[в начало]
[Аверченко] [Бальзак] [Лейла Берг] [Буало-Нарсежак] [Булгаков] [Бунин] [Гофман] [Гюго] [Альфонс Доде] [Драйзер] [Знаменский] [Леонид Зорин] [Кашиф] [Бернар Клавель] [Крылов] [Крымов] [Лакербай] [Виль Липатов] [Мериме] [Мирнев] [Ги де Мопассан] [Мюссе] [Несин] [Эдвард Олби] [Игорь Пидоренко] [Стендаль] [Тэффи] [Владимир Фирсов] [Флобер] [Франс] [Хаггард] [Эрнест Хемингуэй] [Энтони]
[скачать книгу]


Аверченко Аркадий Тимофеевич. Искусство и публика

 
Начало сайта

Другие произведения автора

Начало произведения

     Аверченко Аркадий Тимофеевич. Искусство и публика
     
     
     -------------------------------------------------------------------
     Аверченко Аркадий Тимофеевич. Хлопотливая нация: Юмористические произведения. Сост. М.Андраша. — М.: Политиздат, 1991
     Ocr Longsoft http://ocr.krossw.ru, август 2006
     -------------------------------------------------------------------
     
     
     Вы — писатели, актеры и живописцы! Вы все (да и я тоже) пишете, играете и рисуете для того многоголового таинственного зверя, который именуется публикой.
     Что же это за таинственный такой зверь? Приходило ли кому-нибудь в голову математически вычислить средний культурный и эстетический уровень этого «зверя»?
     Ведь те, с которыми мы в жизни встречаемся, в чьем обществе вращаемся, кто устно по знакомству разбирает наши произведения, — эти люди, в сущности, не публика. Они благодаря именно близости к нам уже искушены, уже немного отравлены сладким пониманием тонкого яда, именуемого «искусством».
     А кто же те, остальные? Та Марья Кондратьевна, которая аплодирует вам, Шаляпин, тот Игнатий Захарыч, который рассматривает ваши, Борис Григорьев, репродукции в журнале «Жар-Птица», тот Семен Семеныч, который читает мои рассказы?
     Таинственные близкие незнакомцы — кто вы?
     
