| << пред. << >> след. >> ГЛАВА VII
На другой день все получилось, как желал Ковиньяк: племянник и крестник приехали на одной лошади; за ними явились Фрикотин и Шалюмо, первый с барабаном, второй с алебардой. Когда им сказали, что они имеют честь поступать на службу принцев, они несколько поупрямились; но препятствия были устранены угрозами Ковиньяка, обещаниями Фергюзона и убеждениями Баррабы.
Лошадь племянника и крестника назначили на перевозку багажа; а так как Ковиньяк набирал пехотную роту, то они не могли возражать.
Отправились в путь. Шествие Ковиньяка походило на триумф. Оборотливый заговорщик нашел средство увлечь самых упорных поклонников мира на войну. Иных он вербовал именем короля; других именем принцев; иные думали, что служат парламенту; иные воображали, что будут содействовать королю английскому, который намеревался высадиться на берег в Шотландии. Сначала существовало некоторое различие во мнениях и требованиях, которые потом сглаживал лейтенант Фергюзон. Но при помощи постоянной таинственности (которая была, как уверял Ковиньяк, необходима для успеха предприятия) все шли вперед, солдаты и офицеры, сами не зная, что будут делать. Через четыре дня после выезда из Шантильи Ковиньяк набрал двадцать пять человек, что составляло уже довольно большой отряд.
Ковиньяк искал центр для своих действий; приехал в сельцо между Шательро и Пуатье, и ему показалось, что он нашел желаемое место. Сельцо называлось Жоне. Ковиньяк вспомнил, что был тут один раз вечером, когда привез приказание герцога д'Эпернона Канолю, и основал главную квартиру в гостинице, потому что тут его хорошо накормили. Впрочем, и выбирать было не из чего: мы уже сказали, что в Жоне только одна гостиница.
Закрепившись таким образом на большой дороге из Парижа в Бордо, Ковиньяк имел позади войска герцога Ларошфуко, осаждавшего Сомюр, а впереди войска короля, собиравшиеся в Гиени. Он мог подать руку тем или другим и пока не хотел приставать ни к той, ни к другой партии; а до тех пор ему нужно было набрать человек сто, из которых он мог бы извлечь пользу. Набор шел удачно, и Ковиньяк совершил уже почти половину подвига.
Один раз Ковиньяк, потратив все утро на охоту за людьми, сидел, по обыкновению, у ворот гостиницы и разговаривал со своим лейтенантом. Вдруг он увидел в конце улицы молоденькую даму верхом. За нею ехал конюх и два навьюченных лошака.
Легкость, с которою хорошенькая амазонка управляла своей лошадью, неподвижность и гордость конюха напомнили что-то Ковиньяку. Он положил руку на плечо Фергюзона, который в этот день был не в духе, и сказал ему, указывая на амазонку:
— Вот пятидесятый солдат моего полка, или я умру!
— Кто? Эта дама?
— Да, она!
— Да что же это такое? У нас уже есть племянник и крестник, готовившиеся в адвокаты, два писца прокурора, два лавочника, доктор, три булочника и два пастуха; кажется, хватит негодных солдат, а вы хотите прибавить к ним еще женщину... Ведь придется когда-нибудь идти на войну!
— Да, но мое состояние не превышает еще двадцати пяти тысяч ливров (читатель видит, что состояние Ковиньяка увеличивалось, подобно его отряду); если б можно было добраться до круглой суммы, до тридцати тысяч, это было бы неплохо.
— А! Если смотреть на дело с этой стороны, так вы совершенно правы.
— Молчи! Ты сейчас увидишь!
Ковиньяк подошел к амазонке, которая остановилась перед окном и разговаривала с трактирщицей, отвечавшей из комнаты.
— Ваш слуга, милостивый государь, — сказал он, ловко приподнимая шляпу.
— Вы меня величаете милостивым государем? — спросила дама с улыбкой.
— Именно так, прелестный виконт. Дама покраснела.
— Я вас не понимаю, — возразила она.
— Очень хорошо понимаете, потому что покраснели до ушей.
— Уверяю вас, сударь, вы ошибаетесь.
— О, нет, нет! Я очень хорошо знаю, что говорю.
— Перестаньте шутить, прошу вас.
— Я не шучу, виконт, и вот вам доказательства. Три недели тому назад я имел честь встретить вас в мужском платье на берегах Дордони в сопровождении верного вашего Помпея. Господин Помпей все еще служит у вас? А, вот и он сам! Уж не скажете ли вы, что я не знаю и доброго господина Помпея?
Помпей и дама посмотрели друг на друга с изумлением.
— Да, да, — продолжал Ковиньяк, — это удивляет вас, прелестный виконт; но вы не осмелитесь сказать, что я встретил не вас близ гостиницы Бискарро.
— Правда, мы там встретились.
— Вот видите!
— Только тогда я была переодета.
— Нет, нет, вы теперь переодеты. Впрочем, я понимаю вас: приметы виконта де Канб разосланы по всей Гиени, и вы считаете благоразумным, чтобы не возбудить подозрения, носить женский костюм, который, если говорить правду, чрезвычайно вам к лицу.
