| >> след. >> Гюстав Флобер. Простое сердце.
-------------------------------------------------------------------
Французская новелла XIX века / [Сост. Б.П.Мицкевич.]
— Мн.: Изд-во «Университетское», 1984
Перевод А.В.Федорова
Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, ноябрь 2005
-------------------------------------------------------------------
I
Целых полстолетия обывательницы Пон-л'Эвека завидовали г-же Обен, у которой в служанках жила Фелисите.
За сто франков в год она стряпала, убирала дом, шила, стирала, гладила, умела взнуздать лошадь, знала, как откармливать птицу, сбивать масло, и сохраняла верность своей хозяйке, хотя та была особа не из приятных.
Г-жа Обен была замужем за красивым малым без всякого состояния; умер он в начале 1809 года, оставив ей двух маленьких детей и множество долгов. Она продала тогда свои поместья, кроме тукской и жефосской ферм, приносивших дохода не более пяти тысяч в год, и переехала из своего дома на улице Мелен в другой, требовавший меньших трат; он принадлежал ее предкам и находился за рынком.
Дом этот, крытый черепицей, занимал пространство между улицей и проулком, ведущим к реке. В одной комнате пол был ниже, чем в другой, так что нельзя было не споткнуться. Узкая передняя отделяла кухню от залы, где г-жа Обен целые дни просиживала в соломенном кресле у окна. Вдоль стены, выкрашенной в белый цвет, выстроились в ряд восемь стульев красного дерева. На старом фортепиано под барометром громоздилась пирамидой куча коробочек и коробок. По бокам желтого мраморного камина в стиле Людовика XV стояли два глубоких кресла, обитые вышитой материей. Часы посредине стены изображали храм Весты. И все здесь слегка пахло плесенью: пол был ниже, чем уровень сада.
Во втором этаже вы сперва попадали в комнату «барыни», очень большую, оклеенную обоями с бледными цветами; тут висел портрет «барина», изображенного в щегольском наряде. Дверь оттуда вела в комнату поменьше, там были две детские кроватки без тюфяков. Потом шла гостиная, всегда запертая, заставленная мебелью в чехлах. Далее коридор приводил вас в кабинет; книги и старые бумаги лежали здесь на полках, которые с трех сторон окружали большой письменный стол черного дерева. Два панно на шарнирах сплошь были покрыты рисунками пером, пейзажами, сделанными гуашью, и гравюрами Одрана — все это напоминало о лучших временах, об исчезнувшей роскоши. В третьем этаже комнату Фелисите освещало слуховое окно, выходившее в поля.
Она вставала чуть свет, чтобы не пропустить обедни, и работала без перерыва до самого вечера; по окончании обеда, прибрав посуду и крепко закрыв дверь, она зарывала полено в золу и засыпала у очага с четками в руках. Никто не торговался с таким упорством, как она. А что до чистоты, то блеск ее кастрюль приводил в отчаяние всех других служанок. Она была бережлива, ела медленно и пальцами подбирала на столе крошки хлеба; хлеб она сама пекла для себя — ковригу весом в двенадцать ливров, и ее хватало на двадцать дней.
Во всякое время года она носила ситцевый платок, заколотый на спине булавкой, чепец, скрывавший волосы, серые чулки, красную юбку и поверх кофты передник с нагрудником, как больничная сиделка.
Лицо у нее было худощавое, голос — резкий. В двадцать пять лет ей давали сорок, а когда ей исполнилось пятьдесят, определить ее возраст стало вовсе невозможно. Всегда молчаливая, прямая, с размеренными движениями, она походила на деревянную куклу, которую заводят, чтоб она могла двигаться.
>> след. >> |