     * * *
     
     Недавно я, сидя на одном симфоническом концерте, услышал сзади себя диалог двух соседей по креслу (о, диалог всего в шесть слов).
      — Скажите, это — Григ?
      — Простите, я приезжий.
     Этот шестисловный диалог дал мне повод вспомнить другой диалог, слышанный мною лет двенадцать тому назад, — не откроет ли он немного ту завесу, за которой таинственно прячется «многоголовый зверь»?
     Двенадцать лет тому назад я сидел в зале Дворянского собрания на красном бархатном диване и слушал концерт симфонического оркестра, которым дирижировал восьмилетний Вилли Ферреро [1].
     Я не стенограф, но память у меня хорошая... Поэтому постараюсь стенографически передать тот разговор, который велся сзади меня зрителями, тоже сидевшими на красных бархатных диванах.
      — Слушайте, — спросил один господин своего знакомого, прослушав гениально проведенный гениальным дирижером «Танец Анитры», — чем вы это объясняете?
      — Что?
      — Да вот то, что он так замечательно дирижирует.
      — Простой карлик.
      — То есть что вы этим хотите сказать?
      — Я говорю, этот Ферреро — карлик. Ему, может быть, лет сорок. Его лет тридцать учили-учили, а теперь вот — выпустили.
      — Да не может этого быть, что вы! Поглядите на его лицо! У карликов лица сморщенные, старообразные, а у Вилли типичное личико восьмилетнего шалуна, с нежным овалом и пухлыми, детскими губками.
      — Тогда, значит, гипнотизм.
      — Какой гипнотизм?
      — Знаете, который усыпляет. Загипнотизировали мальчишку и выпустили.
      — Все ученые заявили, что под гипнозом человек может делать только то, что он умеет делать и в нормальной жизни. Так, например, девушку можно под гипнозом заставить поцеловать находящегося вблизи мужчину, но никак нельзя заставить говорить ее по-английски, если она не знала раньше английского языка.
      — Серьезно?
      — Ну конечно.
      — Тогда все это очень странно.
      — В том-то и дело. Я поэтому и спрашиваю: чем вы объясняете это?
      — Может, его мучили?
      — Как это?
      — Да вот, знаете, как маленьких акробатов... Рассказывают, что их выламывают и даже варят в молоке, чтобы у них кости сделались мягче.
      — Ну что вы! Где же это видано, чтобы дирижера в молоке варили?
      — Я не говорю в буквальном смысле — в молоке. Может быть, просто истязали. Схватят его за волосы и ну теребить: «Дирижируй, паршивец!» Плачет мальчик, а дирижирует. Голодом морят тоже иногда.
      — Ну что вы! При чем тут истязания. Вон даже клоуны, которые выводят дрессированных петухов и крыс, и те действуют лаской.
      — Ну что там ваша ласка! Если и добиваются лаской, так пустяков: петух, потянув клювом веревку, Стреляет из пистолета, а крыса расхаживает в костюме начальника станции. Вот вам и вся ласка. А здесь — маленький мальчуган дирижирует симфоническим оркестром! Этого лаской не добьешься.
      — Значит, по-вашему, его родители истязали? Странная гипотеза! — Он обиженно пожал плечами. — Выходит так: берем мы обыкновенного мальчика миловидного, начинаем истязать, колотить его по чем попало — и мальчишка через год-два уже дирижирует симфоническим оркестром так, что все приходят в восторг?! Просто же вы смотрите на вещи.
      — Виноват! Вы вот все меня спрашиваете — объясни да объясни. А как вы сами объясняете?
      — Что? Вилли Ферреро?
      — Да-с.
      — Тут если и может быть объяснение, то гораздо сложней. Последние завоевания оптической техники.
      — Вы думаете, посредством зеркал?
      — То есть?
      — Знаете, зеркало под известным углом... Фокусники достигают того, что...
      — Нет-с, это пустяки. А видел я летом в «Аквариуме» механического живописца. Маленький человек, который собственноручно портреты с публики писал. Представьте себе, я узнал, как это делается: он соединен электрическим проводом с настоящим живописцем, который сидит за кулисами и рисует на другой бумаге. И что же вы думаете! Устроено так, что маленький живописец гениально точно повторяет все его движения и рисует очень похоже.
      — Позвольте! Механического человека можно двигать электричеством — но ведь Ферреро живой мальчик! Его даже профессора осматривали!
      — Гм! Пожалуй. Ну, в таком случае я прямо отказываюсь понимать: в чем же тут дело?!
     Я не мог больше слушать разговора.
      — Эй вы, господа. Все, что вы говорили, может быть, очень мило, но почему бы вам не предположить что-либо более простое, чем электрические провода и система зеркал...
      — Именно?
      — Именно, что мальчик — просто гениален!
      — Ну, извините, — возразил старик, автор теории об истязании. — Вот именно, что это было бы слишком простое объяснение!
     
     * * *
     
     Подумайте только: на красном диване позади меня сидели люди, для которых мы пишем стихи, рассказы, рисуем картины, Шаляпин для них поет, а Павлова для них танцует.
     Не лучше ли всем нам, танцующим, поющим и пишущим, с Шаляпиным и Павловой во главе, заняться оптовой торговлей бычачьими шкурами? Я знаю немного бухгалтерию — возьму на себя ведение конторских книг.
     А Вилли Ферреро будет у нас мальчишкой на посылках — относить счета заказчикам... А?.
     
     
     [1] Здесь дается позднейшая редакция этого рассказа. А. Т. Аверченко в своем примечании к рассказу вспоминает: «Этот крохотный гениальный мальчик разъезжал по России, с огромным успехом в годы 1911 — 1913-й выступая как дирижер огромного симфонического оркестра. Впечатление от его концертов было потрясающее...»


Библиотека OCR Longsoft