— Милостивый государь, — сказала виконтесса в замешательстве, которое тщетно старалась скрыть, — если б в вашем разговоре не было нескольких разумных слов, так я подумала бы, что вы сумасшедший.
— Я не скажу вам того же; и переодеваться — дело очень благоразумное, когда вступаешь в заговор.
Дама посмотрела на Ковиньяка с еще большим беспокойством.
— В самом деле, — сказала она, — мне кажется, что я вас видела где-то, но никак не могу вспомнить...
— В первый раз вы меня видели, как я уже сказал вам, на берегах Дордони.
— А во второй?
— В Шантильи.
— В день травли? — Именно так.
— Так мне нечего бояться вас, милостивый государь; вы принадлежите к нашей партии.
— Почему же?
— Потому что были в гостях у принцессы.
— Позвольте заметить, что это ничего не значит...
— Однако...
— Там было так много народа, что не может быть, чтоб были только одни друзья.
— Берегитесь, я дурно о вас подумаю.
— Думайте, что угодно; я не рассержусь.
— Но что же вам угодно?
— Хочу, если вы позволите, принять вас в этой гостинице.
— Благодарю вас, сударь, но в этом нет нужды. Я жду здесь одного знакомого.
— Прекрасно! Извольте сойти с лошади, и до приезда ожидаемого гостя мы поговорим.
— Как прикажете? — спросил Помпей у виконтессы.
— Спроси комнату и вели готовить ужин, — отвечал ему Ковиньяк.
— Позвольте, милостивый государь, кажется, я должна здесь распоряжаться. — Это еще неизвестно, виконт; ведь я начальник в Жоне, и у меня пятьдесят человек солдат. Помпей, скорее готовить ужин!
Помпей повиновался.
— Так вы арестуете меня, милостивый государь? — спросила дама.
— Может быть.
— Что это значит?
— Это зависит от предстоящего нашего разговора; но извольте же сойти с лошади, виконт; вот так... Позвольте предложить вам руку... Трактирный слуга отведет вашу лошадь в конюшню.
— Я повинуюсь вам, сударь, потому что вы сильнее, как вы сами сказали; я не имею никакой возможности сопротивляться; но предупреждаю вас, что тот, кого я жду, офицер короля.
— В таком случае, виконт, вы представите меня ему; я буду очень рад познакомиться с ним.
Виконтесса поняла, что сопротивляться невозможно, и пошла вперед, показав странному своему знакомцу, что он может идти за нею.
Ковиньяк проводил ее до дверей комнаты, приготовленной Помпеем, и хотел уже сам войти туда, как вдруг Фергюзон, взбежав поспешно по лестнице, сказал ему на ухо:
— Капитан! Карета тройкою... в ней молодой человек в маске. У дверей два лакея.
— Хорошо, — отвечал Ковиньяк, — это, верно, ожидаемый гость.
— А, здесь ждут гостя?
— Да, и я пойду встречу его. А ты оставайся здесь, в коридоре. Не спускай глаз с двери: входить могут все, но никого не выпускай.
— Будет исполнено.
Дорожная карета остановилась у гостиницы. Ее сопровождали четыре человека из роты Ковиньяка, они встретили путешественника на дороге.
Молодой человек, одетый в голубое бархатное платье и закутанный в меховой плащ, лежал в карете. Когда вооруженные люди окружили его, он беспрестанно задавал им вопросы; но, не получая ответа и видя, что ничего не добьется, решил ждать. Иногда только он приподнимал голову и смотрел, не появился ли какой-нибудь начальник, у которого он мог бы спросить о странном поведении этих людей. Впрочем, нельзя определить, какое впечатление произвел на молодого путешественника этой случай: лицо юноши было прикрыто, по тогдашней моде, черною шелковою маскою, которая в то время называлась "волком". Впрочем, те части лица, которые виднелись из-под маски, то есть лоб и подбородок, были прекрасны и доказывали молодость, красоту и ум; зубы были маленькие и белые, и глаза блестели сквозь отверстия маски.
Два огромных лакея, бледные и испуганные, хотя у каждого из них было по мушкету, ехали возле кареты. Картина могла бы представлять сцену нападения разбойников на путешественника, если б все это происходило не днем, не возле гостиницы, без веселой фигуры Ковиньяка и спокойных лиц мнимых разбойников. Увидав Ковиньяка, который вышел из гостиницы после разговора с Фергюзоном, молодой путешественник вскрикнул и живо поднял руку к лицу, как бы желая убедиться, что маска все еще у него на лице; потом, ощупав маску, он несколько успокоился.
Хотя его движение было едва заметно, однако, оно не ускользнуло от внимания Ковиньяка. Он посмотрел на путешественника, как человек, привыкший подмечать приметы; потом невольно вздрогнул, но скоро оправился, очень приветливо снял шляпу и сказал:
— Добро пожаловать, сударыня. Путешественник еще более изумился.
