвусмысленно подводит читателя к единственному правильному ответу: Матье гибнет, смирившись под гнетом чужой воли — воли человека, который отнюдь не всесилен. Отец Буасси умер, жертвуя собой ради тех, кому он служил, но его смерть имеет и другое значение: она закономерна, как расплата за неминуемую гибель смирившегося Матье Гийона.
«Пора волков» написана зрелым мастером прозы. Холод, ветер, туман и снег, крики ночных птиц — фон, на котором разворачивается действие, почти физически ощутим, как того и хотелось писателю. Временем действия часто становится ночь, раннее серое утро, и как своеобразный рефрен повествования звучит непрестанный томительный вой волков. Бояться их нечего, они сыты трупами, оставшимися на полях сражений, но именно волки, издавна служившие для человека символом зла (во вторую мировую войну во Франции символом фашизма), напоминают героям о страшном и жестоком времени, которому нравственно способны противостоять лишь очень сильные люди.
Всего себя отдали людям отец Буасси, Матье Гийон, доктор Блондель и Мари из второго романа трилогии, но самой сильной оказалась Ортанс — героиня романа «Женщина на войне». В ней сила земли, на которой она родилась, в ней ее будущее. Не будет преувеличением сказать, что постижение истории раскрыло Бернару Клавелю-художнику величие человека, обретающего себя в борьбе.
В «Поре волков» нет бунтарей, и при поспешной оценке его героев можно было бы назвать обывателями. Но, отказываясь обвинять этих людей в невежестве, тупости, стадном чувстве, Клавель находит в простом человеке внутреннюю силу, достоинство и благородство. Обращаясь в своем романе «Пора волков» к тем, кто есть «соль земли» и «свет мира», он подтверждает свою репутацию народного автора, активно верящего в действенную силу добра на земле.
|