— Куда вы едете? — спросил Ковиньяк.
— Куда я еду? — повторил путешественник, как будто не заметив слова "сударыня". — Куда я еду? Вы должны знать это лучше меня, если мне нельзя ехать, куда я хочу. Я еду, куда вы меня повезете.
Ковиньяк отвечал:
— Позвольте заметить вам, милостивая государыня, что это не ответ. Ваш арест продолжится несколько минут. Когда мы потолкуем немного о наших общих делишках с открытыми лицами и сердцами, вам позволено будет ехать далее.
— Извините, — сказал путешественник, — прежде всего позвольте мне поправить одну вашу ошибку. Вы принимаете меня за женщину, между тем, как видите по платью, я мужчина.
— Вы, верно, знаете латинскую пословицу: Ne nimium crede colori. Умный не судит по наружности, а я стараюсь казаться умным; из всего этого выходит, что под вашим ложным костюмом я узнал...
— Кого? — спросил путешественник со страхом.
— Я уже сказал вам, даму.
— Но если я женщина, зачем вы арестуете меня?
— Э, потому что в наше время женщины гораздо опаснее мужчин; ведь наша война могла бы, по-настоящему, называться женскою войною. Королева и принцесса Конде — две высшие власти, ведущие войну. Они назначили генерал-лейтенантами герцогиню де Шеврез, герцогиню де Монбазон, герцогиню де Лонгвиль... и вас. Герцогиня де Шеврез — генерал коадъютора; герцогиня де Монбазон — генерал принца Бофора; герцогиня де Лонгвиль — генерал герцога де Ларошфуко, а вы... вы, кажется мне, генерал герцога д'Эпернона.
— Вы с ума сошли! — прошептал молодой человек, пожимая плечами.
— Я вам не поверю, сударыня, так же, как не верил сейчас одному молодому человеку, который говорил мне то же самое.
— Вы может быть, уверяли ее, что она мужчина?
— Именно так. Я узнал молодого человека, потому что видел его около гостиницы Бискарро, и теперь не обманулся его юбками, чепчиками и тоненьким голоском точно так же, как меня не обманут ваш синий кафтан, серая шляпа и сапоги с отворотами. Я сказал ему: "Друг мой, называйтесь, как хотите, одевайтесь, как угодно, говорите, каким хотите голосом, вы все-таки виконт де Канб".
— Де Канб! — вскричал путешественник.
— Ага! Имя это поражает вас! Вы, может быть, как-нибудь знаете его? — Он очень молод? Почти ребенок?
— Лет семнадцать или восемнадцать, не более.
— Белокурый?
— Да.
— С голубыми глазами?
— Да.
— Она здесь?
— Вот тут.
— И вы говорите...
— Что он переодет в женщину, как вы теперь, сударыня, в мужчину.
— А зачем он приехал сюда? — спросил путешественник с живостью и смущением, которое становилось сильнее, между тем как Ковиньяк начинал говорить медленнее.
— Он уверяет, — сказал Ковиньяк, останавливаясь на каждом слове, — он уверяет, что какой-то приятель назначил ему здесь свидание.
— Приятель?
— Да.
— Дворянин?
— Вероятно.
— Барон?
— Может быть.
— А как зовут его?
Ковиньяк призадумался; в голове его вдруг появилась дельная мысль и произвела в нем заметный переворот. — Ого, — подумал он, — славно можно поймать их!
— А как его зовут? — повторял путешественник.
— Позвольте, — сказал Ковиньяк, — позвольте... Имя его кончается на "оль"...
— Каноль! — закричал незнакомец, и губы его побледнели.
Черная маска его резко обрисовалась на матовой белизне его лица.
— Точно так, Каноль, — сказал Ковиньяк, внимательно следя за переменами на видимых частях лица незнакомца. — Каноль, точно, как вы сказали. Так вы тоже знаете Каноля? Вы знаете весь свет?
— Полно шутить, — отвечал незнакомец, дрожавший всем телом и готовый упасть в обморок. — Где эта дама?
— Вот здесь, в этой комнате; третье окно отсюда, с желтыми занавесками.
— Я хочу видеть ее!
— Ого, неужели я ошибся? — сказал Ковиньяк. — Неужели вы тот Каноль, которого она ждет? Или господин Каноль — тот молодец, который скачет сюда в сопровождении лакея-франта?
Молодой путешественник так стремительно бросился к окну кареты, что разбил стекло.
— Он, точно он! — закричал юноша, даже не замечая, что кровь потекла из его ран на лбу. — Ах, я несчастная! Он опять увидит ее, я погибла!
— Ага! Теперь ясно, что вы женщина!
— Так они назначили друг другу свидание!.. Здесь!.. О, я непременно отомщу им!..
Ковиньяк хотел еще пошутить; но путешественник повелительно махнул одной рукой, а другой снял с себя маску. Перед спокойным Ковиньяком явилось бледное лицо Наноны, отмеченное самым грозным негодованием.
<< пред. << >> след. >> |